Харпер Ли - Пойди поставь сторожа
Одеваясь, услышала на крыльце шаги Генри и подумала, что он заехал за ней рановато, но он прошел через холл в комнату Джима. Она чуть подкрасила губы «Танджи Орандж», причесалась и пригладила челку позаимствованным у Джима «Виталисом». Когда появилась в гостиной, Аттикус и доктор Финч поднялись.
– Картинка! – сказал отец и поцеловал ее в лоб.
– Осторожно! Растреплешь!
– Ну что? – спросил дядюшка. – Генеральную репетицию?
Генри заглянул в дверь, когда они танцевали в гостиной. Он заморгал при виде новых очертаний ее фигуры и прикоснулся к плечу доктора Финча:
– Дамы меняют кавалеров. – А ей сказал: – Замечательно выглядишь, Глазастик. У меня для тебя кое-что есть.
– Ты тоже отлично смотришься, Генри, – сказала она. Стрелки на его синих парадных саржевых брюках были заглажены до бритвенной остроты, горчичный пиджак еще пах чистящей жидкостью, а светло-голубой галстук, отметила Джин-Луиза, был взят напрокат у Джима.
– Хорошо танцуешь, – сказал он, и Джин-Луиза сбилась с такта.
– На ноги не смотри! – одернул ее доктор Финч. – Я же говорю: это как нести полную чашку кофе. Будешь смотреть на нее – обязательно прольешь.
Аттикус открыл крышку часов:
– Джиму, если он хочет застать Айрин, пора выдвигаться. Его таратайка больше тридцати миль не дает.
Появился Джим, но Аттикус послал его поменять галстук. Когда Джим появился вновь, Аттикус вручил ему ключи от семейного автомобиля, денег на карманные и наставление – не гнать больше пятидесяти.
– Вот что, – сказал Джим, восхитившись, как положено, красой Джин-Луизы, – вы все можете сесть в «форд» и тогда не придется со мной пилить до Эбботсвилля и обратно.
Доктор Финч беспокойно рылся в карманах пиджака:
– Для меня несущественно, как вы поедете. Только поезжайте уже наконец хоть как-нибудь. Мне действует на нервы, когда вы мельтешите перед глазами во всем своем великолепии. И Джин-Луиза взмокнет. Входи, Кэл.
Кэлпурния застенчиво стояла в холле, любуясь этими сборами, но по привычке слегка ворча. Она поправила Генри сбившийся галстук, сняла невидимую пушинку с рукава Джима и высказала пожелание, чтобы Джин-Луиза вышла с ней в кухню, а там сказала с сомнением:
– Все же, наверно, надо было пришить…
Генри крикнул, что пора ехать, пока доктора Финча не хватил удар.
– Ничего, Кэл, все будет в порядке.
Вернувшись в гостиную, она обнаружила, что дядюшка готов взвихриться от едва сдерживаемого нетерпения, являя собой яркий контраст Аттикусу, который непринужденно стоял руки в карманы.
– Идите, – сказал он. – А то через минуту придет Александра – и тогда вы точно опоздаете.
Они уже вышли на крыльцо, когда Генри остановился и, вскричав «Забыл!», кинулся в комнату Джима. Вернулся с какой-то коробкой и с низким поклоном протянул ее Джин-Луизе:
– Это вам, мисс Финч.
В коробке оказались две розовые камелии.
– Хэ-энк, – сказала она. – Они же покупные!
– Заказал в самом Мобиле. Привезли шестичасовым автобусом.
– И куда мне их?..
– Боже всемогущий! – взорвался доктор Финч. – Куда?! На подобающее им место! Поди сюда!
Он вырвал камелии из рук племянницы и приколол их ей к плечу, сурово оглядев при этом ее накладной бюст:
– Ну, может быть, вы наконец соизволите шагнуть за порог?
– Ой, сумочку забыла.
Доктор Финч извлек носовой платок и утер подбородок.
– Генри, – сказал он. – Ступай, заведи свою гадкую тарахтелку. Мы к тебе выйдем.
Джин-Луиза поцеловала на прощанье отца, а тот сказал:
– Надеюсь, это будет лучший вечер в твоей жизни.
Спортивный зал средней школы округа Мейкомб был изысканно украшен воздушными шариками и красно-белыми гирляндами из крепированной бумаги. В дальнем конце был накрыт длинный стол: бумажные стаканы, блюда сэндвичей, стопки салфеток окружали две чаши для пунша. Свеженатертый пол блестел, баскетбольные корзины подтянули к самому потолку, переднюю часть помоста украсили зеленью, а в центре по не вполне понятной причине установили большие красные буквы СШОМ.
– Красиво, скажи, а? – сказала Джин-Луиза.
– Загляденье, – подтвердил Генри. – И зал, когда нет игры, как будто больше.
Они присоединились к старшим и младшим братьям-сестрам, толпившимся у стола. Джин-Луиза явно произвела на собравшихся впечатление. Девочки, с которыми она виделась ежедневно, расспрашивали, откуда платье, словно их туалеты были не из того же магазина. «Кэлпурния купила у Гинзберга», – отвечала она. Мальчишки, которым она еще несколько лет назад выцарапывала глаза, застенчиво заводили с нею чинный разговор.
Когда Генри протянул ей стакан пунша, она шепнула:
– Если хочешь пойти к своим или еще чего – давай. Ничего.
– У меня свидание с тобой, Глазастик, – улыбнулся он.
– Я знаю, но не хочется, чтобы ты чувствовал себя обязанным…
Он рассмеялся:
– Не волнуйся, не чувствую. Я хотел привести тебя сюда. Пошли потанцуем.
– Пошли.
Он вытащил ее в центр зала. Из динамиков как раз полилась медленная мелодия, и Джин-Луиза, про себя отсчитывая «раз-два-три», справилась с танцем и сделала только одну ошибку.
Бал продолжался, и она поняла, что успех, пусть и скромный, она снискала. Ее приглашали наперебой, а если вдруг и случалась заминка, рядом неизменно оказывался Генри.
Самолюбие заставляло ее пережидать джиттербаги или латиноамериканские танцы, и Генри сказал, что когда она выучится танцевать и при этом разговаривать с кавалером, ей вообще цены не будет. Джин-Луизе хотелось, чтобы этот вечер не кончался никогда.
При появлении Джима и Айрин по залу пролетел гул. Джим не так давно был удостоен титула Самый Красивый, и на законных основаниях – от матери он унаследовал волоокий взор, от Аттикуса – густые, как у всех Финчей, брови и правильные черты лица. Айрин разоделась по последнему слову моды – облегающее платье из зеленой тафты, туфли на высоких каблуках, – а когда она танцевала, на запястьях у нее звенели десятки браслетиков. У нее были холодные зеленые глаза, иссиня-черные волосы, быстрая улыбка, и относилась она к тому типу девушек, в которых Джим влюблялся с завидным однообразием.
Он исполнил братский долг, потанцевав с Джин-Луизой, сказал, что у нее замечательно все выходит, однако нос блестит, и в ответ узнал, что выпачкан губной помадой. Отбыв песню, Джим вверил сестру заботам Генри.
– Не могу представить, что ты в июне уходишь в армию, – сказала она. – Неужели ты уже такой старый?
Генри открыл было рот, но неожиданно вытаращился и рывком притянул ее к себе.
– Что такое, Генри?
– Тебе не кажется, что тут жуткая духота? Пошли на улицу.
Джин-Луиза попыталась вырваться, но он держал крепко и дотанцевал с нею до боковых дверей, открытых в темноту.
– Ты ошалел, Генри? Чего я сказала-то?..
Он взял ее за руку и повел кругом к подъезду школы.
– Э-э… – сказал он затем и взял ее за другую руку. – Милая… Осмотри себя… э-э… спереди.
– Ничего не вижу в такой темнотище.
– Тогда пощупай.
Она пощупала и ахнула. Правая накладная грудь сдвинулась к самой середине, а левая уехала куда-то под мышку. Она вернула их на место и ударилась в слезы.
Села на крыльцо; Генри пристроился рядом и обнял ее за плечи. Выплакавшись, она спросила:
– Ты когда заметил?
– Вот честно, как заметил, так и вывел тебя из зала.
– Как считаешь – давно они надо мной ржут?
Генри покачал головой:
– Я думаю, вообще никто не видел. Слушай, Джим танцевал с тобой до меня – уж он обязательно сказал бы.
– У Джима голова занята одной Айрин. Циклон начнется – он и то не заметит. – Она вновь начала негромко всхлипывать. – Как я им теперь на глаза-то покажусь?!
Генри крепче обхватил ее плечи.
– Глазастик, поверь мне – эта штука сдвинулась, когда мы танцевали. По логике именно так получается – если что, сказали бы, сама же понимаешь.
– Нет, не понимаю. Они бы перешептывались и хихикали у меня за спиной.
– Ну не старшие же, – утешил Генри. – Ты же успела потанцевать с целой футбольной командой, пока Джим не пришел.
Да, она успела. Все игроки по очереди чинно просили оказать им честь: Джим втихомолку устроил так, чтобы его сестра получила удовольствие от вечера.
– И потом, – добавил Генри, – они мне не нравятся. Ты в них на себя не похожа.
Это ее уязвило.
– Вот так раз. Ты что хочешь сказать – я выгляжу в них смешно? Так я и без них смешная.
– Я хочу сказать, что ты – не Джин-Луиза. И вовсе ты не смешная. Мне вот очень нравится, какая ты.
– Спасибо, Хэнк, но ведь это неправда. Я толстая не там, где надо, и…
– Тебе сколько лет-то? – гаркнул Генри. – Пятнадцати еще нет! Ты же еще растешь! Помнишь Глэдис Грирсон? Помнишь, как все ее дразнили «Жирная Жо…»?
