Алексей Иванников - Расследование
Я переждал ещё минуту, пока друг семьи не закончил кашлять и не успокоился; присутствовать при ещё одном семейном скандале мне совершенно не хотелось, но покидать жилище, связанное с последними годами жизни Р., казалось пока рановато: здесь требовалось выжимать всё что только можно, поскольку второй визит по понятным причинам вряд ли мог состояться. Надо было использовать временную потерю внимания и растерянность, и я поспешно взял инициативу на себя. – «Но сейчас вы не работаете?» – «Нет.» – Она кивнула в сторону друга семьи. – «Вот он мне помог.» – «В каком смысле?» – «Устроил пенсию; раньше срока, естественно, и к тому же как вдове и наследнице великого актёра. А что это вы всё выведываете и лезете: куда вас не просят?..» – Неожиданный вопрос грозил настоящими неприятностями, но в прихожей резко затренькал звонок и у двери явно завозились и затопали, и другу семьи как самому подвижному из остававшихся в комнате пришлось сходить и впустить сына Р. с собакой. Видимо, они хорошо нагулялись и устали, потому что собака запрыгала и загавкала, выражая нетерпение; кроме того сын, видимо, замёрз: он схватил чайник и понёс его на кухню. Собака наконец получила своё: хозяйка не захотела оставлять Джека в одиночестве и принесла миску с едой из прихожей в комнату. Собака чавкала и давилась, а хозяйка уже вернулась к дивану и снова заняла прежнюю боевую позицию, с высоты которой моё положение снова стало шатким и неустойчивым.
«Вы о чём-то таком спрашивали, а я, извините, уже забыла…» – То ли она на самом деле забыла мой настойчивый вопрос, то ли использовала временную хитрость с далеко идущими последствиями: но я решил отбиваться до конца и продлевать своё присутствие здесь всеми возможными способами. – «А вы не будете возражать, если ваш сын что-нибудь о себе расскажет?» – Она сначала тупо уставилась на меня, а потом передвинула взгляд на друга семьи, который постоянно находился на страже её интересов и во всём искал опасности, но здесь он почему-то промолчал. – «Его зовут Игорь?» – Она снова кивнула, и я – не решившись покинуть комнату и лишиться таким образом верховного присмотра – стал ждать его возвращения с кухни.
Ждал я недолго: он появился, неся в одной руке дымящийся чайник, а в другой сжимая остатки бутерброда с колбасой, из-за чего сразу же возникла новая потасовка: колбаса, оказывается, была предназначена для собаки, с чем Джек сразу же согласился, загавкав на похитителя, а для общего употребления в глубине холодильника лежал батон салями, и в результате виновнику пришлось разделить остатки с Джеком, что тому конечно же понравилось; они честно разделили мокрые розовые кусочки, и Джек зачавкал дальше у своей миски, поглядывая на меня настороженным и не до конца доверяющим взглядом, а я наконец получил возможность пообщаться с сыном и наследником великого актёра.
Он был мало похож внешне на великого предка: возможно, сильно мешал его облик и почти полное отсутствие волос на голове; где-нибудь на улице я просто прошёл бы мимо, не обратив внимания на худощавого слегка дебильного на вид парня, и его насупленность можно было принять даже за полное отсутствие интеллекта, но я не стал поддаваться первичному впечатлению и приступил к делу, стараясь не задевать чувствительные антенны сидящих рядом заинтересованных зрителей. – «Игорь, я журналист и пришёл по делу: меня интересует твой отец.» – Мы были почти ровесниками, и я мог позволить себе достаточно вольные отношения с ним: так мне казалось. – «И на что тебе сдался мой папаша?» – Я сразу заметил напряжение на лице вдовы. – «Он нужен не только мне, но и миллионам людей, которые помнят и любят его.» – «Они-то, может, и помнят, но я, честно говоря, не очень.» – «Игорь!» – Вдова наконец не выдержала. – «Хотя бы постыдился: при посторонних-то!» – «А чего мне стыдиться? Пьянчуги этого? Пускай он сам стыдится – если сможет, конечно.» – Такое богохульство и оскорбление было странно и нелепо слышать от единственного сына и главного наследника; даже друг семьи сбоку от меня не выдержал и вскочил: он собирался на что-то указать и явно прочесть нотацию, но Игорь успел раньше. – «Да! И нечего мне тут тыкать и указывать: что говорю, то и есть, и все ваши шуры-муры мне давно осточертели!» – Он явно обращался и к матери, и к другу семьи, не ожидавшему такого всплеска энергии и чёрной неблагодарности; вдова застыла на диване, и я не представлял, чем может кончиться инцидент, но сын Р. неожиданно почти бросил чашку на стол, разлив кофе по белоснежной скатерти, и убежал в свою комнату, хлопнув дверью. Где-то под столом залаяла и заскулила собака, и я понял, что мой визит сюда подходит к завершению. Вдова ещё сидела, уставившись куда-то в пол, где возился Джек, а я начал собирать вещи; совсем ненамного опередил я её желание. – «Вам надо уйти.» – Я обречённо кивнул и поднялся; друг семьи молча проводил меня до прихожей и открыл дверь; я тихо попрощался и извинился, но он меня уже не слышал и весь был там, внутри, где – судя по всему – готовился и набирал силу – многократно превосходящую всё предыдущее – новый семейный скандал.
Когда я выбрался из подъезда, светило солнце и поддувал тёплый ветерок; не требовалось больше что-то изображать из себя или наоборот скрывать очевидные вещи: я совсем отвык за два с лишним часа от нормального обращения и теперь возвращался в прежнее состояние. Я собирался сегодня всё-таки дозвониться бывшему другу Р.: надо было искать следующие источники информации. Кто же мог предположить, что в самом естественном и близком Р. месте меня может ждать полный провал, и хорошо ещё, если он не повлечёт за собой очередных неприятных последствий: я надеялся, что вдова не слишком серьёзно отнесётся к моему обещанию помочь в её работе с книгой воспоминаний, и вряд ли она могла запомнить мои данные. На худой конец пришлось бы реально загрузить себя сверх меры текущей газетной работой, так что даже самый пристрастный человек смог бы подтвердить, что я совершенно не в состоянии помочь ей, и потом уже дело можно было с помощью долгой системы отсрочек и отговорок затянуть и наконец спустить на тормозах. Газетная практика давала большой опыт: кто же обходился без этого в многочисленных мелких стычках и редких побоищах, когда речь шла о результатах многих дней и ночей и даже задевались личные интересы? Я медленно шёл в сторону метро, прикидывая ближайшие последствия сегодняшнего визита, и совершенно не замечал окружающего: суетливо бегали машины, шмыгали прохожие, и когда кто-то неожиданно дёрнул меня за руку, я опешил и остановился. Сбоку от меня стояла высокая девушка, в которой я наконец узнал дочь Р.; она почти униженно смотрела на меня, и я решился первым задать вопрос. – «Вы что-то хотели мне рассказать?» – «Да.» – «Пойдёмте тогда куда-нибудь: здесь неудобно.» – «Я не могу. Мне надо быстро.» – Я осмотрелся. – «Тогда отойдём в сторону.» – Она послушно двинулась за мной, и мы остановились у глухой стены дома, где вряд ли кто-то мог помешать нам. – «И что вы хотели?» – «Знаете, вы не должны винить маму, она просто курица, и ничего не понимает…» – «Чего не понимает?» – «Ну, во всём виноват этот паук: мы так и зовём его про себя: «тарантул.» – «Вы про друга семьи?» – «Да: он мамин любовник. Ведь знаете, когда умер отец, мы остались совсем одни, и никто не хотел нам помогать, а потом откуда-то вылез он и всю её опутал паутиной.» – «Вообще я бы не сказал, что ваш «тарантул» определяет жизнь в доме.» – «Это при чужих так.» – Она тяжело вздохнула и всхлипнула. – «А мать – она глупая и ничем на самом деле не управляет, а зависит от него. Он как-то устроил ей пенсию за отца, но таких денег, конечно же, не хватает, и он даёт ей лично. Я всё видела и знаю.» – Она замолчала. – «И ещё: он теперь и ко мне пристаёт, а если мать узнает, она скорее меня выгонит из дома, чем расстанется с ним: она ведь привыкла и к нему, и к роскошной жизни; а насчёт манекенщицы – тоже его затея: он думает, что таким путём быстрее меня обломает, но ничего у него не получится: я скорее сбегу из дома.» – «А кто он вообще такой?» – «Я не знаю точно: то ли у него своя фирма, то ли он в министерстве большая шишка, а может и то, и другое. «Тарантул» он и есть «тарантул».» – Она горько улыбнулась, и мне захотелось приласкать её, но она слишком однозначно могла это воспринять, и я сдержался. – «Кстати, а про отца вы не могли бы мне что-нибудь рассказать? Перед самым моим уходом получился скандал, как раз когда я хотел о нём что-то узнать: вы наверняка должны были слышать.» – «Когда он умер, мне было всего три года: что я могу помнить? А если вспоминать то, что рассказывал брат, наверно будет так: отец очень много работал в театре и в кино, и кроме того много пил; ещё я слышала, что у него были другие… женщины. Так что маме очень тяжело пришлось с ним, особенно в конце.» – Я стоял и согласно кивал: таков был настоящий конец Р., украшенный блевотиной и пьяными соплями в окружении собутыльников, любовниц, друзей и близких, которые сейчас уже давно отвыкли от его присутствия в этом мире: магическая сила давно была погребена под слоем земли и украшена чудным каменным изваянием, а последствия и отголоски всё ещё продолжали витать над нами, изредка просыпаясь и потом снова затухая в тёмном клубящемся тумане, который выходил иногда на поверхность, не давая забыть о былой славе и величии.
