Томас Пинчон - Край навылет
Ничто в этот роковой миг не есть то, чем кажется. Вот эта вот женщина, несмотря на свой эм-би-эй, обыкновенно – верный признак идиотизма, разыгрывает тебя, такую умницу, и тебе нужно рвать когти отсюда как можно скорее. Театрально подчеркнутый взгляд на «Г-шок Мини»:
– Ого, ланч с клиентом, «Смит-и-Волленски», месячная доза мяса, скоро вам позвоню. Если маму вашу увижу, привет передать?
– «Сдохни» может быть эффективнее.
Не очень изящный отход. Учитывая нехватку успеха у Максин и вероятность того, что холодность Талит не растает, никуда не деться – ей придется излагать Марке неотредактированную правду. Это при условии, что она сумеет вставить слово, поскольку Марка, находясь теперь под впечатлением, что Максин в таких делах нечто вроде гуру, взялась за еще одну актовую речь, на сей раз – о Талит.
Несколько лет назад, на исходе одного унылого зимнего дня, когда Марка возвращалась домой с Пионерского рынка на Колумбе, ее походя толкнул безликий япп, бросив «Извините», что с нью-йоркского переводится как «Отвали нахуй у меня с дороги», и это наконец оказалось последней каплей. Марка выронила пакеты в мерзкую уличную жижу, хорошенько пнула их и заорала во весь голос:
– Я ненавижу эту жалкую выгребную яму, а не город! – Никто, похоже, не обратил внимания, хотя сами пакеты и их раскатившееся содержимое исчезли за считаные секунды. Единственная реакция последовала от прохожего, который сбавил шаг и заметил:
– И вам не нравится, так почему ж не живете где-нибудь в другом месте?
– Интересный вопрос, – вспоминает она теперь с Максин, – хотя сколько мне на самом деле требовалось об этом думать? Потому что Талит здесь, вот почему, тут все начинается, тут и заканчивается, ничего нового.
– С двумя мальчишками, – кивает Максин, – все иначе, но иногда я сажусь пофантазировать, каково было б, типа, с девочкой.
– И? родите, вы же сами еще ребенок.
– Ага, беда в том, что дети – и Хорст, и все, с кем я дейтилась после.
– Ох, вы б моего экса видели. Сидни. Подростки не в себе заявлялись с паломничествами со всей страны, лишь бы запаровозиться от него и выверить калибровку.
– Он по-прежнему…
– Жив-здоров. Если и отчалит когда, для него будет такой неприятный сюрприз.
– Вы общаетесь?
– Больше, чем мне бы хотелось, он живет на Кэнарсийской линии с какой-то 12-леткой по имени Блестка.
– А с Талит ему удается видеться?
– Мне кажется, там какой-то судебный запрет уже пару лет как действует, когда Сид стал ошиваться на улице у них под окном с тенор-саксофонистом и играть тот старый рок-н-ролл, что ей раньше нравился, поэтому Мроз, само собой, довольно быстро положил этому кибош.
– Стараешься не думать ни о ком плохо, но этот субъект Мроз в самом деле…
– Она не против. Никогда же не хочешь, чтобы дети повторяли твои ошибки. Поэтому оно как – Талит идет по моим стопам и выходит замуж за не того перспективного предпринимателя. Худшее, что можно сказать о Сиде, – он не справлялся со стрессом постоянной жизни со мной. Мроз же стрессу рад, чем больше его, тем лучше, поэтому Талит, само собой, мое извращенное дитя, из трусов выпрыгивает, чтобы стресс у него не вызывать. А он делает вид, что ему нравится. Он зло.
– Так, – осторожно, – если не трогать должность в «хэшеварзах» и все прочее, насколько она, по-вашему, в доле?
– Чего? Секретов компании? Она не из свистунов, если вы на это надеетесь.
– Недостаточно недовольна, хотите сказать.
– Да хоть заходись она от ярости 24-на-7, какая разница? В их добрачном контракте накатано больше, чем на метро. Она, блядь, собственность Мроза.
– Я там пробыла от силы час, но у меня такое чувство. Типа умысла, которым она, возможно, и не делится с вундеркиндом.
– Например, чем? – Проблеск надежды. – Кем-то.
– Мы разговаривали только о мошенничестве… но… считаете, в кадре может быть и мол-чел?
– Некоторые главы истории на это намекают. Сказать вам откровенно, материнское сердце это бы не разбило.
– Жаль, что у меня нет для вас новостей получше.
– Поэтому я и дальше буду брать, что смогу, моего внука Кеннеди, у меня Офелия подкуплена, нянька его, время от времени дает нам с ним минутку-другую наедине. Хотя бы приглядывать за ним получается, следить, чтоб не сильно его переебали. – Смотрит на часы. – У вас еще минута есть?
Они следуют на перекресток 78-й и Бродуэя.
– Пожалуйста, никому не говорите.
– Мы ждем вашего дилера, чего?
– Кеннеди. Талит и офицер гестапо, за которого она вышла, отправили его в Коллиджиэт. Куда ж, блядь, еще. Хотят, чтобы он без стыков запрограммировался в Харвард, юрфак, Уолл-стрит, обычный Манхэттенский марш смерти. Что ж. Только б бабуля не подсуропила.
– Могу спорить, он от вас без ума. Считается, это вторая по крепости связь между людьми, из всех, какие бывают.
– Еще б, птушто вы оба ненавидите одних и тех же людей.
– Ууу.
– Ладно, может, преувеличиваю, я Талит, конечно, терпеть не могу, но, случается, и люблю тоже.
Дальше по кварталу, перед политехникумом для правящего класса, зароились маленькие мальчики в рубашках и галстучках. Максин тут же засекает Кеннеди, для этого не нужно быть ясновидящей. Кудрявый блондин, подмастерье сердцееда, он изящно сдает задним ходом от кучки мальчишек, машет, поворачивается и опрометью кидается на другой конец квартала прямо в объятья Марки.
– Привет, пацан. Тяжкий день?
– Они сводят меня с ума, бабуля.
– Ну еще бы, уже почти конец семестра, они просто еще парочку поздних вбросов делают.
– Кто-то вон вам машет, – грит Максин.
– Черт, это уже Офелия? Должно быть, машина раньше пришла. Ну, дружище, это было кратко, но значимо. А, и еще вот, чуть не забыла. – Вручая ему две или три карточки с покемонами.
– Генгар! Японский Псиутк!
– Этих, как мне сообщали, можно добыть из машин лишь в некоторых игровых залах Токио. У меня там, может, свой человек, так что не отключайся.
– Обалдеть, бабуля, спасибо. – Еще раз объятия, и он отваливает. Глядя, как он бежит на угол, где его уже ждет Офелия, Марка прикручивает ко взгляду телевик.
– Эта счастливая чета Мрозов, говорю вам, либо они меня еще не догнали, либо отлично изображают дураков. Так или эдак, но кто-то велел Гюнтеру приехать сюда раньше.
И придется ли мне когда-нибудь в итоге с таким вот иметься, машинально думает Максин, затем так же проворно решает не иметься, если получится.
– Хороший пацан для покемономана.
– Остается лишь молиться, что Талит не заимела себе никакого гена чистюли от матери Сида. Сид по-прежнему ворчит про те бейсбольные карточки, что она выкинула сорок лет назад.
– Мать Хорста тоже. Что не так с их поколением?
– Сегодня такому не бывать, у яппов крепкие прихваты с коллекционным рынком. Все равно покупаю всего по два, чтоб уж наверняка.
– Так вы получите Бабушку Года, если не остережетесь.
– Эй, – Марка решила быть крутым парнягой, – Покемон, что я понимаю? какой-то вест-индский проктолог, да?
Хорст не может найти мороженое с таким вкусом, который ему сегодня очень нужен, и проявляет признаки сгущающегося нетерпения, что обычно в такой флегме тревожит.
– «Тесто для шоколадного печенья с арахисовым маслом»? У нас же это годами валяется, Хорст, а? – Сознавая, что звучит это в точности как у ядовитой зануды, какой все эти годы она тщательно старалась не быть, хотя бы не говорить так.
– Не могу объяснить. Это как китайская медицина. Нехватка яна. Иня? Чего-то из них.
– В смысле…
– Не хотелось бы слетать с катушек перед мальчишками.
– О, а передо мной, значит, не вопрос.
– С чего мне начинать разговаривать с тем, у кого твой уровень пищевого образования? Аааххх! «Тесто для шоколадного печенья с арахисовым маслом». Понимаешь, о чем я?
Максин берет беспроводной телефон и показывает им ползнака «тайм-аут».
– Просто возьму и наберу 911, окей, солнышко? Только, разумеется, с поправкой на твое уголовное прошлое…
До какой степени серьезности слепляется эта домашняя сцена, никто никогда не узнает, потому что как раз в этот миг из вестибюля жужжит Ригоберто.
– Тут Марвин?
Не успевает она повесить трубку домофона, тот уже у двери. Ганджапортация, несомненно.
– Опять, Марвин.
– День и ночь на посту, приношу людям то, что им нужно. – Из скоро-уже-винтажной козмо-сумки он извлекает две кварты мороженого «Бен-и-Джерри» со вкусом теста для шоколадного печенья с арахисовым маслом.
– Это перестали выпускать еще в 97-м, – Максин меньше изумлена, нежели раздражена.
– Так только деловые страницы утверждают, Ма-зин. А это вожделенье.
Хорст, уже заглатывая мороженое ложками с обеих рук, воодушевленно кивает.
– О и вот тоже, это тебе. – Передавая видеокассету в коробочке.
– «Вопи, Блэкула, вопи»? У нас дома копий уже стопка, включая режиссерскую версию.
– Дах-рагуша, я их только доставляю.
