Джозеф Кутзее - Детство Иисуса
– Да, разумеется: у нас свои учреждения, у них – свои.
– Понятно, да. Но, уж простите, вы рассуждаете как выпускница городского Института – Институт дальнейшего образования он называется, кажется.
– Ой ли.
– Да. Как выпускница одного философского курса. Может, логики. Или риторики.
– Нет, я не выпускница Института. Итак, вы определились? Будете записываться? Если да, пожалуйста, заполняйте анкеты.
Со второй анкетой у него больше трудностей. «Заявка на личного терапевта», – озаглавлена она. – «Ниже опишите себя и свои нужды».
«Я обыкновенный мужчина с обыкновенными нуждами, – пишет он. – То есть нужды мои не чрезмерны. До недавнего времени я был полностью занят как опекун ребенка. После того как я отказался от ребенка (прекратил опекунство), мне как-то одиноко. Не знаю, чем себя занять». – Он повторяется. Это оттого, что пишет авторучкой. Если б у него был карандаш с ластиком, он мог бы описать себя экономнее. – «Мне нужно дружеское ухо – снять с себя бремя. У меня есть близкий друг-женщина, однако она в последнее время занята другими вещами. В наших с ней отношениях не хватает подлинной близости. На мой взгляд, снять с себя бремя можно лишь в близких отношениях».
Что еще?
«Я изголодался по красоте, – пишет он. – По женской красоте. Как-то изголодался. Я алчу красоты, которая, по моему опыту, пробуждает благоговение и вместе с тем признательность – признательность за удачу обнимать красивую женщину».
Он подумывает, не вычеркнуть ли весь абзац про красоту, но все же оставляет. Если его будут оценивать, пусть оценивают порывы его сердца, а не ясность мысли. Или логику.
«Что не означает, что я не мужчина и не имею мужских нужд», – грубовато завершает он.
Qué tontería! Какая мешанина! Какая нравственная сумятица!
Он сдает обе анкеты. Регистраторша просматривает их – не притворяясь, что не просматривает, – от начала и до конца. Кроме них, в приемной никого. Не час пик. «Красота пробуждает благоговение»: замечает ли он бледнейшую тень улыбки, когда она добирается до этого заявления? Простая и незатейливая ли она регистраторша, или у нее самой есть опыт признательности и благоговения?
– Вы не поставили одну галочку, – говорит она. – «Продолжительность приема: 30 минут, 45 минут, 60 минут, 90 минут». Какую продолжительность предпочитаете?
– Давайте максимальное облегчение: девяносто минут.
– Девяностоминутного приема вам придется подождать. Из-за расписания. Тем не менее я вас записываю на длинный первый прием. Позднее сможете поменять, если пожелаете. Спасибо, на этом все. Будем с вами на связи. Мы письменно известим вас о сроке первого приема.
– Ничего себе процедура. Теперь понятно, почему моряков тут не ждут.
– Да, «Салон» на преходящих не рассчитан. Но состояние преходящего преходяще само по себе. Некто преходящий там, откуда он родом, непреходящ, в точности так же, как любой, чей дом здесь, будет преходящим в других местах.
– Per definitionem, – говорит он. – У вас безупречная логика. Буду ждать вашего письма.
В анкете он указал адрес Элены. Проходят дни. Он спрашивает у Элены: письма нет.
Он возвращается в «Салон». На дежурстве та же регистраторша.
– Вы меня помните? – говорит он. – Я был у вас две недели назад. Вы сказали, что напишете. Ничего не получал.
– Сейчас посмотрю, – говорит она. – Вас зовут?.. – Она открывает шкаф с документами и извлекает папку. – Никаких неувязок с самой заявкой, насколько я вижу, нет. Заминка, похоже, в том, чтобы поженить вас с правильным терапевтом.
– Поженить меня? Возможно, я недостаточно внятно выразился. Не обращайте внимания на то, что я там написал про красоту и все остальное. Я не ищу идеальной пары, мне просто нужно общество, женское общество.
– Понимаю. Запрошу. Дайте пару дней.
Проходят дни. Письма не поступает. Не следовало писать слово «благоговение». Какая девушка, пытаясь заработать пару реалов на стороне, пожелает брать на себя такую ответственность? Правда, может, и хороша, но меньшая правда иногда лучше. Посему: «С какой целью вы записываетесь в “Salón Confort”?» Ответ: «Я в городе новенький, и мне не хватает знакомых». Вопрос: «Какого именно терапевта вы ищете?» Ответ: «Молодую и красивую». Вопрос: «Какой продолжительности прием желаете?» Ответ: «Устроит получасовой».
Эухенио, похоже, намерен доказать, что их разногласия насчет крыс, истории и организации труда в порту никак его не задели. Теперь после работы Эухенио чаще обычного увязывается за ним, и ему приходится повторять блеф о шестом автобусе до Кварталов.
– Ты определился с Институтом? – спрашивает Эухенио как-то раз по дороге к автобусу. – Думаешь записываться?
– Боюсь, я последнее время об Институте толком не думал. Пытался записаться в центр развлечений.
– Центр развлечений? Вроде «Salón Confort»? Зачем тебе записываться в центр развлечений?
– А ты и твои друзья разве не пользуетесь их услугами? Как ты обходишься с – как бы это сказать? – физическими позывами?
– С физическими позывами? Позывами тела? Мы их обсуждали на занятиях. Хочешь, скажу, к какому выводу мы пришли?
– Сделай одолжение.
– Мы начали с того, что заметили: эти самые позывы не имеют определенного предмета. Иными словами, эти позывы влекут нас не к определенной женщине, а к женщине абстрактной, женскому идеалу. Так, чтобы утишить этот позыв, мы отправляемся в так называемый центр развлечений и тем самым оскверняем позыв. Почему? Потому что проявления идеала, обнаруживаемые в таких местах, – низменные подобия. Союз же с низменным подобием оставляет у ищущего разочарование и печаль.
Он пытается представить Эухенио, этого искреннего молодого человека в совиных очках, в объятиях низменного подобия.
– Ты винишь в разочаровании женщин, найденных в «Салоне», – отвечает он, – но, может, стоит рассмотреть сам позыв. Если такова природа желания – тянуться к тому, что лежит за пределами доступного, должны ли мы удивляться, что оно не утолено? Ваша преподавательница в Институте не сказала вам, что принятие низменных подобий может быть необходимым шагом в восхождении к доброму, подлинному и прекрасному?
Эухенио молчит.
– Подумай об этом. Спроси себя, где бы мы были, если б не лестницы. Вот и мой автобус. До завтра, друг мой.
– Может, со мной что-то не так, а я не в курсе? – спрашивает он Элену. – Я о клубе, в который пытался вступить. Почему они мне отказали, как думаешь? Скажи откровенно.
Они сидят у окна в последнем фиолетовом свете вечера, смотрят, как кружат и ныряют ласточки. Компанейские – вот какими они постепенно стали. Compañeros по взаимному согласию. Компанейский брак: предложи он, согласится ли Элена? Жить с Эленой и Фиделем у них в квартире уж точно удобнее, чем ютиться в одинокой лачуге в порту.
– Ты же не знаешь наверняка, что они тебе отказали, – говорит Элена. – У них, может, длинная очередь. Хотя мне и удивительно, что ты так настойчив. Попробуй другой клуб. Или чего бы просто не отказаться?
– Отказаться?
– Отказаться от секса. Ты достаточно стар, уже можно. Достаточно стар, чтобы искать удовлетворения в чем-нибудь другом.
Он качает головой.
– Пока нет, Элена. Еще одно приключение, еще одна неудача – и, может, я подумаю насчет ухода на покой. Ты мне не ответила. Есть ли во мне такое, что отталкивает людей? Например, как я разговариваю, это отталкивает? У меня совсем беда с испанским?
– Испанский у тебя не идеальный, но улучшается с каждым днем. Я слышала, что у многих вновь прибывших с испанским все хуже, чем у тебя.
– Мне приятно, что ты так считаешь, но дело в том, что слух у меня не очень хорош. Я часто не могу разобрать, что люди говорят, и мне приходится угадывать. Взять женщину в клубе, к примеру: я думал, она говорит, что хочет женить меня на одной из девушек, которые там работают, но, возможно, я неверно ее услышал. Я сказал ей, что не ищу невесту, а она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.
Элена молчит.
– То же и с Эухенио, – продолжает он. – Я подумываю, что моя манера говорить производит впечатление, что я человек, живущий по старинке, не забывший человек.
– На забвение нужно время, – говорит Элена. – Когда хорошенько все забудешь, твоя неуверенность исчезнет и все станет гораздо проще.
– Жду не дождусь того благословенного дня. Дня, когда мне будут рады и в «Sálon Confort», и в «Sálon Relax», и во всех остальных салонах Новиллы.
Элена внимательно смотрит на него.
– Или цепляйся за свои воспоминания, если тебе так больше нравится. Но тогда не жалуйся мне.
– Элена, пожалуйста, не заблуждайся на мой счет. Я не вижу никакой ценности в своих утомительных старых воспоминаниях. Согласен с тобой: они – лишь бремя. Нет, я неохотно отказываюсь не от самих воспоминаний, а от ощущения, какое есть от жизни в теле с прошлым, в теле, пропитанном прошлым. Понимаешь?
