Джозеф Кутзее - Детство Иисуса
– А что такое гробовщик? – спрашивает мальчик.
– Гробовщик – человек, который занимается трупами. Он как слесарь. Он следит за тем, чтобы трупы оказывались в должном месте.
«А теперь ты спросишь, что такое трупы?»
– А что такое трупы? – спрашивает мальчик.
– Трупы – тела, которые поражены смертью, они нам больше не нужны. Но о смерти нам беспокоиться не надо. После смерти всегда есть другая жизнь. Ты сам видел. Нам, людям, в этом смысле везет. Мы – не какашки, которые сбросили и они смешались с землей.
– А мы как?
– Как мы, если мы не какашки? Мы – как образы. Образы никогда не умирают. Ты это в школе узнаешь.
– Но мы какаем.
– Это правда. В нас есть что-то от совершенства, но мы и какаем. Это потому, что мы двойственной природы. Я не знаю, как это проще сказать.
Мальчик молчит. «Пусть помозгует об этом», – думает он. Опускается на колени перед унитазом, закатывает рукава как можно выше.
– Пойди погуляй с мамой, – говорит он. – Иди.
– А гробовщик? – говорит мальчик.
– Гробовщик? У гробовщика такая же работа, как любая другая. Гробовщик такой же, как мы. У него тоже двойная природа.
– Можно его повидать?
– Не сейчас. Сейчас у нас другие дела. В следующий раз, когда поедем в город, поищем лавку гробовщика. И тогда посмотришь.
– А на трупы можно посмотреть?
– Нет, вот это точно нет. Смерть – дело личное. Профессия гробовщика – она скрытная. Гробовщики не показывают трупы публике. Хватит об этом. – Он тыкает проволокой в глубине унитаза. Как-то надо протолкнуть проволоку по колену сифона. Если засор не в сифоне, тогда в месте соединения труб снаружи. Если оно вот так, он понятия не имеет, как это чинить. Придется сдаться и найти слесаря. Или образ слесаря.
Вода, в которой все еще плавают какашки Инес, смыкается вокруг его ладони, запястья, предплечья. Он проталкивает проволоку по сифону. «Антибактериальное мыло, – думает он. – Мне потом понадобится антибактериальное мыло, тщательно промыть под ногтями. Потому что какашки – это какашки, потому что бактерии – это бактерии».
Не чувствует он себя сущностью с двойственной природой. Он чувствует себя человеком, пробивающим засор в канализационной трубе с применением простейших инструментов.
Он вытаскивает руку, вытягивает проволоку. Крюк на конце распрямился. Он сгибает его вновь.
– Можно вилкой, – говорит мальчик.
– Она слишком короткая.
– Можно взять длинную с кухни. А ты ее согнешь.
– Покажи, что ты имеешь в виду.
Мальчик трусит прочь, возвращается с длинной вилкой, которая была в их квартире, когда они сюда въехали, и он ни разу ею не пользовался.
– Можно ее согнуть, если ты сильный, – говорит мальчик.
Он гнет вилку в крюк и пропихивает ее в сифон, пока она во что-то не упирается. Попытавшись вытащить вилку, он чувствует сопротивление. Сначала медленно, потом быстрее причина засора являет себя: это кусок ткани с синтетической подложкой. Вода уходит. Он дергает за цепочку. Грохочет чистая вода. Он ждет, еще раз дергает за цепочку. Труба прочищена. Все хорошо.
– Я вот что нашел, – говорит он Инес. Держит предмет на вытянутой руке, с него все еще капает. – Узнаете?
Она заливается краской и стоит перед ним, как провинившаяся шкодница, не знает, куда спрятать взгляд.
– Вы их всегда в унитаз спускаете? Вам не рассказывали, что так ни в коем случае нельзя делать?
Она качает головой. Щеки алеют. Мальчик тревожно дергает ее за юбку.
– Инес! – говорит он. Она рассеянно гладит его по руке.
– Ничего, дорогой мой, – шепчет она.
Он закрывается в ванной, снимает замаранную рубашку, моется в раковине. Антибактериального мыла нет, есть простое из Комиссариата, которым тут все пользуются. Он отжимает рубашку, споласкивает ее заново, опять отжимает. Придется ходить в мокром. Он отмывает руки, ополаскивает подмышки, вытирается. Может, и не так чисто, как хотелось бы, но хотя бы дерьмом не воняет.
Инес сидит на кровати, мальчик прижат к груди, как младенец, она его укачивает. Мальчик дремлет, струйка слюны изо рта.
– Я пойду, – шепчет он. – Зовите, когда понадоблюсь.
Вспоминая об этом визите к Инес, он думает, до чего странная это история в его жизни, до чего непредвиденная. Кто бы мог подумать, когда он впервые узрел эту девушку на теннисном корте, такую уверенную в себе, такую безмятежную, что придет день, и ему придется смывать с себя ее дерьмо! Какие выводы об этом сделали бы в Институте? Нашлось бы у преподавательницы с седыми волосами название для этого – какашковость какашки?
Глава 17
– Если ищешь облегчения, – говорит Элена, – если облегчение упростит тебе жизнь, есть места, куда мужчине можно податься. Тебе друзья не рассказывали? Друзья-мужчины.
– Ни словом. А что именно ты понимаешь под облегчением?
– Сексуальное облегчение. Если ты ищешь сексуального облегчения, я не единственное твое прибежище.
– Жалко, – говорит он холодно. – Мне не приходило в голову, что ты так это воспринимаешь.
– Не обижайся. Таков жизненный факт: мужчинам нужно облегчение, мы все это понимаем. Я всего лишь сообщаю тебе, что можно с этим поделать. Для этого есть места. Спроси у друзей в порту, а если стесняешься, спроси в Центре переселения.
– Ты имеешь в виду бордели?
– Называй их борделями, если тебе так нравится, но ничего недостойного я о них не слышала, там довольно чисто и приятно.
– Дежурные девушки работают в форменной одежде?
Она смотрит на него вопросительно.
– В смысле, они одеты стандартно, как медсестры? В стандартное нижнее белье?
– Это тебе предстоит выяснить самостоятельно.
– И это приемлемая профессия – работать в борделе? – Он понимает, что раздражает ее этими вопросами, но опять у него это настроение – отчаянное, горькое, донимает его с тех пор, как он отдал ребенка. – Девушка может заниматься этим и по-прежнему смотреть людям в глаза?
– Понятия не имею, – говорит она. – Сходи и проверь. А теперь извини, у меня ученик.
Он вообще-то врал, когда сказал Элене, что ничего не знает о местах, куда можно сходить мужчинам. Альваро недавно упоминал клуб для мужчин, расположенный неподалеку от порта, под названием «Salón Confort».
Из квартиры Элены он отправляется прямиком в «Salón Confort». На табличке у входа выгравировано: «Досуговый и развлекательный центр». «Часы работы: 14:00–2:00. Понедельник – выходной. Система допусков. Членство по одобрению». И, помельче: «Личное консультирование. Облегчение стресса. Физическая терапия».
Он толкает дверь. Оказывается в пустой приемной. Вдоль одной стены – банкетка. На стойке с надписью «РЕГИСТРАТУРА» пусто, лишь телефонный аппарат. Он усаживается и ждет.
Очень нескоро из служебной комнаты появляется хоть кто-то – женщина средних лет.
– Простите, что заставила ждать, – говорит она. – Чем могу помочь?
– Я бы хотел записаться.
– Да, пожалуйста. Заполните вот эти две анкеты, и мне потребуется удостоверение личности. – Она передает ему планшет и авторучку.
Он оглядывает первую анкету. Имя, адрес, возраст, форма занятости.
– У вас наверняка и моряки с судов есть, – замечает он. – Они тоже заполняют анкеты?
– Вы моряк? – спрашивает женщина.
– Нет, я работаю в порту, но я не моряк. Я говорю о моряках, потому что они сходят на берег всего на ночь-другую. Им тоже нужно записываться к вам, когда они сюда заходят?
– Услугами этого учреждения можно пользоваться только при одобрении членства.
– И сколько времени занимает одобрение?
– Одобрение – это недолго. Но после этого необходимо договориться о приеме с терапевтом.
– Я должен договориться о приеме?
– Необходимо, чтобы кто-то из терапевтов принял вас в свой список. Это займет некоторое время. Зачастую у них в списках нет мест.
– Так, значит, будь я моряком, о ком шла речь, моряком, у которого всего ночь-другая на берегу, мне сюда являться не имело бы смысла. К тому времени, когда мне назначили бы прием, мое судно отплыло бы в моря.
– «Salón Confort» работает не ради моряков, сеньор. У моряков есть свои учреждения – там, откуда они сами.
– Дома у них, может, и есть свои учреждения, но они не могут воспользоваться их услугами. Потому что они здесь, а не там.
– Да, разумеется: у нас свои учреждения, у них – свои.
– Понятно, да. Но, уж простите, вы рассуждаете как выпускница городского Института – Институт дальнейшего образования он называется, кажется.
– Ой ли.
– Да. Как выпускница одного философского курса. Может, логики. Или риторики.
– Нет, я не выпускница Института. Итак, вы определились? Будете записываться? Если да, пожалуйста, заполняйте анкеты.
