Колин Маккалоу - Милый ангел
А потом прибыл и Мартин под руку со своим красавцем приятелем. На эту парочку, как и на Розалин Нортон с Гэвином Гринлисом, вытаращились даже самые азартные шахматисты. Я замерла и ужасно застеснялась, когда вновь прибывшие двинулись прямиком к нашему скромному столику.
– Можно к вам? – прошепелявил Мартин.
Нужно! Я порывисто подвинулась вместе со стулом, освобождая место. Мартин не скрывает своей принадлежности к гомосексуалистам Кросса, наоборот, афиширует ее, но шепелявит не по этой причине. У него просто нет зубов. Он из тех, кто не желает наносить визиты дантисту.
– Это Наль, – продолжал Мартин, изящным жестом указывая на улыбающегося Адониса. – Соблазнить его практически невозможно: я уже перепробовал все уловки и отчаялся.
– Добрый вечер, – произнес его неподдающийся спутник с оксфордским акцентом и уселся напротив меня. – Я Наль Прарахандра, доктор медицины. В Сидней прибыл на неделю, на конгресс Всемирной организации здравоохранения.
Какой потрясающий красавец! Я думала, слово «красота» к мужчинам не относится, но иначе описать его внешность было невозможно. Длинные густые и загнутые, как у Фло, ресницы, идеальные, будто нарисованные углем дуги бровей, черные, глубокие, томные глаза. Цветом кожи он тоже напомнил мне Фло. Прямой нос с небольшой горбинкой, губы полные, но не слишком. А высокий рост, разворот плеч, узкие бедра! Адонис, иначе не скажешь. Я смотрела на него снизу вверх, как деревенская девчонка на королеву.
Он взял меня за руку, дотянувшись через стол, перевернул ее и взглянул на ладонь.
– Ты девственница, – произнес он одними губами. Но я разобрала, что он сказал.
– Да, – кивнула я.
Тоби слушал, что трещит ему в ухо Мартин, но смотрел на меня и недовольно хмурился. Пэппи положила ладонь ему на руку, он отвлекся, морщины на лбу разгладились, и он улыбнулся ей. Бедняга Тоби!
– Ты живешь одна? В приличном месте? – шепнул Наль.
– Да, – сказала я.
Не отпуская мою руку, он встал.
– Тогда пойдем.
И мы пошли – вот так просто. Я не успела даже возмутиться, хотя Тоби, надо полагать, был не прочь дать Налю в ухо. Наверное, тревожился, потому что я ухожу с чужаком.
– Как тебя зовут? – спросил Наль, когда мы выбрались из подвала на ярко освещенные и шумные улицы Кросса.
Я ответила, даже не пытаясь высвободить руку из его пальцев.
– Как тебя угораздило связаться с Мартином? – спросила я, пока мы переходили через Уильям-стрит.
– В мой первый день в Сиднее мне посоветовали сходить в Кингс-Кросс. Мартин заговорил со мной, пока я разглядывал интересную витрину. Я не возражал против такой компании – понял, что рано или поздно он приведет меня к тому, кто мне понравится, и не ошибся. – Его улыбка оказалась не такой чудесной, как у мистера Форсайта. Наверное, потому, что изумительным красавцам не подобает улыбаться.
– Но почему я?
– А почему бы и нет, Харриет? Ты еще не разбужена, но в тебе таится подлинная страсть. И ты симпатичная. Я с удовольствием дам тебе урок любви, благодаря тебе неделя, проведенная в Сиднее, станет приятным воспоминанием. Мы будем знакомы так недолго, что не успеем влюбиться, и расстанемся добрыми друзьями.
Наверное, мы с Пэппи все-таки слишком разные: лишь сейчас я поняла, что мне совсем не хочется описывать все пикантные подробности. Скажу только, что в первый раз мы были близки в ванне – к счастью, алая эмаль уже высохла! Наль был таким нежным и внимательным, что я не возражала, чтобы он стал моим первым мужчиной. Ему понравилась моя грудь, а мне – как он ласкал ее, но лучше всего оказалась его чувственность. Я не сомневалась, что он наслаждается и в то же время дарит наслаждение мне. Прожив в Доме четыре месяца, я уже знала теорию секса и потому восприняла его гораздо охотнее, чем девственницы былых времен. Они, должно быть, испытывали шок!
Тем же вечером Наль переселился ко мне и прожил у меня целую неделю, заручившись благословением миссис Дельвеккио-Шварц. По-моему, в Сиднее не найти другой домовладелицы с такими же широкими взглядами. Когда в воскресенье днем к нам в гости зашла Фло, ее немота заинтересовала Наля. Но я заверила его, что девочка разговаривает с матерью, а он заметил, что вряд ли она болтлива.
– Скорее всего они общаются без помощи речи, – добавил Наль, познакомившись с миссис Дельвеккио-Шварц, которая пришла за Фло после двухчасовых развлечений с Гарольдом. – Ее мать – удивительная женщина. Такая властная и ужасно старая душой. Мысли, как птицы, не могут пробить твердый предмет. Мне кажется, Фло с матерью без слов понимают друг друга.
Понимание без слов. Мы с психиатром Налем знали, что это такое. Несмотря на разницу во взглядах, он очень нравился мне, и, думаю, я нравилась ему не только как партнерша в сексе. Наше словесное общение тоже было богатым.
Наль научил меня готовить два блюда индийской кухни – корму и овощное карри, подробно объяснив, что настоящий карри – совсем не то что молотый, который продается у нас: для каждого блюда нужен особый набор трав и специй. Воскресным утром мы сходили на базар Пэдди и накупили шелухи мускатного ореха, куркумы, кардамона, кумина, шамбалы и чеснока. Нелепо сравнивать бефстроганов Клауса или телячий эскалоп пикката с индийской едой, но, думаю, время от времени разнообразие вкусовых ощущений не повредит.
Лишь в одном вопросе наши мнения разошлись: когда речь зашла о Пэппи. Удивительно. Наль сказал только, что она типичная полукровка, потомок людей из разных каст. Оказывается, индийцы бывают такими же предубежденными, как коренные австралийцы. Сам Наль принадлежит к очень высокой касте – его отец вроде махараджи. Он объяснил, что ему уже выбрали невесту, но она еще слишком молода, чтобы выходить замуж. Я уже знала ответ на вопрос, который не стала задавать: будет ли Наль и после женитьбы сближаться за границей с женщинами, которые ему нравятся? Ну что ж, каждому свое. Так он устроен. Если его жена готова воспринимать это как должное, какое право имею я осуждать Наля?
Каждый вечер он приходил в «травму», ждал меня, чтобы проводить домой, сидел на неуютной пластмассовой кушетке и читал «Миррор», пока я не выходила и не запирала дверь. Наль отбирал у меня сумку, и мы уходили, а за нами тянулся пышный хвост сплетен. Медсестра, которая дружит с Крис, работает с ней в одну смену, но я уверена, что сестра Герберт из вечерней смены докладывает ей все новости о нас. Крис со значением поглядывает на меня, но после моей вспышки мы как будто подружились. А сама Крис, кстати, начала встречаться с Деметриосом. Наверное, у них будут красивые детишки: флегматичной английской крови Крис не помешает примесь горячей греческой. Конечно, если Крис в последнюю минуту не струсит. Ее подружка, наша медсестра, смотрит на эту парочку с ехидным прищуром и не упускает случая подпустить Крис шпильку. Само собой: где ей искать другую соседку по квартире, если Крис выйдет замуж?
На рассвете в прошлую субботу Наль улетел в Новый Дели. Почему-то мне было невыносимо оставаться в Доме на все выходные, и я гостила дома в Бронте и в соседнем санатории. В Дом вернулась только сегодня утром. Все выходные мама подозрительно поглядывала на меня, но молчала. Я тоже.
Кориандр. Совсем забыла про кориандр. Его аромат только что долетел до меня из-за ширмы. Наль был прав: мы слишком мало знали друг друга, чтобы влюбиться, потому расстались добрыми друзьями – мой первый Король Пентаклей и я.
Вторник
26 апреля 1960 года
Этим вечером у меня случилась странная встреча с Тоби – первая с тех пор, как мы с Налем вместе ушли из «Аполлиона».
Тоби уже два месяца бился над портретом Фло и бесился от досады. Столкнувшись с ним в прихожей, я спросила, как продвигается работа.
– О, тысяча благодарностей за проявленный интерес! – процедил он. – Или, может, мне поклониться в знак признательности за внимание к моей скромной персоне?
Моя голова дернулась, как от пощечины: я не понимала, на что он злится.
– Нет, – вежливо ответила я, – разумеется, не надо. Просто в прошлый раз ты говорил, что дело у тебя не ладится, потому и решил встретиться со своим наставником Мартином.
Спокойным ответом мне удалось пристыдить его. Тоби протянул руку:
– Прости, Харриет. Мир?
Я ответила ему рукопожатием.
– Пойдем ко мне, сама увидишь, – предложил он.
На мой непросвещенный взгляд, портрет был изумительным и невыносимо печальным. Бедный мой маленький ангеленок! Тоби ухитрился нарисовать Фло тоненькой и хрупкой, но не болезненной; ее лицо казалось просто рамкой для огромных янтарных глаз, а тени у нее за спиной напоминали видения, проступающие сквозь туман. Мы с Тоби никогда не говорили о Фло, поэтому фон картины потряс меня. Неужели инородность девочки в этом мире видят все? Или ее заметил лишь Тоби наметанным глазом художника?
– Блестяще, – искренне произнесла я. – В прошлый раз Фло выглядела как дитя Освенцима. Но теперь все по-другому, не кажется, будто ее морят голодом.
