Колин Маккалоу - Милый ангел
– Наверное, славно здесь живется, – заметил он. – Смешение высокого и низкого стилей.
Да, предубежденностью он не страдал.
– Верно, жить здесь весело, – согласилась я.
– Расскажите подробнее.
Ну вот, приехали. Что же я ему скажу? Здесь все буквально пропитано сексом – неужели он не расслышал, что орала мадам Фуга? И я решила все прояснить, поэтому завела рассказ про соседнюю квартиру на первом этаже.
– Кажется, – закончила я, – мы наконец-то нашли пожилую пару, которая собой не торгует.
– Вы хотите сказать, слишком пожилую для этого?
– О, сэр, видели бы вы, кто занимается уличной проституцией! – Я совсем разболталась. – Молодые и миловидные женщины предпочитают бордели – и платят в них больше, и живется лучше, и сутенеры не поколачивают.
В его болотно-зеленых глазах отразилась смесь насмешливого удивления и грусти: насмешку я приняла на свой счет, а насчет грусти сомневалась. Наверное, у него всегда такие глаза, решила я.
Взглянув на бешено дорогие золотые часы, он поднялся.
– Мне пора, Харриет. Спасибо за кофе и за компанию – и за объяснение, как живет вторая половина человечества. Это было очень интересно.
– Спасибо, что подвезли, сэр, – отозвалась я и проводила его до двери. Захлопнув дверь, я прислонилась к ней спиной и попыталась понять, что сейчас произошло. Похоже, у меня появился новый друг. Слава богу, он и не пробовал приставать ко мне! Но я запомнила печаль в его глазах и задумалась: неужели ему хотелось просто с кем-нибудь поговорить? Как странно. Никогда бы не подумала, что божество в белом халате штатного врача страдает от одиночества.
Понедельник
11 апреля 1960 года
Утром я опять виделась с Пэппи, но на этот раз ей не пришлось меня будить. Я лежала в ожидании, когда она вернется домой после выходных, проведенных в Глибе, специально чтобы затащить ее к себе и накормить приличным завтраком. Несмотря на всю влюбленность, в последнее время Пэппи заметно осунулась.
Так и есть: она опять похудела, но была безмятежно счастлива.
– Удачно прошли выходные? – спросила я, подавая ей яйца «бенедикт» на половинках булочки.
– Чудесно, просто чудесно! Харриет, я не верю своему счастью! – воскликнула она, запрокинула голову и ликующе расхохоталась. – Мой Эзра хочет на мне жениться! В следующее воскресенье он все скажет жене.
Никак не пойму, почему не поверила в эту идиллию. Но ради Пэппи я заулыбалась и изобразила интерес.
– Замечательное известие, Пэппи.
Она зевнула, взглянула на тарелку, нахмурилась и отодвинула ее.
– Ешь! – велела я. – Одним гашишем да кокаином сыт не будешь!
Послушавшись, Пэппи переставила тарелку поближе и нехотя положила в рот первый кусочек. И с воодушевлением принялась за еду: уроки, которые я брала у Клауса, пошли на пользу. Я присела напротив Пэппи, наклонилась над столом и начала, чувствуя себя неловко, но не желая отступать:
– Послушай… я понимаю, что лезу не в свое дело, но… – Я мялась, не зная, как продолжить. Сказала «А», говори и «Б», Харриет, – ну смелей! – Пэппи, ты почти не знаешь Эзру, и он не знает тебя. Насколько я понимаю, с вечера пятницы до утра понедельника вы оба не способны рассуждать здраво. Всего две такие встречи на выходных, и он уже хочет на тебе жениться? С какой стати? Только потому, что ты не мешаешь ему употреблять наркотики? Не понимаю, почему он выбрал тебя, а не какую-нибудь восторженную студентку, – ты ведь самостоятельная и независимая женщина. Да, ты не будешь изменять ему с каким-нибудь полицейским, даже изредка. Но жениться? Не слишком ли рано он завел разговор о женитьбе?
Мой скепсис ее не оскорбил. Сомневаюсь, что Пэппи вообще поняла, о чем речь.
– Все дело в сексе, – сказала она. – Для мужчин любовь и секс неразделимы.
– Тем более странно, – возразила я. – Ты же не про любовь говоришь, а собираешься замуж. Ты говоришь, он философ, мировая знаменитость. Значит, в империи интеллекта он занимает определенное положение, следовательно, выполняет обязательства и подчиняется правилам, в том числе и установленным университетским начальством. Я, конечно, далека от научного мира, но знаю, что ученые – те еще снобы. Если ради тебя он бросит жену и детей… – Я оборвала себя на полуслове и беспомощно уставилась на Пэппи.
Она медленно покачала головой:
– Харриет, дорогая, ты ничего не понимаешь. Секс, и только секс.
– Да сколько можно твердить о сексе? – не выдержала я. – Если ты про извращения, то какое отношение они имеют к браку?
– Какая ты еще маленькая!
Потеряв голову, я закричала:
– Господи боже, Пэппи, как же мне осточертело, что меня держат за дурочку! Все эти расспросы я завела не из праздного любопытства! Я просто хочу понять, почему Эзра хочет жениться на тебе – вместо того чтобы просто развлекаться по выходным! Я знаю, ты мужчин под венец не тащишь, но ему-то это зачем? В чем секрет, в чем?
– В фелляции.
– Как? – тупо переспросила я.
– Фел-ляции. Я сосу ему пенис, пока он не кончает мне в рот. Об этом мечтает каждый мужчина, если он не импотент, – продолжала Пэппи, – но мало кто из женщин соглашается исполнить их мечту. Особенно жены – они, совсем как ты, ни о чем не подозревают, пока муж не попросит. Потом отказывают ему и возмущаются, считая его извращенцем. А я люблю ласкать Эзру ртом. Его пенис идеально мне подходит: он маленький и всегда немного вялый. Вот почему Эзра хочет жениться на мне. Если я стану его женой, он может наслаждаться фелляцией каждый день. – Она вздохнула. – О, Харриет, как чудесно будет выйти за Эзру!
С трудом подобрав со стола нижнюю челюсть, я усмехнулась:
– Да, по крайней мере метод контрацепции надежный.
– Но мы и обычным сексом не пренебрегаем, – возразила Пэппи.
Вот, пользуйтесь: рецепт счастливого брака.
Вторник
12 апреля 1960 года
Крис всеми доступными ей способами мстит доктору Майклу Добкинсу, пользуясь помощью и поддержкой нашей медсестры. Оказывается, теперь он старший ординатор в «травме», и думаете, начальство решило перевести его в другое отделение после скандала с нами? Как бы не так! Пух и перья у нас теперь летят регулярно, и нетрудно предсказать, что доктор Добкинс скоро решит, что в больнице Хорнсби ему будет спокойнее, да и к дому в Пимбле поближе. Я назвала бы шикарную и огромную Королевскую больницу Северного предместья, но туда чужаков не зовут. Если оставить болтовню о фелляции, мужчины поступают глупо, когда раздражают женщин, облеченных властью. Да, Добкинс прав, мы стервозные, но не безмозглые. Зато он сам – болван.
Крис сорвалась на меня в присутствии младшей лаборантки – за то, что я была вежлива с Деметриосом. Я вышла из себя и выпустила когти.
– Слушай, стерва ты надменная, Деметриос – порядочный парень с мозгами в голове и большим будущим! Не знаю, что он в тебе нашел, но ты ему нравишься, так что кончай помыкать им только потому, что он возит больных и не родился в Австралии! Если я захочу, я буду относиться к Деметриосу, как к человеку, и вы с сестрой Агатой меня не остановите! Знаешь, Кристина Ли Гамильтон, чего тебе не хватает? Как следует потрахаться!
Получилось, получилось! Младшая лаборантка чуть не грохнулась в обморок и поспешила удрать в темную комнату, а Крис застыла, разинув рот, точно ей в глотку вгрызлась морская свинка.
Я думала, она наябедничает на меня сестре Агате, но, к счастью, Крис сообразила, что благоразумие и доблесть неразделимы, и потому даже мне ничего не сказала. Однако в следующий раз, когда Деметриос привез к нам пациента, Крис смотрела на него, будто с ее глаз спала чешуя. И даже улыбнулась ему. Ручаюсь, завтра Деметриосу предложат чашечку чаю с печеньем.
Зовите меня просто – Купидон.
Понедельник
25 апреля 1960 года
(День ветеранов)
Почти две недели я не доставала из сумки дневник. Сегодня нам пришлось работать, хотя в стране официальный выходной, но пациентов почти не было, и я ушла вовремя.
В моей комнате по-прежнему пахнет пряностями: шелухой мускатного ореха, куркумой, кардамоном, шамбалой, кумином. Такие экзотические слова. Я присела к столу, слегка всплакнула в тишине, окутанная запахами, а потом достала дневник.
Та пятница, когда я узнала от Пэппи теорию счастливого брака и сказала Крис Гамильтон, что все ее беды – от нетраханности, была Страстной, но в Кроссе она мало чем отличалась от любой другой. Все местные заведения работали, как всегда. Мы с Пэппи и Тоби отправились в «Аполлион» – подвальную кофейню. На мой взгляд, атмосфера там слишком интеллектуальная, в шахматы играют за каждым столиком, но Пэппи там нравится, а Тоби надеялся встретить в кофейне своего приятеля Мартина. По лестнице в подвал сошла Розалин Нортон с другом-поэтом Гэвином Гринлисом. «Ведьму из Кросса» я увидела впервые и решила, что ничего пугающего в ее внешности нет. Разве что дьявольское сочетание цветов – надломленные черные брови и алая помада на губах, смоляные волосы и глаза и резко контрастирующие с ними белила на щеках. Но никаких сатанинских эманаций, как называет их миссис Дельвеккио-Шварц, я не уловила.
