Билл Брайсон - Прогулка по лесам
Пока я возился с горелкой, послышалось знакомое шуршание дождевиков, вошли две испачканные и промокшие женщины. Они были из Бостона и начали свой путь со стороны Кейдз Ков. Через пару минут пришли еще четверо парней из университета «Уэйк Форест», потом к этой многочисленной компании присоединился уже знакомый нам Джонатан и, наконец, пришла пара бородатых мужчин средних лет. За последние пять дней мы не видели ни души, а тут внезапно оказались в толпе.
Все были вежливы и дружелюбны, но это не отменяло того факта, что в приюте не было места для всех нас. Мне уже не в первый раз пришло в голову, насколько прекрасно, действительно прекрасно было бы, если бы план МакКая был воплощен в жизнь. Ведь по его задумке вместо приютов на тропе должны были располагаться хостелы с горячим душем, отдельными спальными местами и, конечно же, с занавесочками для уединения и светильниками, чтобы почитать книжку. В каждом таком хостеле был бы комендант или повар, который должен был поддерживать огонь в камине и приглашать всех путников к столу, на котором стояло бы жаркое, пельмени, кукурузный хлеб и, допустим, персиковый коблер. Снаружи находилась бы веранда с креслом-качалкой, где можно было бы сидеть, курить трубку и смотреть, как вдалеке солнце заходит за очаровательные холмики. Как было бы чудесно! Обо всем этом я мечтал, сидя на краю лежанки и отчаянно пытаясь вскипятить немного воды, когда один мужчина средних лет наклонился ко мне и представился Бобом. Я предчувствовал, что он заговорит о снаряжении, просто чувствовал это. А я ненавижу разговоры о снаряжении.
– И почему ты купил рюкзак Gregory? – спросил он.
– Ну, я подумал, что это будет удобнее, чем носить все в руках. – Он глубокомысленно кивнул, будто задумавшись над моим ответом, а затем сказал:
– У меня вот Kelty.
Меня жутко подмывало сказать: «У меня есть одна мысль, Боб. Мне глубоко на это насрать», но разговоры об экипировке – это то, чем тебе приходится заниматься, это как общаться с мамиными друзьями при встрече в магазине, поэтому я спросил:
– О правда? И как тебе?
– Очень нравится, – искренне ответил он, – и вот почему. – Он принес свой рюкзак, чтобы показать его во всей красе: карманы на застежках, отделение для карты, восхитительная способность хранить содержимое. Особенно он гордился раскрывающимся прозрачным карманом со встроенным зеркальцем, до краев заполненным лекарствами и витаминами.
– Это позволяет посмотреть, что находится внутри, не открывая сам карман, – объяснил он и посмотрел на меня, ожидая увидеть щенячий восторг.
Но в этот самый момент подошел Кац. Этот мастер по выклянчиванию еды уже жевал чью-то морковку. Он хотел было что-то спросить у меня, когда его взгляд упал на прозрачный карман Боба, и он сказал:
– Эй, погляди – кармашек с окошком. Это что, для людей, которые настолько тупы, что не знают, как его правильно открыть?
– Вообще-то это очень удобная функция, – сказал Боб выверенным тоном. – Это позволяет посмотреть, что находится внутри, не расстегивая карман.
Кац оглядел его по-настоящему недоверчивым взглядом:
– Ты что, типа так занят во время пути, что не можешь потратить бесценные три секунды, чтобы расстегнуть молнию и посмотреть внутрь? – И он повернулся ко мне: – Эти студентики хотят обменять печенье на «Сникерсы». Что думаешь?
– Вообще-то мне кажется, что это очень удобная функция, – повторил Боб себе под нос, взял свой рюкзак и больше нас не беспокоил.
К сожалению, все мои беседы о снаряжении всегда заканчивались примерно так: собеседник оскорбленно уходил, прижимая к груди свое драгоценное хозяйство. И поверьте, это никогда не входило в мои планы, правда.
Впечатления от Грейт-Смоки-Маунтинс буквально катились под гору. Мы шли четыре дня, и все четыре дня неустанно, отбивая бесконечный ритм, шел дождь. Тропа стала болотистой и скользкой. Лужи заполняли каждую впадину и каждый выступ. Грязь стала неотъемлемым атрибутом нашей жизни. Мы пробирались через нее, скользили и падали в эту самую грязь, вставали на нее коленями, ставили на нее рюкзаки и оставляли ее следы везде, где только можно. И конечно же, каждое наше движение всегда сопровождал монотонный и раздражающий звук дождевика. Он был настолько невыносимым, что я уже просто мечтал сжечь его по окончании похода. Ни медведя, ни саламандры, ни лисы. Я вообще ничего не увидел – только нескончаемые капли дождя, бьющие по моим очкам.
Каждую ночь мы останавливались в сырых приютах, готовили еду и спали с незнакомцами: кучей замерзших, промокших и уставших путников, которые были измождены и немного безумны из-за непрекращающегося ливня и безрадостного восхождения. Это было ужасно. Чем хуже была погода, тем теснее становилось в приютах. Весенние каникулы были в разгаре, и всем студентам с востока страны приспичило пойти в поход. Приюты в Смоки предназначались для участников многодневных походов, а не однодневных вылазок, тут редко обменивались словами. Это совсем не типично для Аппалачской тропы. И это было просто ужасающе.
На третий день у нас уже не было ни одной сухой вещи, и мы не переставая тряслись от холода. Наконец мы взобрались по грязи на высшую точку нашего пути – вершину Клингманс-Доум, от видов с которой в ясный день замирает сердце. Мы же ничего не увидели, ничего, кроме мутных очертаний умирающих деревьев в море тумана.
Промокшие до нитки, грязные с головы до ног, мы отчаянно нуждались в чистой и сухой одежде, сытном обеде и каком-нибудь досуге, не связанном с физическим или интеллектуальным напряжением. Пришло время отправиться в Гатлинбург.
Глава VIII
Новый маршрут
Но для начала нам надо было туда добраться.
От Клингманс-Доум до трассы US441, первой за последние четыре дня асфальтированной дороги после плотины Фонтана, было 13 км. Гатлинбург находится в 24 долгих и закрученных холмистых километрах к северу от нее. Это было слишком далеко для того, чтобы идти, но совсем маловероятно, что мы смогли бы найти того, кто согласился бы захватить нас с собой и подвезти. И тут на парковке неподалеку я заметил трех собирающихся домой молодых людей, загружающих рюкзаки в большую классную машину с номерами Нью-Гэмпшира. Сгоряча я подошел и представился им жителем Гранитного Штата, а также поинтересовался, смогут ли они позволить себе подкинуть двух измотанных стариков в Гатлинбург. Еще до того, как они начали возражать (а они точно собирались), мы поблагодарили их и залезли на задние сиденья. Так мы обеспечили себе удобный, но несколько мрачноватый проезд до Гатлинбурга.
Гатлинбург – шок для всех органов чувств, как на него ни посмотри, но только не когда ты натыкаешься на него после многих дней, проведенных в сыром и грязном одиночестве в лесу. Городок находится прямо напротив основного входа в парк Грейт-Смоки-Маунтинс и специализируется на предоставлении посетителям всех тех вещей, которых нет в парке, в основном – мерзкой еды, мотелей, сувенирных лавок и пешеходных дорожек, по которым можно бесцельно шляться. И большинство из этих вещей раскидано по его поразительно уродливой главной улице. На протяжении многих лет город преуспевает в понимании того, что когда американцы нагружают свои машины и едут на гигантские расстояния к месту расположения природного великолепия, единственное, чего хочет большинство из них, добравшись в Гатлинбург, так это сыграть в мини-гольф и съесть какой-нибудь гадкой еды. Национальный парк Грейт-Смоки-Маунтинс – самый популярный парк в Америке, но Гатлинбург, в это даже сложно поверить, популярнее парка.
Это место повергает вас в ужас. Но это нормально. После восьми дней на тропе мы были готовы ужаснуться, даже желали этого. Мы заселились в мотель, где были приняты с заметной теплотой, перешли главную дорогу, при этом проезжающие по ней машины просигналили нам целых два раза (увы, мы потеряли ловкость, пока были на тропе), и наконец остановились у заведения, называвшегося рестораном «Джерси Джо», где заказали себе чизбургеры и колу у непривлекательной, надувающей пузыри из жвачки официантки, которая просто отказывалась быть чуть доброжелательнее, несмотря на все наши широкие улыбки. Мы уже наполовину закончили свою простую и унылую трапезу, когда, проходя мимо, официантка положила нам на стол чек. В сумме вышло 20,74 доллара.
– Да вы шутите, – пробормотал я.
Официантка (давайте назовем ее Бетти Шлютц) остановилась и посмотрела на меня, затем подошла с важным видом к столику, оглядывая меня с величайшим презрением.
– У вас какие-то проблемы?
– Двадцать долларов – это слишком дорого за пару бургеров, не думаете? – пропищал я незнакомым мне голосом, смахивающим на голосок Берти Вустера. Она еще на секунду задержала на мне свой взгляд, затем взяла в руки чек и начала читать вслух, смакуя каждое слово:
– Два бургера. Две газировки. Налог на продажу от Штата. Городской налог на продажу. Налог на напитки. Чаевые. Итого: двадцать долларов и семьдесят четыре цента. – Она кинула чек обратно на стол и удостоила нас усмешкой: – Добро пожаловать в Гатлинбург, господа.
