Билл Брайсон - Прогулка по лесам
Весь дом приятно пах свежей выпечкой, садовыми помидорами и воздухом, не испорченным вентиляторами или кондиционерами. Это были старые летние запахи. Она называла нас «вы, мальчики» и вела себя так, будто бы ожидала нас уже несколько дней или даже лет.
– Ах, батюшки, мальчики, только взгляните на себя! – воскликнула она в радостном удивлении. – Вы выглядите так, словно боролись с медведями!
Я представил себе, что наш вид оставляет желать лучшего. Кац был просто покрыт кровью после скитаний по лесам. И мы оба смертельно устали. Это было видно даже по нашим глазам.
– Мальчики, идите наверх, умойтесь и потом спускайтесь на веранду. Я приготовлю для вас холодный чай. Или вы хотите лимонад? Не важно, сделаю и то и другое. А теперь вперед! – И она помчалась на кухню.
– Спасибо, мэээм, – благодарно пробормотали мы в унисон.
С Кацем произошла настоящая метаморфоза. Он даже почувствовал себя как дома. Я устало распаковывал свой рюкзак, когда он внезапно без стука появился в моей комнате и наспех прикрыл за собой дверь. Выглядел Кац при этом весьма растерянным. Лишь опасно болтающееся ниже талии полотенце сохраняло его массивную честь.
– Маленькая старушка, – задумчиво произнес он.
– Прошу прощения?
– Маленькая старушка в холле, – пролепетал он снова.
– Это дом для гостей, Стивен.
– Да, но я не подумал об этом, – сказал он. Затем выглянул за дверь и исчез без дальнейших объяснений.
Когда мы приняли душ и переоделись, то присоединились к миссис Бишоп на остекленной веранде, где, выставив ноги, тяжело приземлились в огромные старые стулья, как делает всякий уставший на жаре человек. Я надеялся, что миссис Бишоп расскажет нам, что она уже целую вечность принимает у себя путников, обманутых «Стомильной далью», но мы оказались первыми, кто попадал в эту категорию.
– Недавно я прочитала в газете, что один человек из Портлэнда дошел до вершины Катадин, чтобы отпраздновать там свое семидесятивосьмилетие, – сказала она будничным тоном.
Можете представить, как поднялось мое настроение после такого сообщения.
– Думаю, что к этому возрасту я буду снова готов к походу, – парировал Кац, проведя пальцем по царапине на предплечье.
– Ну, мальчики, гора будет на том же месте, когда вы снова захотите попытать свои силы, – сказала она. И была, конечно же, права.
Мы поужинали в известном ресторане, а после вышли на прогулку по теплому вечернему городу. Майло был безнадежно потерянным и трогательным городом: здесь не было рекламы. Он почти умирал и находился вдалеке от остальной цивилизации, но вызывал симпатию. Возможно, на нас так действовала последняя ночь вдалеке от дома.
– Ты коришь себя за то, что мы сошли с тропы? – спросил меня через некоторое время Кац.
Я заколебался с ответом и на мгновение задумался. И вдруг понял, что все мои чувства к Аппалачской тропе были разрозненными и смешанными. Я устал от дороги, но меня тянуло к ней; постоянная ходьба была ужасно утомительной, но при этом оживляла меня; мне было скучно смотреть на нескончаемый лес, но я дивился его глубинам; я был рад удалиться от цивилизации, но скучал по комфорту. И все это я испытывал одномоментно, постоянно, на тропе и сойдя с нее.
– Не знаю, – ответил я. – Думаю, что и да, и нет. А ты?
– Пожалуй, и я. И да, и нет, – кивнул он.
Мы шли еще несколько минут, охваченные каждый своими мыслями.
– В любом случае мы сделали это, – сказал наконец Кац, поглядев наверх. Он заметил мое удивленное лицо. – Я имею в виду, добрались до Мэна.
Я посмотрел на него:
– Стивен, мы даже не увидели гору Катадин.
Он пропустил мимо ушей эту незначительную глупость.
– Еще одна гора, – сказал он. – Сколько тебе нужно их увидеть, Брайсон?
Я усмехнулся:
– Ну, можно посмотреть на ситуацию и под таким углом.
– Это единственный угол, с которого нужно на нее смотреть, – с пылом продолжил Кац. – Если память мне не изменяет, я вышел на Аппалачскую тропу. Я шел по ней в снег, я шел по ней в жару. Я шел по ней на север, я шел по ней на юг. Я шел, пока не стер ноги в кровь. Я шел по Аппалачской тропе, Брайсон.
– Ну, знаешь, мы многое упустили.
– Мелочи, – буркнул Кац.
– Возможно, ты прав, – сказал я и весело пожал плечами.
– Конечно, я прав, – сказал он так, будто бы редко бывало иначе.
Мы дошли до края города, до крошечной заправки с магазином, куда нас сегодня подбросили дровосеки. Она все еще была открыта.
– Так что скажешь насчет крем-соды?
– Конечно, куплю, – радостно ответил Кац.
– Но у тебя же нет денег. – Я посмотрел на него с интересом.
– Знаю. Я куплю ее на твои деньги.
Я ухмыльнулся и протянул ему пятидолларовую купюру.
– Сегодня мы смотрим «Секретные материалы», – сообщил мне очень счастливый Кац и скрылся в магазине. Я смотрел на него, покачал головой и подивился его чутью.
Ну вот, боюсь, что на том все и кончилось для меня и Каца: на шести банках «Крем-соды» в городе Майло штата Мэн.
Я продолжил совершать свои пешие походы до конца лета и осенью, но они были намного скромнее. В первые дни ноября, когда в свои владения уже вступала зима и сезон походов подходил к концу, я наконец сел за свой кухонный стол с походным журналом и калькулятором, чтобы подсчитать количество пройденных нами километров. Я дважды проверил результат, и выражение моего лица стало похоже на то, какое было у Каца за несколько месяцев до этого, когда в Гатлинбурге мы осознали, что никогда не сможем пройти Аппалачскую тропу.
Я прошел 1400 км, что было сильно меньше половины и не слишком больше одной трети всего пути. Все усилия, пот, отвратительная грязь, все эти бесконечно тянущиеся дни, ночи на жесткой земле – все это равнялось лишь 39,5 % всей дороги. Одному Богу известно, как люди умудряются пройти ее всю. Я был полон уважения и зависти к тем, кто осилил ее. Но, эй, прошу прощения, 1400 км – не такое уж и маленькое число.
Стивен Кац вернулся в Де-Мойн к трезвой жизни. Он иногда звонит мне и предлагает однажды вновь попробовать выйти в «Стомильную даль», но не думаю, что он говорит это серьезно.
Не скажу, что этот опыт круто изменил нашу жизнь, хотя и не могу говорить за Каца, но я абсолютно точно начал больше уважать и ценить леса, дикую природу и колоссальные территории Америки. А еще я сбросил вес и некоторое время оставался в прекрасной форме.
Но что приятнее всего, теперь если я вижу горы, то смотрю на них медленно и вдумчиво, прямым и знающим взором, твердым, словно надтреснувший гранит.
