Лайза Дженова - Семья О’Брайен
Дьявол, живший в глазах его матери, дьявол, умерший двадцать пять лет назад, сейчас глядит на него из зеркала в ванной.
Семь лет спустя
Глава 2
Прохладное воскресное утро, Джо гуляет с собакой, пока Роузи ушла в церковь. Он раньше ходил с ней и детьми, когда был не на дежурстве, но когда состоялась конфирмация Кейти, все сошло на нет. Теперь ходит одна Роузи, и все они, жалкие грешники, вызывают у нее отвращение. Джо верен традициям: неудачная черта для того, у кого полноценный выходной приключается раз в семь с половиной лет и кто шесть лет не проводил рождественское утро с семьей; он и теперь ходит к мессе в сочельник и на Пасху, когда получается, но с еженедельными службами завязал.
Не то чтобы он не верил в Бога. В рай и ад. В добро и зло. Хорошее и дурное. Большую часть ежедневных решений он по-прежнему принимает исходя из чувства стыда. Бог тебя видит. Бог слышит, что ты думаешь. Бог тебя любит, но если облажаешься, гореть тебе в аду. Всю его юность монашки вдалбливали эту бредятину в его твердый череп, прямо между глаз. Так она в голове и брякает, поскольку выйти не может.
Но Бог должен знать, что Джо – хороший человек. А если не знает, тогда за час в неделю, опускаясь на колени, сидя и вставая в церкви Святого Франциска, бессмертную душу Джо не спасти.
В Бога он бы по-прежнему вложился, но в институте католической церкви разуверился. Слишком много священников позволяет себе всякое с маленькими мальчиками; слишком много епископов и кардиналов, и даже сам Папа, покрывают эту мерзость. И потом, Джо не феминист, но с женщинами они, на его взгляд, не правы. Никакого контроля рождаемости, для начала. Да бросьте, вам что, Иисус так заповедал? Не пей Роузи таблетки, у них бы сейчас была, наверное, дюжина ребят, а сама Роузи одной ногой стояла бы в могиле. Боже, благослови современную медицину.
Поэтому они завели собаку. Когда родилась Кейти, он сказал Роузи: хватит. Четверых достаточно. Роузи забеременела Джей Джеем в то лето, когда они окончили школу (до тех пор им везло, успевал вынуть, но не вечно же успеешь), так что они впопыхах поженились и родили ребенка, когда самим еще и девятнадцати не было. Джей Джей и Патрик были ирландскими близнецами, родились с разницей в одиннадцать месяцев. Меган появилась через год и три месяца после Патрика, а Кейти с плачем явилась в мир через полтора года после Меган.
Когда дети подросли и пошли в школу, жить стало попроще, но первые годы были кошмаром. Он помнит, как Роузи не отвечала на его поцелуй, когда он, уходя из дома, оставлял ее с четырьмя детьми: всем еще и пяти лет не было, а трое еще в подгузниках. Как был благодарен, что у него есть законная причина оттуда смотаться; но каждый день тревожился, что она не выдержит до конца его смены. Он так и представлял, как она сделает что-нибудь страшное: то, что он видел во время работы и что рассказывали сослуживцы, питало его самые темные страхи. Если обычного человека довести, он способен такого натворить! Роузи, наверное, лет десять толком не высыпалась, детишки им достались непростые. Чудо, что все выжили.
Сперва Роузи не соглашалась на План Развития, как Джо это называл. Как ни безумно это звучало, она хотела еще детишек. Хотела прибавить к команде О’Брайенов еще хотя бы нападающего и защитника. Сама она была младшей из семерых детей, единственной девочкой, и хотя теперь почти не видится с братьями, ей нравится, что она из большой семьи.
Но Джо все решил, и спорить было не о чем. Он уперся намертво, впервые в жизни в прямом смысле отказывался от секса, пока Роузи с ним не согласилась. То были напряженные три месяца. Он уж приготовился всю жизнь упражняться в душе, когда увидел на подушке плоский круглый контейнер. Внутри кольцом лежали таблетки, и недельная норма была уже выбрана. Вопреки воле Господа Роузи прекратила холодную войну. Он едва терпел, пока ее раздевал.
Но раз уж детей она больше завести не могла, то захотела собаку. Все по справедливости. Вернулась из приюта с ши-тцу. Он до сих пор убежден, что она это сделала, чтобы ему насолить, что она таким образом оставила последнее слово за собой. Джо, как-никак, бостонский полицейский, ну мать моя женщина. Ему бы стать гордым владельцем лабрадора, или бернской пастушьей овчарки, или акиты. Он соглашался на собаку, на настоящую собаку, а не на нервную крыску. Нет, не по нему это.
Роузи назвала пса Джес, так этого кабыздоха хоть терпеть было можно. Джо раньше ненавидел гулять с Джесом в одиночку, появляться с ним на людях: что он как педик. Но потом понемногу привык. Джес славный пес, а Джо достаточно мужик, чтобы показаться в Чарлстауне с ши-тцу на поводке. Если только Роузи не надевает на псину какой-нибудь дурацкий свитер.
Ему нравится гулять по городу, когда он не на дежурстве. Пускай все знают, что он коп, и пистолет у него спрятан на поясе под рубашкой навыпуск. Джо чувствует, как с него словно снимают груз, когда не выглядит суровым полицейским, в форме и со значком, которые превращают его в явную мишень. Копом-то он остается всегда, но когда не на дежурстве, он – просто обычный мужик, гуляющий по округе с собакой. И это ему по душе.
Все называют здешние места Городом, но Чарлс-таун на самом деле не город, даже близко нет. Это пригород Бостона, из небольших, всего квадратная миля земли между реками Чарлс и Мистик. Но, как любой ирландец скажет про свое мужское достоинство, кто размером не вышел, повадкой доберет.
Чарлстаун, в котором Джо вырос, неофициально делился на два района. У Подножия Холма жили бедные ирландцы, а на Вершине, возле церкви Святого Франциска, ирландцы с кружевными занавесками. Жившие на Вершине могли быть так же бедны, как голодранцы у Подножия, да в большинстве случаев и были, но считалось, что у них дела идут получше. Так до сих пор считают.
Жило там и несколько черных семей, и итальянцы, перекочевавшие из Норт-энда, но так Чарлстаун равномерно заселяли рабочие ирландцы с семьями, обитавшие в тесно составленных колониальных и «трехпалубных» домах. Городские. И каждый городской знал в городе всех. Если Джо ребенком вытворял что-нибудь эдакое, а он это проделывал часто, кто-нибудь вечно кричал с веранды или из открытого окна: «Джозеф О’Брайен! Я тебя вижу, и с твоей матерью мы знакомы!» Тогда не приходилось вызывать полицию. Дети боялись родителей больше, чем властей. Джо боялся матери больше всех на свете.
Двадцать лет назад все в Чарлстауне были городскими. Но в последнее время здесь все сильно переменилось. Джо и Джес плетутся к вершине холма, по Кордис-стрит, а похоже, что свернули за угол и вышли в местах с другим почтовым индексом. Все дома на этой улице отреставрировали. Они или кирпичные, или выкрашены в яркие, исторически устоявшиеся цвета. Двери новые, окна заменены, аккуратные рядочки цветов высажены в медные вазоны под окнами, а на тротуарах расставлены очаровательные газовые фонари. Взбираясь на холм, Джо смотрит на марки припаркованных машин: «Мерседес», BMW, «Вольво». Прям Бикон-Хилл, твою мать.
Встречайте вторжение понаехавших. Джо их не винит за то, что появились. Чарлстаун отлично расположен – у воды, быстренько перебраться через мост Зейкем и ты в центре Бостона, через Тоубин – ты на севере, по туннелю на южный берег, а если сесть на милый старый паром, попадешь в Фанейл-Хилл. Вот они и поехали сюда, со своими затейливыми должностями в корпорациях, с толстыми бумажниками, скупили недвижимость и подняли класс района.
Но понаехавшие, как правило, не задерживаются. Когда они только стали сюда переселяться, большинство было ОЗДН – Оба Зарабатывают, Детей Нет. Потом, через пару лет, могли обзавестись ребенком, потом, может, родить еще одного, для равновесия. Когда старшего было пора отдавать в детский сад, они снимались и уезжали в пригород.
Так что все это временно, с самого начала, и понаехавшим наплевать на то, где они живут, не то что тем, кто знает, что останется здесь, пока в ящик не сыграет. Понаехавшие не идут волонтерами в Y[1], не тренируют команды Младшей лиги, и большинство из них – пресвитерианцы, или унитарианцы, или вегетарианцы, или какая-то еще хрень. Они не поддерживают католическую церковь, поэтому Святую Екатерину и закрыли. Они так и не вливаются в общину по-настоящему.
Но куда большая беда в том, что из-за понаехавших Чарлстаун стал притягательным для людей извне, и они тут раздули рынок недвижимости. Теперь, чтобы жить в Чарлстауне, надо быть богатым. А городские всем хороши, но богатых среди них нет, если только банк не ограбят.
Джо из третьего поколения ирландцев в Чарлс-тауне. Его дед, Патрик Завьер О’Брайен, приехал из Ирландии в 1936-м и работал на военной верфи докером, содержал семью из десяти человек на сорок долларов в неделю. Отец Джо, Фрэнсис, тоже работал на верфи, зарабатывал на жизнь тяжелым, но уважаемым трудом. Джо на зарплату полицейского тоже не жирует, но прожить можно. Они никогда себя здесь не чувствовали бедняками. А вот понаехавшие, через поколение, большей частью не смогут себе позволить тут жить. Вот это никуда не годится.
