Антония Байетт - Детская книга
Том пошел дальше, через Уилд, на юго-запад. Хотфилд – общинный луг и болота. Через реку Большой Стаур – он пересек ее в месте под названием Рипперова переправа. Уилд был покрыт непроходимой тяжелой глиной и все теми же древними дубовыми лесами вперемежку с рощами узловатых ясеней и терновника. За эти годы Том исходил его, наверное, почти весь. Пожалуй, единственное, что он сделал в своей жизни, – исходил этот древний кусок Англии. Путь паломников и болота напомнили ему о Беньяне и трясине отчаяния. Маленьким мальчиком Том перечитывал эту книгу снова и снова, наверное – каждые две недели, проживая каждый шаг пути на небеса и не понимая ни слова из христианских доктрин. Ходить по этой земле было все равно что жить в английских сказках. Том читал «Сказки старой Англии» – эту книгу Киплинг сам прислал в подарок его матери с письмом, полным восхищения. Том читал о бегстве из Димчерча – о том, как все эльфы и феи, народец холмов, ринулись в полночное море, покидая страну, которая больше в них не верила. Он знал – такие вещи он старался знать, – что название «Пэрчейз-хауз» не имеет отношения к религии, к искуплению грехов: «пэрчейз» – старое английское слово, означающее место встречи пэрчей, маленьких Пэков. А может быть, подумал Том, и то и другое верно – английский язык на это способен. Он сближает разные вещи. Том решил, что идет в паломничество – по почве Англии, мелу Англии, английским древним лесам.
Он не спрашивал себя, куда именно идет. Смотрел на указатели и сворачивал в ту сторону, если название деревни ему нравилось. У него в голове появились очертания сказки. Всего лишь костяк сюжета – путник, идущий по Англии. Странно было лишь то, что Том видел эту сказку (он всегда именно видел сказки мысленным взором) исключительно в оттенках белого цвета – белизны, сливок, серебра; выбеленная, выцветшая, белесая сказка, цвета остовов водорослей, а может, и людских остовов, и звериных.
Хоуд-Вуд, Бетерсден, Гончарный Горн, Дальний Квартал, Средний Квартал, Аркадия, Багглсден, Ферма Детей, ферма «Тук-Тук», Вишневый сад, Девичий лес, Лес Большой Цапли – и вдруг Том оказался на краю прямого протока, в котором узнал Королевский Военный канал, построенный некогда для дополнительной защиты Англии на случай вторжения Наполеона. Значит, это уже край Уоллендского болота. Канал шел с востока на запад, меж крутых берегов. Тут жили стрекозы и жирные длиннотелые лягушки. Том пошел вдоль канала на восток, пересек его и свернул на юг по дороге, ведущей к ферме «Грушевое дерево», мимо Ньючарда, к Руклендсу, Блэкменстоуну, мимо Святой-Марии-в-полях и дальше, к Олд-Ханичайлду. Теперь Том оказался на собственно болотах, крест-накрест изрезанных канавами. К юго-востоку от Ханичайлда он пересек Новый сточный канал. Он прошел между Старым Ромни и Новым Ромни, по земле, которую упорно несло сюда море, – люди сделали ее пригодной для овец, выкопав каналы. Гэлдсотт, Кемпс-Хилл, Бёрдзкитчен. Том обогнул Лидд и военный лагерь со стрельбищами и мишенями, раскинутый на мрачных, усыпанных галькой равнинах. Том выбрался из Лидда – по болоту Денге, мимо деревни под названием Стена-из-валунов. Земля в этих местах морщилась огромными плоскими складками и гребнями, усыпанными галькой, с полосами серо-зеленого лишайника, цепляющегося за камень с подветренной стороны. Том прошел по каменистой полосе Денгейского болота, меж черных деревянных хибар, ржавой рыболовной машинерии, рыбацких лодок, лежащих на суше килем кверху. Он прошел мимо Куста-на-полдороге и Ямных озер, где плавали и кричали морские птицы. Он пошел дальше, на мыс, к Дандженессу, мимо того места, где железная дорога – одноколейка – вдруг кончалась в полосе гальки рядом с хижиной береговой охраны.
Когда идешь по гальке, приходится думать. Каждый раз, как ставишь ногу, галька, твердая и непокорная, врезается в подошву. Галька предательски скользит – перед тобой, по бокам, ты кланяешься и выпрямляешься, клонишься вперед, против ветра, который на берегу обычно свирепствует, сдувает волосы со лба назад, врывается в спирально закрученные каналы ушей, нащупывая мозг. Тому нравилась галька. Галька была осколками огромных валунов с утесов на краю Англии, валунов из мягкого мела и твердого кремня; ее сгладила вода, которая швыряла камни и терла друг о друга. Все голыши одинаковые, но нету двух в точности одинаковых, подумал Том, и ему понравилось: камушки как люди, неисчислимые, как… как звезды или как песок, и откуда взялось это сравнение? Не важно. Кругом все было твердое, жесткое, и это утешало. Он пошел дальше, вскарабкался на высокую гряду, сложенную из той же гальки, услышал и увидел море. Тут Англия кончалась. Он дошел до конца Англии.
День клонился к вечеру. Том сел, все еще в надетых для театра ботинках и пальто, уже запыленных и измазанных глиной. В голове у Тома белоснежный паломник сел на сливочно-белую гряду гальки.
«Что теперь?» – спросил Том у паломника, хотя и так знал ответ.
Он посидит, пока не зайдет солнце.
Он стал разглядывать гальку. Один голыш – расколотый, с мраморным блеском на сколе. Другой – бледный, почти идеальный шар. Третий с дырочкой: такие камушки волшебные или когда-то были волшебными, и через дырку виднелся невидимый мир. Голыш был кривой, неровно-серого цвета с пятнами ржавчины и бледными пролысинами там, где еще не стерся мел. Внутри дырка была пористая, как пчелиные соты, и тоже меловая. Том подобрал этот камушек и поглядел через дырку на море.
Море у Дандженесса бурное. Галечное дно уходит уступами все вниз и вниз, и воды Ла-Манша налетают на берег со свистом, завихряясь, вскидывая фонтанчики в коронах из тонкой водяной пыли, а потом отскакивают и всасываются обратно через щели меж гремящей галькой. Вода шумит, ветер шумит, камни шумят. Том сидел в этом шуме и смотрел на волны – как раз шел прилив. Волны, как и галька, были все одинаковые, но ни одна не похожа на другую.
Под волнами идет течение, подобное вихрю, – оно всасывает и тянет вокруг мыса и прочь от берега, в Ла-Манш.
Том смотрел, как садится солнце в Ла-Манш над полоской земли, ведущей к мысу Бичи-Хэд.
Звезды действительно оказались неисчислимы – как песок, как галька.
Том изо всех сил старался себя изнурить и перестать думать, но ему это не совсем удалось. Не полностью.
Он сделал следующий шаг. Ботинки и пальто повергли его в тупое, животное недоумение. Они все испортят. Будут тянуть назад. Он снял их и поставил ботинки на пальто. Он не знал: может быть, прилив поднимется и заберет их. Если и так, то пусть.
Он снова пошел. Спустился по гальке и, не останавливаясь, вошел в волны и хлещущий ветер, в летящую пену и сплетение канатов, тянущих вниз. Так, в одних носках, он все шел по гальке, когда поскользнулся и волна швырнула его в течение. Он не противился.
45
В «Жабью просеку» приехали и Дороти, и Гризельда. Дороти сказала подруге, что Олив беспокоится за Тома. Она рассказала про древесный дом, судьба которого необъяснимым образом вызвала и у Дороти беспокойство за Тома. Гризельда сказала, что Вольфганг после представления пригласил их за сцену и показал сложные механизмы, управляющие куклами и марионетками. Ничего, в другой раз, добавила она. Дороти уже не в первый раз показалось, что Гризельда знает про Вольфганга и его дела больше самой Дороти, хотя именно Дороти он приходился братом. Наполовину братом, как Том.
* * *В «Жабьей просеке» Олив мерила шагами прихожую – взад-вперед, подобно челноку в станке. Тихо, сказал Хамфри, глядя в окно. Виолетта подала девушкам чай. Весь дом был на ногах и глядел из окон: Гедда – мечась по всему дому, Виолетта – на кухне, Филлис и младшие мальчики – в детской. Гризельда упавшим голосом рассказала Олив о восторге, с которым зрители принимали пьесу.
Олив спросила:
– Что ты говорила про древесный дом?
– Когда я была тут в прошлый раз, я сказала: «Пойдем к древесному дому». Том не сказал мне, что его срубили. Взял и привел меня туда. Я подумала… я подумала, что это недобро с его стороны. – Она помолчала. – Но похоже на него.
– Очень похоже, – сказала Олив.
* * *– На дорожке автомобиль, – сказала Гедда. – Там водитель, еще один мужчина и женщина в такой вуали. Они выходят. Похоже, это Дева Мэриан.
Гедда привыкла так называть миссис Оукшотт еще в детстве, когда подслушивала взрослых. Возможно, она не обмолвилась бы, если бы не беспокоилась так сильно. Хамфри полоснул ее мрачным взглядом.
* * *Автомобиль принадлежал Бэзилу Уэллвуду. Пассажир-мужчина снял очки-консервы и кожаную куртку и оказался Чарльзом – Карлом. Они вошли в дом и молча остановились. Мэриан Оукшотт произнесла:
– Я думала… хотела… поговорить с вами наедине.
Она обращалась к Хамфри. Олив сказала:
– Мы все здесь… Мы все здесь из-за… Вы можете говорить со всеми.
Виолетта забрала у Мэриан и Чарльза – Карла автомобильные куртки. Гризельда посмотрела на брата, удивленно нахмурясь.
