Колин Маккалоу - Милый ангел
Я разболталась, рассказала ей про мою опостылевшую девственность, про Дэвида, про слюнявый поцелуй Норма, а она слушала так, будто все это очень важно, и наконец заверила, что прорыв моей девственной плевы произойдет обязательно, потому что так говорят карты.
– Будет еще один Король, или Владыка Пентаклей, очередной врач, – пояснила она, делая бутерброд с маслом и копченым угрем. – В раскладе он совсем рядом с твоей Королевой Мечей.
– Королевой Мечей?
– Да, ее еще называют Владычицей. Не считая Боб, все мы в Доме Королевы Мечей. Сильные натуры! – И она продолжила про Короля: – Это корабль, который утром уплывет, не оставив следа. Тем лучше, принцесса. Ты в него не влюбишься. Лишаться девственности с любимым – подписывать себе смертный приговор. – На ее лице смешались ехидство, насмешка и злорадство. – Видишь ли, у мужчин это плохо получается. Да, в своем кругу они часто бахвалятся, но поверь мне на слово: дальше пустой болтовни дело не заходит. Понимаешь, от нас они отличаются не только тем, что есть у них спереди, хе-хе. Мужчина должен кончить, хоть он тресни, должен разрядить пушку, а не то рехнется. Это желание гонит бедолаг, как леммингов к утесу. – Она вздохнула. – Да, точно как леммингов! А мы можем и не кончать, для нас это… ну, не знаю. Не так важно. – Она с досадой вздохнула. – Нет, не то слово.
– Не обязательно? – подсказала я.
– В точку, принцесса! Не обязательно. И если для первого раза ты выберешь того, кто, по-твоему, даже испражняется карамельками, то прогадаешь и будешь разочарована. Выбирай прожженного малого, который любит не только кончать, но и женщин. Карты обещают тебе такого, можешь мне поверить.
Собравшись с духом, я рассказала миссис Дельвеккио-Шварц, какое впечатление она произвела на моих родных, хотя она и сама обо всем догадалась – это для нее пара пустяков, – а заодно про большой корабль и бумажные кораблики.
Пока мы беседовали, она любовно поигрывала картами, изредка переворачивая какую-нибудь и снова вкладывая ее в середину колоды. Я рассеянно наблюдала за ней. Потом она спросила, где стою я – на палубе корабля или на берегу, и я ответила, что на берегу, это ясно как день.
– Славно, славно, – довольно отозвалась она. – Это не ты потеряла почву под ногами, принцесса. Ты ее никогда не потеряешь. Ты стоишь на земле обеими ногами, крепко, как старый эвкалипт. Никакому топору тебя не свалить. Тебя не унесет прилив, как нашу Пэппи. Ее швыряет в потоке, как соломинку. Ты принесла в Дом свет, Харриет Перселл, да, свет. Я давно ждала тебя. – Она залпом допила бренди и подлила себе еще. Потом перетасовала карты и начала раскладывать их на столе.
– А в этом раскладе я есть? – эгоистично поинтересовалась я.
– Еще бы, принцесса! Прекрасна, как сама жизнь.
– И я когда-нибудь влюблюсь?
– А как же! Но не теперь, так что наберись терпения. Мужчины тебе прохода не дадут. А вот и еще один парень в белом халате! Видишь? Вот он, тот самый Король Пентаклей, которого я уже давно вижу рядом с тобой. Хе-хе.
За терпение меня уже наградили: я как раз гадала, о каком Короле Пентаклей идет речь, а она заговорила о нем сама:
– Шикарный малый, воспитан не хуже Гарольда. После фамилии не счесть званий. Правда, он уже не первой молодости.
У меня дрогнуло сердце при мысли об ортопеде, докторе Дункане Форсайте. Нет, не может быть. Старший штатный врач – и какая-то лаборантка из рентгенологии? Не смешите меня. Но я продолжала слушать – так же внимательно, как Крис Гамильтон слушала бы речь священника, сочетающего ее узами брака.
– У него есть жена и два сына-подростка. Он из богатой семьи, мог бы и не работать, но трудится как проклятый, потому что только работа держит его на плаву. Его жена холодна, как грудь мачехи, дома его не ждет ничего, кроме горячего ужина. Не в его привычках ходить налево, но на тебя, детка, он запал.
А вот это уже полный бред, что бы там ни твердили карты. Я видела мистера Форсайта всего один раз! Миссис Дельвеккио-Шварц лукаво усмехнулась мне и продолжала раскладывать карты.
– Пока хватит про тебя. Теперь посмотрим, что ждет остальных. Ага, вот мужчина и для Пэппи! И этот не первой молодости, и этот важная птица. Бог ты мой, а это еще что? Ах черт!
Она осеклась, нахмурилась, вгляделась в карты, выложила еще одну, хмыкнула и покачала головой – как мне показалось, печально. Но от объяснений она воздержалась.
– Тоби попался в чужой капкан, – помолчав, произнесла она, продолжая раскладывать карты, – но он сумеет вырваться. Хороший он парень, наш Тоби. – С удовлетворенным возгласом она выложила следующую карту. – А вот и я, Королева Мечей! Тут мне самое место. Да, уж я-то наведу порядок…
Я уже начинала скучать, потому что миссис Дельвеккио-Шварц не всегда объясняла, что значит та или другая карта или как она вписывается в расклад. Но, выложив четыре или пять карт после Королевы Мечей, она вдруг вытащила карту, на которой простертая фигура неизвестного пола, лежащая ничком, была пронзена десятью мечами. Едва взглянув на эту карту, миссис Дельвеккио-Шварц подскочила, вздрогнула и отпила бренди.
– Черт! – ругнулась она. – Опять эта треклятая Десятка Мечей, и Гарольд рядом.
Я так радовалась предсказанному будущему, что почти не обратила внимания на брань, которую хозяйка Дома выпалила не моргнув глазом. Может, и я когда-нибудь так же осмелею. Но вслух мечтать об этом я не стала, постеснялась и потому спросила, что значит Десятка Мечей.
– Для Королевы Мечей это карта смерти, принцесса. Для Королев других мастей – Жезлов, Пентаклей или Кубков – не смерть, но гибель. И карта Гарольда лежит рядом. Эти две карты всегда рядом.
У меня перехватило дыхание, я в ужасе уставилась на нее.
– Вы видите собственную смерть? – еле выговорила я.
Она расхохоталась по-настоящему весело, не притворяясь.
– Нет, что ты! Ничего подобного, принцесса! Свою смерть никому не дано увидеть! А уж про смерть прорицателей карты молчат, как мумии в гробнице. Я расстроилась, потому что не знаю, что значит Гарольд и эта Десятка Мечей. Но эта пара встречается в раскладах всякий раз, с самого кануна Нового года.
Карта Гарольда была перевернута вверх ногами. «Король Жезлов перевернутый» – так выразилась миссис Дельвеккио-Шварц. Я догадалась: когда карту берут из колоды перевернутой, ее значение меняется на противоположное. Но к чему столько шуму из-за Гарольда? Спрашивать я не стала.
Фло бросила свои мелки и вышла к нам на балкон. Сначала прильнула ко мне, потерлась атласной щечкой о мою руку, потом направилась к матери, но вместо того чтобы просить у нее молока, взяла ее стакан с бренди и опустошила его. От ужаса я оцепенела.
– Ничего, пусть. – Миссис Дельвеккио-Шварц читала мои мысли, словно книгу. – Сегодня воскресенье, она знает, что делает.
– Да ведь она сопьется! – ахнула я.
И этим насмешила хозяйку до слез.
– Кто – Фло? Ха! – Ее уверенность была непоколебима. – Принцесса, об этом не говорят ни карты Фло, ни ее гороскоп. Бренди – не просто выпивка, он лечит душу. – Она скабрезно ухмыльнулась. – И кое-какие части тела тоже, особенно мужского. А у тех, кто пьет другое спиртное или пиво, – висит, как мокрый носок на веревке.
Дальше все случилось так быстро, что я совсем растерялась. Фло задрожала, опрокинула на себя почти полный стакан бренди, а потом бросилась в комнату так, будто за ней гнались все демоны ада, и нырнула под диван.
– Ах, черт, сюда идет Гарольд. – Миссис Дельвеккио-Шварц вздохнула и наклонилась за неразбившимся стаканом. Еще не успев опомниться после неожиданного приступа паники Фло, я направилась в комнату вслед за хозяйкой.
Он вошел, ступая изящно и напоминая постаревшего балетного танцора. Каждый шаг отмерен, выверен, все движения будто расписаны на бумаге. Гарольд оказался морщинистым и поблекшим мужчиной на пороге шестидесяти лет, он смотрел на нас поверх очков-половинок, сидящих на тонком остром носу. Смотрел зло. Но причиной его злобы была не миссис Дельвеккио-Шварц, а я. Не знаю, как описать то, с чем я никогда не сталкивалась, даже когда нам привезли буйнопомешанного пациента со склонностью к убийствам. Гарольд смотрел на меня с такой ненавистью, он буквально исходил ядом! А я вдруг вспомнила, что и я Королева Мечей, – так сказала миссис Дельвеккио-Шварц. Может, это мою смерть ей предсказали карты. Или смерть Пэппи. Или Джим.
Хозяйка расцвела улыбкой, будто ничего не произошло.
– Это Гарольд Уорнер, Харриет. Мой квартирант-любовник.
Я пробормотала какую-то заученную любезность, на которую он ответил ледяным кивком и тут же повернулся ко мне спиной, будто больше не мог меня видеть. Если бы не мой рост, клянусь, я бы забилась вместе с Фло под диван. Бедняжка! Наверное, и с ней Гарольд обходился не лучше, чем со мной.
«Мой квартирант-любовник». Так вот почему все допытывались, познакомилась я с Гарольдом или еще нет!
