Зулейка Доусон - Форсайты
– Значит, вы были одной из двух сотрудниц, которым, согласно инструкциям, полученным агентством Полтид от ответчика, поручалась слежка за истицей, миссис Кристофер Монт, в течение октября и ноября этого года?
– Совершенно верно. Мне была поручена слежка в Лондоне, – тараторила свидетельница, не без удовольствия замечая, что со стороны присяжных она, пожалуй, смотрится неплохо. Как все-таки удачно расположены их места! – Стоило ей выйти из дома и отправиться на станцию, мне звонили и сообщали, мол, поезд такой-то. Ну а уж от Виктории я ее подхватывала.
– И как часто истица ездила в Лондон за это время?
– Всего дважды. И оба раза в одно и то же место.
– Куда, мисс Блетсоу?
– На Харли-стрит.
…Энн, не отрываясь, смотрела на руку, лежащую на поручне свидетельской трибуны. Ногти, алые, как капельки крови, блестящие кольца. Она дослушала до конца – время и продолжительность ее визитов, специализация врача, каждая мелочь, – не отдавая себе отчета, звучат эти слова в ее сознании или идут извне. Самые сокровенные подробности ее жизни оглашены во всеуслышание.
Когда в качестве вещественного доказательства был представлен забытый ею носовой платок, у нее словно земля ушла из-под ног.
У Боумена вопросов не было, и свидетельницу отпустили. Заметив, что брат взглянул в сторону адвокатов, Энн машинально посмотрела туда же. Адвокат Кита совещался со своим поверенным. Оцепенение и полное, абсолютное бесчувствие вдруг овладели ею.
Посовещавшись, Галантерейщик встал.
– Ваша честь, в свете показаний последней свидетельницы я попросил бы вашего разрешения повторно вызвать истицу.
Судья кивнул, и только тут Энн поняла, что говорят о ней. Она нерешительно поднялась, видя, что Джонни держит ее под руку, но совершенно этой поддержки не чувствуя, и на ватных ногах пошла к свидетельской трибуне.
Услышав наконец тихий утвердительный ответ на вопрос, повторенный, как заклинание, дважды: «Верно ли, миссис Монт, что вы ждете ребенка от вашего мужа?», Флер внезапно почувствовала, как внутри у нее все сжалось. Майкл протянул ей руку, но она отдернула свою. Уйти, уйти отсюда скорее! Она поднялась, Майкл встал вслед за ней, тут она услышала глухой стук и, почти в тот же миг, голос Джона с другой стороны зала:
– Энн!
Это имя! Никуда ей от него не деться…
Флер мгновенно обернулась – чтобы сквозь пелену в глазах увидеть, как, забыв обо всем на свете, ринулся Джон к опустевшей свидетельской трибуне, увидеть тревогу и боль на его лице, – и, не в силах больше смотреть, отвела глаза. Судья вызвал пристава, успокоил внезапно зашумевший зал и объяснил:
– По-видимому, у истицы обморок.
Не оглядываясь, крепко держа Майкла под руку, Флер вышла из зала.
Глава 8 В сельской тиши
С неподдельным сожалением упомянув о «защитнике», попавшем в собственную ловушку, судья Орр объявил присяжным, что в настоящем деле существуют обстоятельства, которые он рассматривает как непреодолимое препятствие. Перефразируя слова известного поэта применительно к данному случаю, он объяснил, что для истицы прощение зла не прошло безнаказанным, по крайней мере с точки зрения закона. В связи с этим, заключил он, иск должен быть отклонен.
Проводив до машины Флер и отдав Ригзу распоряжение отвезти ее на Саут-сквер, Майкл вернулся в зал как раз к объявлению решения суда. Простившись с Галантерейщиком, он отправился к выходу вместе с сыном и «очень молодым» Роджером. И тут, завернув за угол в каком-то из обшитых панелями наружных коридоров, они наткнулись на «противную сторону». Кит в упор посмотрел на жену, она тут же отвела глаза и спряталась за мачеху. Кит прошел дальше, Роджер отвел в сторону своего противника – обменяться парой слов по делу, ну а Майкл – совсем некстати – остался с глазу на глаз с Джоном Форсайтом.
Две-три секунды, не больше; ни единого слова; и все сказано. Одни и те же чувства отразились на лицах двух мужчин: и упрек, и сожаление, и – на самом донышке глаз, голубых и серых, – усмешка.
«Если бы не ты…»
«Если бы не я…»
Уинифрид Дарти нашла бы подходящее выражение – «голова кругом». Майкл лишь едва заметно кивнул и быстро пошел дальше.
К коктейлю все семейство собралось в Липпингхолле. Развода будто не бывало – да, строго говоря, с юридической точки зрения его и не было. Обсуждение свелось к пяти минутам – выбрав время, пока Флер переодевалась для поездки за город, из своего кабинета на Саут-сквер Майкл позвонил матери. Он знал – она ждет результатов. Он рассказал ей все, выслушал ее «очень огорчительно» и вытянул из нее клятвенное обещание держать язык за зубами – даже под дулом пистолета – три дня.
Кит из суда отправился на ленч в свой клуб, где, как говорится, «без воли Божьей» никто не посмел бы указать на него пальцем. Хотя, кто знает, было ли ему вообще до этого дело. (В действительности его победа лишь прибавила ему славы – еще бы, мужчина, которому удалось поставить жену на место!) Потом на такси он доехал до Паддингтона, и как раз вовремя, чтобы встретиться с сестрой и поспеть на поезд в четыре двадцать пять, прибывавший в Пэнгборн без чего-то шесть. В этот час Ригз встретит их на станции и отвезет в Липпинг – еще двенадцать миль.
Вот Лондон уже позади. Кэт взглянула на брата. Тот сидел, раскинув руки по спинкам сидений. Они были одни в вагоне – толпы служащих повалят позже. Сама Кэт рано освободилась – Джайлс по-прежнему чувствовал себя перед ней в долгу из-за контракта.
– Что скажешь? – спросила она.
Кит пожал плечами, в точности как мать: короткое молниеносное движение – и одновременно плавно опускаются ресницы. Совершенно по-французски! Какой изысканный, яркий жест – сама она его так и не освоила.
– Да ничего особенного, – ответил он, – иск отклонен, вот и все.
Поздравления были неуместны, и она просто кивнула, будто на вопрос, пришла ли уже вечерняя почта. Кивнул и он.
– Лакомый кусочек для воскресных газет.
Громыхнув дверью, вошел кондуктор. Прокомпостировал билеты и удалился, чуть коснувшись фуражки, приветствуя главным образом Кэт, поскольку молодой джентльмен витал в облаках.
– Останешься ненадолго?
Странно – говорить с братом вот так – полудружески, полуотчужденно – будто с давним однокашником, случайно встреченным в поезде.
Кит тряхнул головой.
– Отплываю следующим кораблем – в воскресенье. Завтра на рассвете Ригз отвезет меня в город – так что не забудь пожелать мне счастливого Рождества сегодня.
– Не забуду. А они знают?
– Только отец.
Кэт снова кивнула. Кит сказал отцу; отец – матери и бабушке, но каждой в отдельности. И все в курсе; et fin d’his-toire [116] .
– Когда приедешь еще?
– Может, и раньше, чем кто-нибудь успеет по мне соскучиться. – Он криво усмехнулся. – Если удастся прилично продать имение, и летом вернусь насовсем. А там…
Он умолк, глянул в окно. В заоконной тьме мимо проплывали желтоватые огни предместий.
– …там посмотрим.
Сквозь стук колес она услышала – вздох?
– Кит, тебе хотя бы не слишком туго пришлось?
Задавая вопрос, она и сама знала, что нет, что для брата с самого начала вся эта история не более чем легкая мигрень. По-настоящему его заботит нечто совсем другое. Не отрываясь от окна, он ответил:
– Папа, бывало, говорил: «Считай, что это упражнение по воспитанию характера».
Он наконец повернулся к ней, и Кэт увидела – он улыбается. Вдруг показалось – впервые за столько лет, – что старший брат снова с ней.
– Хочешь совет, Кэтти? Если тебе придет когда-нибудь в голову надеть на себя ярмо…
Брови ее поднялись – ну, дальше? Он широко улыбнулся.
– …не делай этого.
К этой теме вернулись лишь однажды.
Позже, вечером, когда Кит, и Кэт, и бабушка уже поднялись наверх, оставшись вдвоем с Флер в библиотеке у догорающего камина, Майкл предположил:
– Может, на сей раз он хочет преуспеть на семейном поприще – если она позволит ему вернуться.
– Она не позволит. – Флер лениво опустила ресницы, передернув плечами.
Майкл хотел спросить, откуда такая уверенность, но по ее глазам понял: растолковывать такому болвану, как он, эту простую арифметику – жуткая скука. И он выбрал менее скользкий путь.
– Кит знает это, как ты думаешь?
– Не может не знать. – Флер покачала головой, словно отметая все сомнения. – Он же видит, что она разлюбила его, – и, что бы он ни сделал, теперь это значения не имеет.
– Но ведь предостаточно браков и без любви, правда?
– Только если так было с самого начала. Тогда – никаких иллюзий. Разочарование – вот что фатально.
Потрескивая, рассыпались в прах головни в камине. Руины. Майклу вдруг стало не по себе – будто он услышал приговор. Так вот почему их союз продержался эти тридцать два года – просто с самого начала чего-то в нем не было. Чего-то самого важного.
– Во всяком случае, – продолжала Флер, вздохнув (ее терпение тоже не безгранично), – ему нужен только ребенок. Как-никак, двенадцатый баронет.
