Харпер Ли - Пойди поставь сторожа
– Где Сатана? – вопросил он и указал прямо на прихожан. – Здесь, в Мейкомбе, штат Алабама.
Потом завел было речи о преисподней, но Джин-Луиза сказала:
– Хорош, Джим, кончай, – потому что живописаний преподобного Морхеда хватит ей по гроб жизни. Тогда Джим на ходу сменил тему и заговорил о небесах: на небесах полно бананов (Дилл их обожал) и тушенной со сливками картошки (ее любимой), и когда они умрут, все отправятся туда есть всякие вкусности до самого Страшного Суда, но вот после Страшного Суда Господь, который со дня их рождения записывает в книге все, что они сделали, отправит всех троих в ад.
Закругляя службу, Джим сказал: мол, кто хочет соединиться с Господом, шаг вперед. Она шагнула.
Джим положил ладонь ей на темя и осведомился:
– Девушка, ты раскаиваешься?
– Да, сэр, – ответила она.
– А была ли ты крещена?
– Нет, сэр.
– Тогда… – Джим сунул руку в черную воду пруда и смочил Джин-Луизе голову. – Крещу тебя…
– Эй, минуточку! – крикнул Дилл. – Так не по правилам.
– По правилам, по правилам, – сказал на это Джим. – Мы с Глазастиком методисты.
– Мало ли что! Мы-то играем в баптистскую службу. Надо Глазастика окунуть в купель. Я, наверно, тоже окрещусь. – Дилл увлекся, воображая предстоящую церемонию, и отказываться от такой роли ни за что не хотел. – Я баптист! – твердил он. – Я баптист, мне положено принять крещение в баптистерии.
– Знаешь что, Дилл-крокодил?! – сказала она с угрозой. – Я целое утро так сидела, ничего не делала. А ты пел гимн, ты собирал пожертвования, и прихожане в первом ряду тоже ты был. Так нечестно! Дай мне!
Она стиснула кулаки, отвела левую руку и покрепче уперлась ногами.
Дилл слегка попятился.
– Кончай, Глазастик.
– Она права, Дилл, – сказал Джим. – А ты зато будешь мой помощник. – Потом перевел взгляд на нее: – Глазастик, ты лучше разденься, а то все промокнет.
Джин-Луиза стянула комбинезон – единственное, что на ней было.
– Смотрите не утопите меня, – сказала она. – И не забудьте мне нос зажать.
Она встала на бетонную закраину. Вынырнул престарелый карасик, глянул злобно и снова скрылся в темной воде.
– А глубоко тут? – спросила Джин-Луиза.
– Фута два всего, – ответил Джим и повернулся к Диллу за подтверждением. Но тот уже во весь дух несся к дому мисс Рейчел.
– Он чего, спятил, что ли? – спросила Джин-Луиза.
– Не знаю. Давай подождем, может, вернется.
Джим предложил отогнать всю живность на другой конец пруда, чтобы Джин-Луиза ненароком не задавила кого-нибудь, и они наклонились над водой, как вдруг позади раздалось угрожающее «У-у-у-у!».
– У-у-у-у! – провыл Дилл из-под двуспальной простыни, в которой он прорезал дырки для глаз. Потом вскинул руки над головой и подскочил к Джин-Луизе: – Ну чего? Готова? Шевелись, Джим, а то жарко мне.
– Вот неймется человеку, – сказал Джим. – А ты кто будешь?
– Я буду Святой Дух, – скромно сказал Дилл.
Джим взял ее за руку и завел в пруд. Вода оказалась теплая, какая-то осклизлая, а дно – скользкое.
– Один раз только окунешь, – сказала Джин-Луиза.
Джим стоял на бортике. Окутанная белым полотнищем фигура тоже приблизилась вплотную, молотя руками воздух. Джим опрокинул Джин-Луизу и пихнул вниз. Уже из-под воды она услышала, как Джим говорит нараспев:
– Джин-Луиза Финч, крещу тебя во имя…
Бац!
Розга в руке мисс Рейчел безошибочно нашла у Святого Духа слабое место – его мягкое место. Путь назад Диллу был отрезан, и потому он живо скакнул вперед и присоединился к Джин-Луизе. Мисс Рейчел безжалостно хлестала по взбаламученной ряске на воде, где мелькали листья кувшинок, простыня, руки и ноги.
– Вылезай сию минуту! – пронзительно вопила мисс Рейчел. – Я покажу тебе, Чарльз Бейкер Харрис, Духа Святого! Я научу тебя кромсать мое лучшее постельное белье! Дырки в нем резать! Господне имя всуе поминать! Вылезай из воды, кому сказано?!
– Ну хватит, тетя Рейчел, – пробулькал Дилл из-под воды. – Я больше не буду!
Его попытки высвободиться, сохранив достоинство, едва ли увенчались успехом: из воды на закраину вылезло какое-то мелкое морское чудище, облепленное простыней и зеленой тиной, обвитое гирляндами водорослей. Дилл замотал головой, силясь их стряхнуть, и мисс Рейчел отпрянула от тучи брызг.
За ним следом выбралась Джин-Луиза. Она наглоталась воды, и потому в носу ужасно щипало, а дышать было больно.
Мисс Рейчел племянника больше не тронула, но свистнула в воздухе прутом, прибавив:
– Марш домой!
Брат и сестра смотрели им вслед, покуда те не скрылись за дверью дома. Жалко Дилла, что тут скажешь?
– Пошли, – сказал Джим. – Время уж небось к обеду.
Они развернулись к дому и на дорожке увидели Аттикуса.
Рядом с ним стояла какая-то незнакомая дама и преподобный Джеймс Эдвард Морхед. И стояли они, похоже, уже довольно давно.
Аттикус, на ходу снимая пиджак, пошел навстречу. Горло у Джин-Луизы перехватило, коленки затряслись. Лишь когда он накинул пиджак ей на плечи, она сообразила, что предстала пастору в чем мать родила. Кинулась было бежать, но Аттикус поймал ее за загривок и сказал:
– Иди к Кэлпурнии. С черного хода.
Кэлпурния поставила ее в ванну и принялась зверски отскребать от ила, бормоча:
– Утром мистер Финч позвонил, сказал, к обеду преподобный с женой будут. Я вас обыскалась, звала-звала чуть не до посинения. Почему не отзывались?
– Не слышали, – соврала она.
– Ну, вот и выбирай, старуха, – то ли пирог печь, то ли за детьми рыскать по всей округе. Либо то, либо это. И не совестно вам? Этак вы отца вконец уморите.
Джин-Луизе показалось, что костлявый палец сейчас проткнет ей ухо насквозь.
– Больно, – сказала она.
– Если он из вас обоих дурь не выбьет, я этим займусь, – посулила Кэлпурния. – Вылазь живо.
Едва не содрав кожу, Кэлпурния растерла ее грубым полотенцем, потом велела поднять руки над головой. Всунула ее в жестко накрахмаленное розовое платьице, потом, двумя пальцами крепко держа за подбородок, продрала волосы острыми зубьями гребешка. Швырнула к ногам пару лакированных туфель:
– Обувай давай.
– Я застегивать не умею, – сказала она.
Кэлпурния грохнула крышкой унитаза и посадила Джин-Луизу. Та смотрела, как большие корявые пальцы принялись за деликатное дело – просовывать перламутровые пуговки в тугие, слишком маленькие петельки – и восхищалась тем, какая мощь в этих руках.
– Теперь иди к отцу.
– А где Джим?
– Моется в ванной мистера Финча. Ему я доверяю – сам справится.
В гостиной они с Джимом чинно сели на диван. Аттикус и преподобный Морхед толковали о чем-то неинтересном, а миссис Морхед, не таясь, смотрела на детей. Джим ей улыбнулся. Ответной улыбки не последовало, и Джим сдался.
Ко всеобщему облегчению, Кэлпурния позвонила в колокольчик, приглашая к столу. За столом посидели в неловком молчании, затем Аттикус попросил Морхеда прочесть молитву. И преподобный вместо того, чтобы испросить благословения для всех, воспользовался случаем сообщить Господу о проступках Джима и Джин-Луизы. Когда дело дошло до объяснений, что дети растут без материнского пригляда и ласки, она вся уже совсем съежилась. Покосилась на Джима: тот сидел, уткнув нос в тарелку, и уши его пылали. Она подумала, что, наверно, Аттикус не знает, куда глаза деть со сраму, и оказалась права: когда преподобный Морхед сказал наконец «аминь» и Аттикус вскинул голову, из-под очков у него ползли по щекам две крупные слезы. Да, на сей раз они с Джимом расстроили отца всерьез. Внезапно он сказал: «Прошу прощения», – резко встал и вышел на кухню.
Кэлпурния, осторожно ступая, внесла тяжеленный поднос. Когда в доме бывали гости, она вела себя совсем иначе. Говорить она умела не хуже самого Джеффа Дэвиса[20], но при гостях нарочно коверкала язык, тарелки подавала с нестерпимо высокомерным видом и на каждом слове придыхала. Когда подошла к Джин-Луизе, та сказала: «Извините, пожалуйста», – и, обхватив ее за шею, притянула к себе.
– Кэл, – прошептала она, – Аттикус что, сильно огорчился?
Кэлпурния выпрямилась, поглядела на нее сверху вниз и во всеуслышание ответила:
– Мистер Финч? Да еще чего, мисс Глазастик. Он там со смеху помирает на заднем крыльце.
Мистер Финч? Он там со смеху помирает. Колеса, под которыми теперь был не бетон, а грязь, зашуршали иначе, и Джин-Луиза очнулась. Запустила пальцы в волосы. Потом открыла бардачок, вытащила сигареты, закурила.
– Почти приехали, – сказал Генри. – Где ты витала? В Нью-Йорке со своим парнем?
– Да так, задумалась… Вспоминала, как мы возрождали веру. Тебя тогда не было.
– И слава богу. Коронный номер доктора Финча.