Харпер Ли - Пойди поставь сторожа
– Ты что-то сказала? – спросил Генри.
– Нет, ничего. Так, романтизм нахлынул… – сказала она. – Да, кстати, тетушка тебя не одобряет.
– Всю жизнь это знал. А ты одобряешь?
– Угу.
– Тогда выходи за меня замуж.
– Посватайся.
Генри сел с нею рядом на край причала. Оба теперь болтали ногами.
– А где мои туфли? – вдруг спросила она.
– Там, где ты их скинула. У машины, – ответил Генри. – Джин-Луиза, послушай меня: теперь я могу содержать нас обоих. А через несколько лет, если все пойдет как сейчас, мы с тобой вообще заживем на славу. Юг на подъеме, возможности огромны. И в округе достаточно денег, чтобы… что скажешь, если твой муж станет членом законодательного собрания штата?
– Баллотируешься? – удивилась Джин-Луиза.
– Всерьез о том подумываю.
– Против правящей партии?
– Ага. Эта махина вот-вот сама свалится, а я ей помогу грохнуться…
– Честная власть в округе Мейкомб? Боюсь, граждане не переживут такого шока. А Аттикус что думает?
– Он говорит – сейчас самая пора.
– Ты сам-то понимаешь, что тебе будет куда трудней, чем ему в свое время? – Ее отец, один раз выиграв избирательную кампанию, работал в законодательном собрании штата сколько душе угодно – дальше его всегда выбирали единогласно. Случай в истории округа уникальный – ни одна партия не поддерживала его, ни одна партия не выступала против, и больше никаких кандидатов.
Когда он ушел с поста, вакантное место единственного независимого законодателя проворно прибрала к рукам правящая партия.
– Да, будет трудно, но я дам им дрозда. «Судейская орава» спит на ходу – если провести кампанию с толком, жестко, это их встряхнет.
– Милый, я тебе соратницей в борьбе не буду. От политики меня сильно тошнит.
– Ну, если не откроешь кампанию против меня, и то хлеб.
– Восходящая звезда, а? Что ж ты не сказал, что стал Человеком Года?
– Думал, ты будешь смеяться…
– Смеяться, Хэнк? Над тобой?
– Ну да. По-моему, ты постоянно надо мной подсмеиваешься.
Что тут скажешь? Сколько раз она больно задевала его самолюбие?
– Знаешь, – сказала она, – я человек не очень тактичный, но вот клянусь Богом, я никогда над тобой не смеюсь. На словах – может быть, но в душе – никогда.
Она обняла его голову. Почувствовала подбородком черный плюш его стриженых волос. Генри приподнялся, поцеловал, крепче притянул ее к себе, на дощатый настил.
Через некоторое время Джин-Луиза высвободилась:
– Поедем, Хэнк.
– Еще рано.
– Нет, не рано.
– Ненавижу это место за то, что приходится карабкаться назад.
– Один парень в Нью-Йорке не признает лифтов и вверх по лестницам бегает как оглашенный. Уверяет, что это спасает от одышки. Не хочешь попробовать?
– Он твой парень?
– Еще чего.
– Ты мне это сегодня уже говорила.
– Тогда иди к черту.
– И это тоже говорила.
Джин-Луиза подбоченилась:
– А вот хочешь искупаться в чем есть? Этого я сегодня еще не говорила. Вот как спихну сейчас в воду!
– Ну спихни-спихни!
– И спихну!
Генри схватил ее за плечо:
– Один не желаю! Только вместе с вами, мисс.
– Ладно. Пойду вам навстречу: опорожняйте карманы. Считаю до пяти.
– Вконец вы ополоумели, Джин-Луиза, – сказал он, доставая из карманов деньги, ключи, бумажник, сигареты. Сбросил мокасины.
Они смотрели друг на друга, как бойцовые петухи. Генри прыгнул на нее, но она, уже падая, ухватила его за рубашку и утянула с собой. Молча и стремительно доплыли до середины реки, повернули и медленно возвратились к пристани.
– Подсади меня, – сказала она.
Вода ручьями бежала с них, когда они поднимались по ступенькам.
– Пока до машины доберемся, сто раз успеем высохнуть, – сказал Генри.
– Течение сегодня сильное, – сказала она.
– Черт знает чем мы занимаемся.
– Еще скажи спасибо, что я не с кручи тебя столкнула. – Она хихикнула. – Помнишь, как миссис Мерриуэзер измывалась над бедным мистером Мерриуэзером? Вот выйду за тебя – так же буду.
Мистеру Мерриуэзеру, если ссора с женой у него приключалась в пути, приходилось солоно. Сам он водить не умел, а миссис Мерриуэзер, если распря чересчур обострялась, останавливала машину, выходила и ловила попутку до города. Однажды они повздорили на проселке, где мистер Мерриуэзер прокуковал семь часов, пока его наконец не подобрал грузовик.
– А вот законодателю ночью не искупаться, – сказал Генри.
– Тогда не баллотируйся.
Машина тронулась. Постепенно прохладу опять сменила душная жара. За лобовым стеклом возникли фары встречного автомобиля – и пролетели мимо. Потом появился другой автомобиль, а потом и третий. Мейкомб уже близко.
Склонив голову на плечо Генри, она была почти довольна жизнью. И думала – а может, и впрямь?.. Хотя… ну какая из меня жена? Я с кухаркой не справлюсь. Не знаю, о чем беседуют дамы, когда сидят в гостях. Мне придется носить шляпку. Я уроню ребенка, и он погибнет.
Внезапно будто огромный черный шмель, с басовитым жужжанием рассекая воздух, пронесся мимо и исчез впереди за поворотом. Ошеломленная Джин-Луиза выпрямилась:
– Что это было?
– Очередная партия негров брутто.
– Да они соображают, черти, что делают?
– В последнее время не столько соображают, сколько воображают. Много – и о себе, – сказал Генри. – Им теперь хватает денег на подержанные машины, вот и гоняют по шоссе как угорелые. Представляют угрозу для общества.
– А права у них есть?
– Мало у кого. Ни прав, ни страховки.
– Господи, а если что-нибудь случится?
– Печально будет.
В дверях Генри нежно поцеловал ее и со словами:
– Завтра вечером? – отпустил.
Она кивнула:
– Доброй ночи, милый.
Держа туфли в руках, она босиком на цыпочках прошла в спальню, повернула выключатель. Разделась, надела пижамную куртку, неслышно проскользнула в гостиную. Зажгла свет, подошла к книжным полкам. Подумала: о черт, – и повела пальцем вдоль корешков книг по военной истории, задержалась на «Второй Пунической войне», остановилась – на «Довод не нужен»[23]. Взять, может, почитать, сделать приятное дяде Джеку? Вернулась в спальню, выключила люстру, придвинула лампу в изголовье. Легла в кровать, на которой была рождена, прочитала три страницы – и уснула при свете.
Часть III
6
– Джин-Луиза! Джин-Луиза, вставай! Вставай, я говорю!
Голос тетушки ввинтился в ее подсознание, и теперь она силилась встретить утро. Открыла глаза и увидела нависавшую над кроватью Александру.
– М-м-м?..
– Джин-Луиза, как это понять? Вы с Генри купались голыми! Что это значит?
Джин-Луиза села на кровати:
– Что?..
– Я спрашиваю, как понять, что ты и Генри Клинтон ночью голыми полезли в реку?! В Мейкомбе только о том и говорят.
Джин-Луиза головой ткнулась в колени, изо всех сил стараясь проснуться.
– А ты откуда знаешь, тетя?
– Чуть свет позвонила Мэри Уэбстер. Сказала, что вас видели в час ночи посреди реки в чем мать родила.
– Каждому видится то, что хочется, – пожала плечами она. – Деваться, значит, некуда – придется выйти за Генри замуж, а?
– Я… Я, право, не знаю, что и думать, Джин-Луиза… Твой отец не перенесет этого, это убьет его, убьет на месте… Но ты все же постарайся, чтоб он узнал от тебя, а не от добрых людей на углу.
Аттикус меж тем стоял в дверях – руки в карманы.
– Доброе утро, – сказал он. – От чего я умру?
– У меня язык не поворачивается. Пусть Джин-Луиза сама расскажет.
Та незаметно сделала отцу знак, который был принят и понят.
– Ну, не томите, – хмуро сказал Аттикус.
– Мэри Уэбстер на проводе! Ее передовые дозоры засекли, как мы с Хэнком ночью бултыхались в реке и в голом виде.
– Гм, – сказал Аттикус и дотронулся до своих очков. – Бултыхались. Надеюсь, хотя бы не кувыркались?
– Аттикус! – вскричала тетушка.
– Прости, Сандра. Это правда, Джин-Луиза?
– Правда, но не вся. Я бросила тень на честь семьи?
– Переживем, Бог даст.
Тетушка присела на край кровати.
– Значит, все же так оно и было. Джин-Луиза, – сказала она. – Я не знаю, чем вы вообще занимались ночью на «Пристани»…
– То есть как это «не знаешь»? Мэри Уэбстер дала тебе полный отчет. Она утаила, что было потом? Сэр, вас не затруднит подать мне мое неглиже?
Аттикус швырнул ей пижамные штаны. Джин-Луиза натянула их под простыней, простыню откинула и вытянула ноги.
– Джин-Луиза!.. – начала тетушка и осеклась.
Аттикус предъявил ей высохшее, а потому безнадежно мятое бумажное платье. Положил его на кровать, со стула взял столь же мятую нижнюю юбку и бросил поверх платья.
