Джером Сэлинджер - Рассказы
- Простите, мисс Карпентер. Я свое дело знаю, - сказал ее спутник. А ты лучше смотри в воду, карауль рыбку-бананку. Сегодня отлично ловится рыбка-бананка.
- А я их не увижу, - сказала девочка.
- Вполне понятно. Это очень странные рыбки. Очень странные. - Он толкал матрасик вперед. Вода еще не дошла ему до груди. - И жизнь у них грустная, - сказал он. - Знаешь, что они делают, Сибиллочка?
Девочка покачала головой.
- Понимаешь, они заплывают в пещеру, а там - куча бананов. Посмотреть на них, когда они туда заплывают, - рыбы как рыбы. Но там они ведут себя просто посвински. Одна такая рыбка-бананка заплыла в банановую пещеру и съела там семьдесят восемь бананов. - Он подтолкнул плотик с пассажиркой еще ближе к горизонту. - И конечно, они от этого так раздуваются, что им никак не выплыть из пещеры. В двери не пролезают.
- Дальше не надо, - сказала Сибилла. - А после что?
- Когда после? О чем ты?
- О рыбках-бананках.
- Ах, ты хочешь сказать - после того как они так наедаются бананов, что не могут выбраться из банановой пещеры?
- Да, сказала девочка.
- Грустно мне об этом говорить, Сибиллочка. Умирают они.
- Почему - спросила Сибилла.
- Заболевают банановой лихорадкой. Страшная болезнь.
- Смотри, волна идет, - сказала Сибилла с тревогой.
- Давай ее не замечать, - сказал он, - давай презирать ее. Мы с тобой гордецы. - Он взял в руки Сибиллины щиколотки и нажал вниз. Плотик подняло на гребень волны. Вода залила светлые волосики Сибиллы, но в ее визге слышался только восторг.
Когда плотик выпрямился, она отвела со лба прилипшую мокрую прядку и заявила:
- А я ее видела!
- Кого, радость моя?
- Рыбку-банаку.
- Не может быть! - сказал ее спутник. - А у нее были во рту бананы?
- Да, - сказала Сибилла. - Шесть.
Юноша вдруг схватил мокрую ножку Сибиллы - она свесила ее с плотика и поцеловал пятку.
- Фу! - сказала она.
- Сама ты "фу!" Поехали назад! Хватит с тебя?
- Нет!
- Жаль, жаль! - сказал он и подтолкнул плотик к берегу, где Сибилла спрыгнула на песок. Он взял матрасик подмышку и понес на берег.
- Прощай! - крикнула Сибилла и без малейшего сожаления побежала к гостинице.
Молодой человек надел халат, плотнее запахнул отвороты и сунул полотенце в карман. Он поднял мокрый, скользкий, неудобный матрасик и взял его под мышку. Потом пошел один по горячему, мягкому песку к гостинице.
В подвальном этаже - дирекция отеля просила купальщиков подниматься наверх только оттуда - какая-то женщина с намазанным цинковой мазью носом вошла в лифт вместе с молодым человеком.
- Я вижу, вы смотрите на мои ноги, - сказал он, когда лифт подымался.
- Простите, не расслышала, - сказала женщина.
- Я сказал: вижу, вы смотрите на мои ноги.
- Простите, но я смотрела на пол! - сказала женщина и отвернулась к дверцам лифта.
- Хотите смотреть мне на ноги, так и говорите, - сказал молодой человек. - Зачем это вечное притворство, черт возьми?
- Выпустите меня, пожалуйста! - торопливо сказала женщина лифтерше.
Дверцы открылись, и женщина вышла не оглядываясь.
- Ноги у меня совершенно нормальные, не вижу никакой причины, чтобы так на них глазеть, - сказал молодой человек. - Пятый, пожалуйста. - И он вынул ключ от номера из кармана халата.
Выйдя на пятом этаже, он прошел по коридору и открыл своим ключом двери 507-го номера. Там пахло новыми кожаными чемоданами и лаком для ногтей.
Он посмотрел на молодую женщину - та спала на одной из кроватей. Он подошел к своему чемодану, открыл его и достал из-под груды рубашек и трусов трофейный пистолет. Он достал обойму, посмотрел на нее, потом вложил обратно. Он взвел курок. Потом подошел к пустой кровати, сел, посмотрел на молодую женщину, поднял пистолет и пустил себе пулю в правый висок.
ЛАПА-РАСТЯПА
Почти до трех часов Мэри Джейн искала дом Элоизы. И когда та вышла ей навстречу к въезду, Мэри Джейн объяснила, что все шло отлично, что она помнила дорогу совершенно точно, пока не свернула с МеррикПаркуэй.
- Не Меррик, а Меррит, деточка! - сказала Элоиза и тут же напомнила Мэри Джейн, что она уже дважды приезжала к ней сюда, но Мэри Джейн что-то невнятно простонала насчет салфеток и бросилась к своей машине. Элоиза подняла воротник верблюжьего пальто, повернулась спиной к ветру и осталась ждать. Мэри Джейн тут же возвратилась, вытирая лицо бумажной салфеточкой, но это не помогало - вид у нее все равно был какой-то растрепанный, даже грязный. Элоиза весело сообщила, что завтрак сгорел к чертям - и сладкое мясо, и все вообще, - но оказалось, что Мэри Джейн уже перекусила по дороге. Они пошли к дому, и Элоиза поинтересовалась, почему у Мэри Джейн сегодня выходной. Мэри Джейн сказала, что у нее вовсе не весь день выходной, просто у мистера Вейнбурга грыжа и он сидит дома, в Ларчмонте, а ее дело - возить ему вечером почту и писать под диктовку письма.
- А что такое грыжа, не знаешь? - спросила она Элоизу. Элоиза бросила сигарету себе под ноги, на грязный снег, и сказала, что в точности не знает, Мэри Джейн может не беспокоиться - это не заразное. - Ага, сказала Мэри Джейн, и они вошли в дом.
Через двадцать минут они уже допивали в гостиной первую порцию виски с содовой и разговаривали так, как только умеют разговаривать бывшие подруги по колледжу и соседки по общежитию. Правда, между ними была еще прочная связь? обе ушли из колледжа, не окончив его. Элоизе пришлось уйти со второго курса, в 1942 году, через неделю после того, как ее застали на третьем этаже общежития в закрытом лифте с солдатом. А Мэри Джейн в том же году, с того же курса, чуть ли не в том же месяце вышла замуж за курсанта джексонвильской летной школы в штате Флорида - это был худенький мальчик из Дилла, штат Миссисипи, влюбленный в авиацию. Два месяца из своего трехмесячного брака с Мэри Джейн он просидел в тюрьме за то, что пырнул ножом сержанта из военного патруля.
- Нет, нет, - говорила Элоиза, - совершенно рыжая.
Она лежала на диване, скрестив худые, но очень стройные ножки.
- А я слыхала, что блондинка, - повторила Мэри Джейн. Она сидела в синем кресле. - Эта, как ее там, жизнью клялась, что блондинка.
- Ну, прямо! - Элоиза широко зевнула. - Она же красилась чуть ли не при мне. Что ты? Сигареты кончились?
- Ничего, у меня есть целая пачка. Только где она? - сказала Мэри Джейн, шаря в сумке.
- Эта идиотка нянька, - сказала Элоиза, не двигаясь, - час назад я у нее под носом выложила две нераспечатанные картонки. Вот увидишь, сейчас явится и спросит, куда их девать. Черт, совсем сбилась. Про что это я?
- Про эту Тирингер, - подсказала Мэри Джейн, закуривая сигарету.
- Ага, верно. Так вот, я точно помню. Она выкрасилась вечером, накануне свадьбы, она же вышла за этого Фрэнка Хенке. Помнишь его?
- Ну как же не помнить, помню, конечно. Такой задрипанный солдатишка. Ужасно некрасивый, верно?
- Некрасивый? Мать родная! Да он был похож на немытого Белу Лугоши!
Мэри Джейн расхохоталась, запрокинув голову.
- Здорово сказано! - проговорила она и снова наклонилась к своему стакану.
- Давай-ка твой стакан, - сказала Элоиза и спустила на пол ноги в одних чулках. - Ох, эта идиотка нянька! И чего я только не делала, честное слово, чуть не заставила Лью с ней целоваться, лишь бы она поехала с нами сюда, за город. А теперь жалею. Ой, откуда у тебя эта штучка?
- Эта? - Мэри Джейн тронула камею у ворота. - Господи, да она у меня со школы. Еще мамина.
- Чертова жизнь, - сказала Элоиза, держа пустые стаканы, - а мне хоть бы кто что оставил - ни черта, носить нечего. Если когда-нибудь моя свекровь окочурится, - дождешься, как же! - она мне, наверно, завещает свои старые щипцы для льда, да еще с монограммой!
- А ты с ней теперь ладишь? - спросила Мэри Джейн.
- Тебе все шуточки! - сказала Элоиза, уходя на кухню.
- Я больше не хочу, слышишь? - крикнула ей вслед Мэри Джейн.
- Черта с два! Кто кому названивал по телефону? Кто опоздал на два часа? Теперь сиди, пока мне не надоест. А карьера твоя пусть катится к чертовой маме!
Мэри Джейн опять захохотала, мотая головой, но Элоиза уже вышла на кухню.
Когда Мэри Джейн стало скучно сидеть одной в комнате, она встала и подошла к окну. Откинув занавеску, она взялась было рукой за раму, но вымазала пальцы угольной пылью, вытерла их о другую ладонь и отодвинулась от окна. Подмерзало, слякоть на дворе постепенно переходила в гололед. Мэри Джейн опустила занавеску и пошла к своему синему креслу, мимо двух набитых до отказа книжных шкафов, даже не взглянув на заглавия книжек. Усевшись в кресло, она открыла сумочку и стала рассматривать в зеркальце свои зубы. Потом сжала губы, крепко провела языком по верхней десне и снова посмотрела в зеркальце.
- Гололедица началась, - сказала она, оборачиваясь. - Ого, как быстро. Не разбавляла, что ли?
Элоиза остановилась, в руках у нее были полные стаканы. Она вытянула указательные пальцы, как дула автоматов, и сказала:
