Джон Фаулз - Куколка
60 вьюков чая весом в 7 тыс. <фунтов> захвачены были в Суссексе 3 береговыми объездчиками{148} при помощи 3 драгунских гвардейцев. Товар доставлен на истбурнскую таможню. Контрабандистов было числом около 40, из коих добрая половина после многочасовой попойки предприняла попытку отбить груз, однако была отброшена назад, причем некоторые были ранены.
Дублин. Беременная женщина направлялась в деревню, где предполагала рожать, однако схватки застали ее прямо на дороге, с нею же были лишь слепец и мальчишка; последнего попросила она сбегать и позвать кого-нибудь на помощь, тот же отказался идти, пока она не заплатит. Она вынула кошелек, в коем оказалось немного серебра и мелкая золотая монета; завидя монету, мальчишка тут же побежал к слепцу; тот без раздумий вышиб ей палкой мозги, забрал кошелек и пошел дальше. Проезжавший мимо джентльмен обнаружил убитую женщину, догнал мальчишку и, пригрозив убить, заставил того сознаться в преступлении. Оба злодея заключены в тюрьму Килмейнхэм.
Среда, октября 20-го дня
В Девоншире близ Паудерхэма выбросило на берег иглобрюха; рыба эта, длиной в 4 фута, голову имеет как у жабы, 2 лапы как у гуся и рот, раскрывающийся на 12 дюймов в ширину. Один из представителей этого вида был некогда препарирован во Врачебном колледже в присутствии короля Карла II.
Четверг, октября 21-го дня
Небольшая группа протестантских сектантов собралась в Бриксворте в Нортгемптоншире для совместного богослужения; толпа, поднявшаяся в городе, разнесла на кусочки окна, молодому джентльмену из Нортгемптона, который, по их мнению, должен был отправлять службу, пригрозили убийством, хозяина дома Уильяма Бека схватили и стали валять в грязи; выражаем надежду, что в высочайших сферах, куда о случившемся было заявлено, не преминут разобраться, сколько заботы о свободе подданных и общественной безопасности было проявлено в этом деле.
Пятница, октября 22-го дня
Желая исследовать со всем тщанием обстоятельства недавнего восстания и убийства капитана Портеуса, магистраты Эдинбурга приказали всем горожанам, купцам и пр. явиться перед деканом городского совета и представить точные списки своих слуг и подмастерьев. Пятеро из участников восстания заключены были в замке.
Перед высокочтимым лорд-канцлером заслушана была петиция г-на Олкока из Уотерфорда в Ирландии, действующего в качестве опекуна шестилетнего Майкла Айлмера, наследника огромного имения в ирландском королевстве; Олкок утверждал, что мать ребенка, дабы воспитать его в католической вере, тайно увезла его прочь; когда же указанный опекун прибыл за ним в Лондон, нашел лишь мать, но не ребенка; она же заявила, что привезла его для консультации с врачами и что лакей увел его куда-то без ее ведома; ей, однако, приказано доставить мальчика в суд до следующего четверга под угрозой заключения в тюрьму Флит.
Понедельник, октября 25-го дня
Г-н Джордж Келли, бывший секретарь епископа Рочестера, совершил побег из Тауэра, где провел в заключении 14 лет{149} и лишь недавно получил право прогуливаться в сопровождении надзирателя; на следующее утро написал он письмо герцогу Ньюкаслу{150}, выражая признательность за доброту, проявленную к нему Его Величеством, и принося извинения за предпринятую им попытку собственного освобождения. Еще одно письмо направил он заключенному в Тауэре господину, вручая его попечительству книги и пр., оставшееся в его комнатах. За поимку его предлагается вознаграждение в 200 фунтов.
Трудолюбивые голландцы, выловившие в этом году 589 китов и 3 китенка, испанцы же и французы 70; по этому случаю было замечено, что если бы Англия сама не принимала участия в этом доходном промысле, она могла бы гордиться, что превзошла всех своих соседей в скачках.
Среда, октября 27-го дня
На заседании Суда городского совета в ратуше решено было, что скотный рынок является самым подходящим местом для возведения особняка для лорд-мэра, в связи с чем комитету в прежнем составе поручено было составлять планы.
Несколько лиц схвачены по подозрению в убийстве капитана Инниса, о коем упоминалось в последнем нашем выпуске{151}.
~~~
Спозаранку Ребекку вновь приводят в гостиничную комнату, где накануне проходил допрос. В иное время сие просторное помещение, в коем расположен семнадцатого века стол надутых ножках, используется как столовая, гостиная или кабинет для приватных встреч. Ребекку и ее собеседника разделяют шесть футов отполированной дубовой столешницы. Как ни странно, Аскью стоя встречает узницу, точно леди. Он не кланяется, но приветливо ей кивает и жестом предлагает сесть за стол, на который предусмотрительно поставлен костяной бокал с водой.
— Хорошо ль почивали и откушали, сударыня?
— Да.
— Жалоб не имеете?
— Нет.
— Присаживайтесь.
Ребекка опускается на стул, но сам Аскью не садится и, взглянув на секретаря, примостившегося сбоку стола, в воздухе чиркает рукой — мол, пока не записывай.
— Ваше вчерашнее поведение похвально — не потрафив бесчинству Уордли и отца, вы подали им хороший пример.
— Они хотели как лучше.
— Тут я не соглашусь, но сие не важно. Сударыня, знать и простолюдье весьма отличны, но родительскому горю сословья неведомы, оно всегда заслуживает сочувствия, не правда ли?
— Я все рассказала.
Взгляд Ребекки прям и лишь слегка затуманен недоумением от неожиданной перемены в следователе. После ее слов Аскью по-птичьи наклоняет голову в парике, словно рассчитывая услышать больше. Но собеседница молчит, и он задумчиво отходит к окну. Потом оборачивается:
— Сударыня, нам, законникам, приходится быть дотошными. Усерднее прочих сжинаем мы ниву, не гребуя даже крохотным зернышком драгоценной истины, особливо в ее недород. Вновь спрошу об том, что покажется оскорбительным вашему нынешнему благочестью.
— Спрашивай. Я помню об своих грехах.
В лучах утреннего света лицо Ребекки выражает непреклонную готовность.
— Сударыня, не стану повторять вчерашнюю историю; полагаю, она свежа в вашей памяти. Но вот что я вам скажу: коли за ночь вы передумали и желаете изменить свои показанья, извольте. Ежели из опасений за свою будущность иль по какой-либо иной причине вы были не вполне правдивы иль что-то опустили, в вину вам того не поставят. Ручательством мое слово.
— Я говорила только правду.
— Значит, все было так, как поведали?
