Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой
– Я здесь живу. Вот в этом доме напротив. Вы за водой?
– Как видишь, – отвечает Люда, кивая на пластиковые бутыли в руках.
– Привет! – говорит Пия. – Знакомься – это Кати – моя подруга!
Она только что приехала из Хельсинки. Первый гость. Все остальные приезжают завтра.
– Hi, Katy! – говорю я.
– Владимир, а ты не мог бы пойти сегодня вечером с Кати в какой-нибудь клуб? Я бы пошла с ней сама, но у меня много дел – нужно готовиться к завтрашнему дню. Хотя на завтра я взяла выходной, но все равно, лучше все сделать заранее. Только обещай мне, что ты не будешь к ней приставать! У нее сейчас появился друг, а до этого очень долго никого не было, поэтому прошу тебя – не надо ее соблазнять! Она моя давняя подруга и я хочу, чтобы у нее все было хорошо в жизни.
– Представь себе, Кати совершенно не в моем вкусе! Надеюсь, она не понимает по-русски? Но в клуб я мог бы ее сегодня сводить. После того, как привезут диван. Мне обещают привезти его с шести до восьми, так что, ты могла бы начинать ночевать у меня уже прямо сегодня! Хочешь?
– Нет, я вообще не собираюсь у тебя ночевать.
– Но ты ведь собиралась? Я же, можно сказать, именно из-за тебя так торопился с этим диваном. Ты ведь спрашивала меня, нельзя ли будет тебе у меня ночевать, когда приедут гости. Поэтому я и старался, чтобы его сделали и привезли вовремя. Он будет ужасно красивым и удобным – желтым, как канарейка! Представляешь?
– Я ничего не понимаю из того, о чем вы там говорите, но слышу, что речь идет обо мне. Вы не могли бы говорить по-английски, чтобы мне тоже было понятно?
– Конечно, Кати, прошу прощения! – спохватываюсь я, моментально переходя на английский. – Пия просила меня отвести тебя сегодня вечером в какой-нибудь клуб. Мы можем пойти с тобой на концерт лондонской группы "Tiger Lilies" или в джаз-куб "JFC" на Шпалерной совсем близко отсюда. Скажи, что ты хочешь?
– Я ничего не хочу. Я так устала. Пять с половиной часов я тряслась в поезде, теперь мне надо мыть голову и красить волосы. По дороге в Санкт-Петербург я решила покрасить волосы – стать блондинкой. У Пии как раз есть хорошая краска. Поэтому я лучше буду краситься, а ты иди в клуб один.
– Спасибо, мне совсем не обязательно ходить в клуб. Я хотел это сделать ради тебя по просьбе Пии. Но если ты не хочешь, тогда не надо. Я тогда тоже никуда не пойду.
– Тогда увидимся завтра, – говорит Пия. – Ты принесешь цветы?
– Разумеется, я уже договорился с одной бабушкой, которая их собирает в лесу, что она привезет мне завтра сразу двадцать букетов. Тебе нужно что-то еще? Я могу помогать.
– Нет, спасибо, больше ничего не надо. Мы за водой. Ну, пока!
Когда к восьми часам мне привозят мой желтый диван, я валюсь на него и на нем засыпаю. Мне радостно и удобно спать не на жестком. Но не с кем – я остался без женщин. Странно как-то так получилось. Раньше ничего не было, на чем было бы удобно заниматься любовью, но все это было ничего, не являясь препятствием для женщин, а теперь есть удобный диван, но никто не хочет на нем в данный момент ебаться.
Вывод напрашивается один – женщинам безразлично то, где и на чем их ебут, им важно лишь то, что их ебут. Роль диванов, кроватей и раскладушек в ебле является сильно преувеличенной, что бы об этом ни говорил наш дорогой друг Тим Гадаски, упорно утверждавший, что покупка красивого дивана немыслимо повысит мои шансы на успех, и что женщины, лишь заслышав о его существовании, будут немедленно загораться безудержным желанием его увидеть и на нем мне отдаться.
Полная глупость! Жизнь является на деле гораздо сложней, чем это порой может кому-либо показаться. В ней всегда чего-то недостает. Когда есть женщины – нет дивана, когда есть диван – нет женщин.
Замкнутый круг. Проклятая чертовщина…
Меня будит звонок Гульнары. На часах половина одиннадцатого.
Несколько часов я проспал. В голове сумбур и неразбериха.
– Володя, я не знаю, идти ли мне завтра к Пие на парти, или не идти, – говорит Гульнара. – Я не представляю себе там своей роли. Пить я не буду, потому что я мусульманка и алкоголь не употребляю. Ни по-фински, ни по-английски я не говорю. Буду там сидеть, как самая последняя дура. Может быть, мне и вовсе туда не ходить?
– Но ведь там будет много дипломатов, а они почти все говорят по-русски. А еще приедет из Финляндии пиина мама, она тоже немного знает русский язык. Да и я там буду. Если приглашают, надо пойти. Мне так кажется.
Гульнара соглашается быстро. Ей просто хочется немного повыламываться, чтобы ее поуговаривали и поубеждали. И я ей в этом потворствую, говорю, что без нее и праздник будет не праздник. Она смеется, а заодно я договариваюсь с ней о сеансе массажа на утро, чтобы быть завтра целый день в форме. Пусть помнет меня, как следует, а то я совсем уже опустился – ни спортом, ни сексом не занимаюсь.
– Делать массаж на диване – это совсем другое дело! – говорит
Гульнара. – Безусловно, это не так удобно, как на финском столе у Пии, но гораздо удобнее, чем на полу! Какой у Пии удобный стол!
"Почему же я ни разу не выебал ее на столе? Почему?" – думаю я, слушая разглагольствования Гульнары. – "Наверное, теперь уже и не придется, а жаль".
– Гульнара, я хочу сделать чистку печени, но я, как всегда, крепок задним умом. Когда я ходил на курсы в кинотеатр "Ленинград", я не подумал купить специальные порошки, которые там предлагали. Их нужно принимать перед тем, как пить бутылку оливкового масла, иначе можно погибнуть от болевого шока, если пойдут камни из печени или какие-то там так называемые "билерубины". Разве не так?
– Но можно позвонить по контактному телефону и их закупить.
– Да, конечно. Но во вторник я уезжаю в Лондон, и у меня просто не будет времени звонить по контактным телефонам.
– Тогда я могу позвонить и купить. Я все равно собиралась покупать эти порошки для Пии – она высказала желание чиститься. Если оставить деньги, я могу купить их сколько угодно.
– Пия захотела почистить печень? Интересно! Но тогда ей придется какое-то время не пить! А она без этого не может – она ведь пьет каждый день!
– Я знаю. И я прошу ее этого не делать хотя бы перед массажем, но она каждый раз честно говорит мне – "Гульнара, по дороге домой мы зашли с Лизой в бар и пили там по маленькому пиву" – или – "Когда я пришла домой, я пила одно пиво… Я больше не буду! Это было в последний раз! Извини…"
– Знакомая история! Что бы там ни рассказывали про финнов, но факт остается фактом – перед лицом алкоголя они бессильны, словно кролики перед удавом. Я наблюдал это множество раз. Однако бывают и исключения! В этот вторник Пия готовила для меня ужин и отказалась от пива. Я был настолько поражен, что до сих пор не могу прийти в себя! Она открыла банку, поднесла ее ко рту, а затем отставила в сторону!
– Не может этого быть! – воскликнула потрясенная Гульнара.
– Может, поскольку это имело место быть!
– Невероятно!
– Она сделала это назло мне!
– Значит, она так сильно любит…
– Или так сильно ненавидит?
– Мне кажется, что она неправильно себя ведет! Так у нее никогда никого не будет! Трудно найти мужчину способного терпеть нечто подобное! Интересно, зачем же она устроила весь этот цирк?
– Не знаю, но она сказала мне, что…
– Что же она сказала?
– Это неважно…
У меня есть билет на обратную дорогу в Германию. Когда я ехал сюда, я купил билет туда и обратно, потому что так поучалось дешевле, в надежде, что я его как-нибудь использую. Время пришло. В Германии я заберу свои банковские реквизиты и бумаги, двинув оттуда в Лондон.
Там уже можно будет добраться совсем быстро – сначала электричками до Брюсселя, а оттуда на скоростном поезде по туннелю, прорытому под Ла-Маншем, всего за три с половиной часа. Вот только до Германии придется ехать два дня на автобусе. Новая пытка. Немедленно вспоминаются подзабытые ощущения.
Я захожу на Фурштатскую в представительство фирмы "Райхерт", продавшей мне билет, чтобы зарезервировать себе место на вторник. Кроме этого у меня есть другие дела. Гадаски просит купить ему морскую фуражку под его капитанскую униформу. Когда он покупал ее на сувенирном базарчике для иностранных туристов у Спаса на Крови, фуражек как раз не было.
Оттуда мне надо зайти в Мраморный Дворец, где в четыре открывается выставка Роберта Хойссера – классика современной немецкой фотографии. Хойссер начал фотографировать еще до войны и фотографирует до сих пор. Сам он тоже приехал вместе со своей выставкой и будет сегодня ее открывать. Ему должно быть где-то под девяносто. Совсем старенький дедушка.
В шесть сорок пять я встречусь у выхода из метро "Чернышевская" с бабушкой – отдам ей деньги и заберу цветы. И прямо оттуда пойду к Пие. У нее все начинается в семь. На улице настоящая весенняя теплынь. Я выхожу из дома в одной рубашке, улыбаясь и подмигивая встречным красоткам.
