Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
На этот раз шока не было. Во мне закипела ярость… особенно когда я увидела, что на фасаде разбиты все окна. Я припарковала машину. В дом зашла через заднюю дверь. Я старалась сохранять спокойствие. Подняв телефонную трубку, позвонила стекольщику. Он ответил сразу и сказал, что уже едет. Пока я ждала его, меня вдруг охватило острое желание побыть одной, уйти ото всего и от всех.
Поэтому я позвонила отцу и сказала, что исчезну на несколько дней.
— Почему бы тебе не исчезнуть в Берлингтон? — спросил он.
— Я должна побыть совсем одна, — ответила я.
— Понимаю, — тихо произнес он.
— Пожалуйста, не принимай это на свой счет.
— Нет-нет, даже не думай. Я просто хотел, чтобы ты знала, что двери моего дома открыты для тебя и днем и ночью…
— Я знаю, отец. Ты был просто на высоте все это время…
— Каждый раз, когда я читаю какую-нибудь статью о тебе или слышу голос этого лицемерного моралиста в очередном интервью, где он рассуждает о том, как Иисус простил ему предательство своей страны, я думаю только об одном: если бы только я не сказал ему тогда…
— Отец, это бессмысленно… и никому из нас от этого легче не станет.
— Куда ты поедешь?
— Туда, где меня не найдут.
Стекольщик появился через полчаса.
— Вы точно не участвуете в местном конкурсе на популярность? — спросил он.
— Вроде бы нет.
— Планируете остаться?
— Думаю, я поддамся на угрозы и исчезну на время.
— Тогда, если не возражаете, могу вам кое-что предложить… тогда уж точно никто не испортит вашу дверь…
Он поделился со мной своей идеей. Я мрачно улыбнулась и сказала:
— Делайте.
Пока он работал, я собрала чемодан, сложив и одежду, которая могла мне понадобиться для интервью в Нью-Йорке через несколько дней. Мои сборы прервал звонок домашнего телефона. Я сняла трубку.
— Я не вовремя? — спросила Алиса Армстронг.
— Да, — сказала я. — Мне нечего тебе сказать.
— Я не хочу объясняться, — продолжила Алиса, — или просить у тебя прощения. Я просто хочу попытаться прояснить, почему это произошло.
— Для меня это звучит как объяснение.
— Никто из нас никогда не задумывался о том, во что это выльется. Но…
— Кажется, понимаю. Поначалу вы оба думали, что это дружба. А может, ты хотела заполучить Дэна только для постели?
— Пару месяцев назад мы встретились за ланчем…
— Только ланч?
— Поначалу да.
— Если бы это был только ланч, Дэн сказал бы мне. Что особенного в ланче с другом семьи, верно?
— Хорошо, это был не просто ланч после второй встречи…
— Как же все началось?
— Ханна, тебе вряд ли захочется это знать…
— Я задаю вопрос, очевидно, мне хочется знать ответ. Итак, как это началось?
— Я обратилась к Дэну по поводу хронической проблемы с плечевым суставом.
— Ах, плечевым суставом? Неужели?
— Профессиональная болезнь иллюстраторов.
— И что, все иллюстраторы потом спят со своими ортопедами или это случается только с ортопедами — мужьями лучших подруг?
— Я не собиралась влюбляться. И он не собирался.
— О, так это любовь, что ли?
— Неужели ты действительно думаешь, что Дэн просто так ушел бы от тебя?
— Как трогательно знать, что он это сделал из-за любви.
— Послушай, я не прошу твоего понимания. Я просто хотела объяснить…
— Ты хочешь моего прощения, так ведь?
— Я этого не говорила.
— Тогда в чем смысл этого звонка?
— Мне плохо… я виновата… я…
— Извинения не принимаются, — сказала я и положила трубку.
Сев на кровать, я больно закусила указательный палец — чтобы не закричать, не схватить первый попавшийся под руку предмет и не швырнуть его в окно. Но даже притом что внизу работал стекольщик, готовый починить разбитые окна, что-то меня все-таки остановило. Может, это была холодная, тупая ярость, которая подавила подступившую истерику.
Я заставила себя подняться. Закончила сборы. Обошла дом, проверила, все ли окна закрыты. Написала записки молочнику и разносчику газет, сообщив, что до середины следующей недели не буду нуждаться в их услугах. Потом позвонила Марджи и сказала, что отправляюсь куда глаза глядят.
— Но к понедельнику ты вернешься в Нью-Йорк? — спросила она.
— Я буду.
— Прошу, не забирайся слишком далеко. Программа будет записываться во вторник ранним вечером, и это означает, что у нас в запасе будет только тридцать шесть часов, чтобы подготовить тебя к схватке с Джадсоном.
— Я успею, — сказала я.
— Голос у тебя жуткий. Что, еще одна бессонная ночь?
Я рассказала про звонок Алисы Армстронг.
— Ничуть не удивлена, — сказала Марджи.
— Почему, черт возьми?
— Потому что она явно страдает от огромного чувства вины, тем более что она была твоей подругой, а это в десятки раз усугубляет вину. От нее ведь тоже муж уходил, так что кому, как не ей, знать, что ты сейчас переживаешь.
— Это слабое утешение для меня.
— Дорогая, тебя сейчас никто и ничто не утешит. Но ты ведь и сама это знаешь, я права?
— Боюсь, что да.
— Все, ладно, иди, прячься на уик-энд… но не отключай свой сотовый, чтобы я могла дозвониться тебе в любое время. Ты же знаешь, какая я психопатка.
Я понесла чемодан к машине. Брендан уже вставил новые стекла, удалил старое граффити. Вместо него, как мы и договаривались, он выписывал красной краской: ВЫ ПОБЕДИЛИ… Я УЕХАЛА.
— Теперь уж точно отстанут от вас, — сказал он.
— Сколько я вам должна? — спросила я.
— Сорок баксов достаточно.
— Но в прошлый раз было триста.
— А теперь — работа за счет заведения.
— Это очень великодушно, но совсем не обязательно.
— Обязательно.
Я нашла убежище недалеко от дома — всего в нескольких часах езды к северу, в маленьком отеле на острове Маунт-Дезерт. Было начало мая, межсезонье, так что проблемы с комнатой не возникло.
Отель был слегка обветшалый, и интерьер не поражал воображение. Зато кругом царила чистота, и пляж был в двух шагах, и многочисленные прогулочные тропы, а в моей комнате стояло очаровательное старинное кресло с оттоманкой, куда так и хотелось завалиться с книжкой. Я приехала перед самым заходом солнца. Зарегистрировалась и тотчас отправилась к берегу, встала на песке и долго смотрела на Атлантику. Что бы ни случилось на следующей неделе, думала я, все равно я справлюсь, найду, чем заполнить свою жизнь. Я повторяла, как мантру: «Все получится», но слова казались пустым звуком. Я не сдавалась. Хотя теперь у меня не было дома, где всегда ждали, не было детей, которым можно было позвонить, и рядом никого…
Все, довольно.
Я прошлась по берегу. Повернула к отелю, продолжая уговаривать себя, что надо отвлечься, устроить себе отдых, не думать ни о чем.
Черта с два. Но я все равно пыталась. За эти дни мне удалось одолеть три романа. Я устраивала себе долгие прогулки, включая восхождение на вершину горы Маунт-Дезерт. Я ни разу не включила телевизор, не открыла ни одной газеты или журнала, а мой портативный радиоприемник был настроен на волну местной радиостанции классической музыки, которая никогда не прерывалась выпусками новостей. Я нашла рыбный ресторанчик в Бар-Харбор, где ужинала каждый вечер, с книгой и бокалом вина, и хозяин не задавал мне вопросов, почему я здесь и одна, зато каждый раз угощал ликером за счет заведения.
Свой сотовый телефон я держала отключенным, лишь два раза в день проверяла голосовую почту. Среди оставленных сообщений были настойчивые просьбы об интервью от журналиста «Портленд пресс геральд» («Вы должны напрямую объясниться с жителями Портленда», на что я мысленно отвечала: «Нет, я ничего им не должна»). Был какой-то безумный звонок от незнакомой женщины, которая отказалась назвать свое имя, но прошипела: «Я рада, что тебя выгнали из школы. Мы не хотим, чтобы такие шлюхи учили наших детей». (К счастью, это был единственный психопатический выпад, хотя он и расстроил меня, тем более что я терялась в догадках, где она раздобыла номер моего телефона.) Было несколько взволнованных сообщений от отца, но, когда я перезвонила ему в субботу вечером, он, кажется, успокоился и еще раз подтвердил, что, как только все уляжется, они с Эдит ждут меня в гости.
Марджи звонила лишь дважды — в первый раз, просто чтобы сказать «привет» и узнать, не заселилась ли я в «мотеле с тараканами», а потом сообщила информацию по моей поездке в Нью-Йорк, организованной людьми Хосе Джулиа.
— Они оплачивают тебе сто пятьдесят долларов в сутки за отель, питание и прочую ерунду, хотя в понедельник ты останавливаешься на квартире и ужинаешь со мной.
— Почему ты не позволишь мне пригласить тебя в ресторан?
