Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах
— Мы, вроде, знакомы, а имя знаю только одной из вас: Ольга, — отец Игорь начал разговор первым.
— Меня зовут София, — выдавила из себя «старшая сестра».
Третья молчала, бессмысленно уставившись в одну точку. Ее лицо не выражало никаких эмоций и мыслей.
— Ее звали… зовут Надей, — вместо нее сказала Ольга. — Ей трудно… Все трудно: и говорить, и думать, и жить… Она теперь лечится вместе с другими нашими сестрами, кто пошел туда.
— Все-таки отравили себе легкие в том ядовитом контейнере? — сочувственно спросил отец Игорь.
— Хуже… Если бы только легкие…
Отец Игорь недоуменно посмотрел на несчастную.
— Она отравила свой разум… Как и все мы, кто наслушался, поверил, довел себя до такого состояния… Мы все отравлены. Тяжело отравлены. И есть ли этому противоядие — не знаю… Теперь, после всего, что… я ничего не знаю.
Она закрыла лицо руками и беззвучно заплакала.
— Многие из наших людей сейчас находятся в психиатрической клинике под строгим наблюдением, — пояснила София. — Врачи опасаются, чтобы они не совершили то, на что было запрограммировано их сознание, психика: самоубийство. Это — как запущенный компьютерный вирус: он обязан выполнить заложенную программу.
— Вы знакомы с компьютером? — удивился отец Игорь, глядя на эту изможденную тяжелыми внутренними страданиями женщину.
— Не просто знакома: я преподавала математическую логику, занималась созданием программ для вычислительной техники.
Отец Игорь пришел в еще большее изумление:
— Как же вы могли дать себя так легко обмануть, завлечь в секту? По какой логике?
Ему вспомнились пушкинские строчки: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!», но он не стал ими еще больше травмировать душу сидящих перед ним гостей.
София горько усмехнулась:
— Мне кажется, что вся жизнь человеческая алогична, сплошной обман. Какая разница: тебя обманут или обманешь ты кого-то?.. Наша жизнь выше всякой логики, ее нельзя запрограммировать, втиснуть в математические алгоритмы, быстро освободиться от «вирусов».
И она вдруг тихо процитировала того же Пушкина:
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет — и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма…
«Знал бы наш замечательный классик Александр Сергеевич, где его так лихо цитируют», — подумалось отцу Игорю.
— Да, — он с состраданием посмотрел на Софию, — такой пессимизм тяжелее любого физического отравления. Наверное, вам пришлось в жизни несладко?
. — Почему? — снова усмехнулась та. — Я познала в своей жизни все: и сладость, и горечь, взлеты, падения, славу, бесславие… Наша община, где мы собрались, была, как мне казалось, ответом на все вопросы, мимо которых не может пройти ни один нормальный человек: что такое счастье, в чем смысл жизни, для чего мы призваны Творцом в эту жизнь?
— И для чего же? Чтобы убить себя? Причем, таким диким способом?
— А что, лучше ждать, когда убьют тебя? — в глазах Софии загорелся огонек. — Загонят в одну траншею, как скот, — и там убьют? Мученики этого не ждали…
— Мученики шли на смерть за Христа, — сдержанно остановил ее отец Игорь. — Их пример был и до последних дней останется похвалой Церкви, он не имеет ничего общего с фанатизмом. Одно дело, когда человек ставит свою веру выше собственной жизни и сам идет на смерть, другое — когда он, сам находясь в обмане, ведет за собой других людей — ведет с помощью такого же обмана, разных манипуляций с психикой, магических фокусов. Поэтому не сравнивайте себя со святыми мучениками: они и вы — разного духа.
София низко опустила голову.
— Мы пришли не спорить, не оправдываться, а… просить прощения. Нам есть в чем каяться: и перед Богом, и лично перед вами. Только не знаю, хватит ли на это нашей жизни…
— Благоразумный разбойник спасся одним покаянным вздохом, одним воплем: «Помяни меня, Господи!» Если ваше раскаяние искренно, то Господь его непременно примет.
— А вы примете? В свою паству возьмете нас?.. — прошептала София.
— Двери нашего храма открыты для всех, кто ищет Бога. У нас, правда, не все так «весело», как на хуторе, когда мы встречались. Но и не так все страшно, как было в ракетной шахте, когда мы бросились на ваши поиски.
София впервые с благодарностью побмотрела на отца Игоря. А потом, вздохнув, сказала:
— Мы наказаны Богом за свою гордость, свое высокомерие и высокоумие. Ведь нам казалось, что мы уже постигли все тайны духовной брани, готовы на любые страдания и подвиги Христа ради. Нам казалось, что простые сельские батюшки, да и многие священники, которые служат в городах, мало что знают, еще меньше в чем разбираются и еще меньше к чему-то стремятся сами. Отслужили — и домой, к своим домашним делам и заботам. А нам хотелось жить так, как о том читали в житиях святых, рассказах о прежнем благочестии, любви, в которой жили первые христиане. Нам хотелось душевного общения, но мы его не находили. Вернее, мы его просто не видели, потому что к тому времени создали свое собственное представление о духовной жизни и жили по этому представлению. Мы были уверены, что те, кто прилежно ходит в храм, лишь исполняют внешний обряд, себя же мы относили к людям, просвещенным особой благодатью Божией.
Признаюсь, что некоторые священники, к которым мы ездили и которых искренни почитали за старцев в миру, подогревали в нас эту уверенность: им даже нравилось окружать себя многочисленными чадами, благословлять их на усиленные подвиги, некоторым даже советовали оставить свои семьи, маленьких детей и спасать свои души в кругу единоверцев по духу либо в совершенном уединении. Эти старцы внушали нам, что настали последние времена, что нужно оставить всякие земные попечения, искать убежища от грядущих бед в заброшенных местах: лесных пещерах, дебрях, брошенных деревнях. Мы так и стремились жить: бросили семьи, работу, друзей и еще больше углубились в поиски особых духовных созерцаний. Встреча с человеком, которого все считали едва ли не пророком последних дней, стала логическим завершением этих исканий. Мы были уверены, что к нему нас прислал Сам Бог. Когда стали прозревать, куда попали и чем все может закончиться, вырваться из сетей врага оказалось не так-то просто. Эти сети оказались настолько прочными и так хитро расставлеными, что многие из наших сестер и братьев до сих остаются в них. Наша гордость наказана тяжелыми психическими болезнями, полной потерей прежних связей с людьми. Теперь мы снова стали отшельниками — но уже среди нормальных людей, которые трудятся, растят детей, ходят в храмы Божии.
Она снова с благодарностью посмотрела на батюшку, спасшего их.
— Спаси вас Господь… И помолитесь за всех нас, грешных. Прозрение всегда очень мучительно, больно, как исцеление от тяжелой болезни. Наверное, это наш путь к Богу: через падение, через отступление от Него.
