Ирвин Шоу - Две недели в другом городе
— Мэгги тебя уже видела, — сообщила Карлотта, — вчера вечером в ресторане с двумя мужчинами и внимательно рассмотрела. Она сказала, что ты производишь впечатление счастливого человека.
— Старая добрая Мэгги. Великий знаток людей.
— А еще она нашла тебя очень красивым, — поведала Карлотта без кокетства в голосе. — Сказала, что ты, похоже, будешь прекрасно выглядеть еще лет двадцать, и спросила меня, почему я от тебя ушла.
— И что ты ей ответила?
— Я объяснила, что это ты ушел от меня.
— Просто поразительно, — заметил Джек, — как сильно могут различаться показания очевидцев одного и того же события.
Джек помог Карлотте сесть в автомобиль.
— Чинечита? — спросил Гвидо.
— Сан-Пьетро, — сказал Джек.
Гвидо посмотрел в зеркало заднего вида, чтобы убедиться в том, что Джек не шутит. Затем включил скорость и выехал на улицу.
По дороге в Ватикан Карлотта рассказывала о себе. Ее голос звучал торопливо, дружелюбно, словно Джек был старым знакомым, не более того, с которым можно непринужденно посплетничать. Она сообщила о том, что через год после окончательного развода с Джеком вышла замуж за Катцера, хозяина студии. Джек кивнул. Он читал об этом и даже собирался послать поздравительную телеграмму, но потом все же не отправил ее.
Катцер развелся со своей прежней женой, отдав ей почти миллион, и женился на Карлотте.
— Я была в глубочайшей депрессии, — спокойно, даже бесстрастно поведала Карлотта, — когда ты уехал. Мне предлагали только самые жалкие роли, а моя репутация пала так низко, что я получала приглашения лишь на сборища алкоголиков, наркоманов и гомосексуалистов.
Она рассмеялась; в ее смехе не было обиды и самобичевания. Карлотта говорила таким тоном, словно речь шла о невинных шалостях ребенка.
— Никто не был предан мне так, как он, — продолжала Карлотта. — Мы встречались с ним в течение семи лет, а потом он ждал еще десять лет окончания нашего с тобой брака, и все это время, пока я жила с тобой, Катцер не позволял себе даже коснуться моей руки или заговорить о чем-то, не касающемся работы. И вот однажды он позвонил мне и сказал, что я не имею права губить себя. Попросил меня выйти за него замуж. В то утро я пребывала в состоянии жестокого похмелья и была готова согласиться на все, лишь бы меня оставили в покое. И все обернулось так, что годы, проведенные с ним до его смерти, оказались лучшими в моей жизни. Ты знал о его кончине?
— Да, — ответил Джек.
Два или три года назад он прочитал в газете о том, что Катцер умер прямо на ходу, поднимаясь по лестнице после обеда в свой кабинет. Чуткий, жестокий, интеллигентный, богатый, верный, не жалеющий себя. Хоронить его пришли тысячи людей, большинство из них были рады, что он умер. Счастливейшие годы жизни Карлотты…
— У разных людей разные периоды жизни оказываются лучшими, — продолжила Карлотта. — У одних это период между двадцатью и тридцатью годами. У других — между тридцатью и сорока. Кто-то никогда не обретает счастья. Мне было суждено испытать его после сорока.
— Тебе повезло, — сказал Джек.
— А как ты? Какой период был лучшим для тебя?
Лучший период. Джек мог бы ответить на этот вопрос. Отрезок времени, начавшийся с той минуты, когда он увидел «кадиллак» возле дома Карлотты. Утра в калифорнийском саду. Звонки от Делани — совсем иного, нежели сейчас, цельного, излучающего энергию. Война подвела черту. Но Джек не сказал Карлотте об этом. Та жизнь ушла в прошлое, которое не могло никого согреть.
— Я еще не пришел к окончательному заключению, — ответил он.
— Ты удивился, когда я сказала, что после твоего отъезда оказалась в глубочайшей депрессии?
— Немного.
— Какой ты меня считал?
— Ну, — произнес Джек, — наверное, я мог бы назвать тебя ненасытной.
Карлотта уткнулась в окно:
— Не слишком лестное мнение, да?
— Да, верно, — согласился Джек.
— Я не хотела терять тебя. — Карлотта повернулась к Джеку и серьезно посмотрела на него. — Адвокаты дали мне совет: если развод будет для тебя разорительным, ты, возможно, передумаешь.
— По вопросам любви, — заметил Джек, — очень мудро советоваться с адвокатами.
— Не издевайся надо мной, Джек, — попросила она. — Ты же сказал по телефону, что не держишь на меня зла.
— Я не говорил тебе, что я не держу зла на твоего адвоката. Если мне не изменяет память, поняв, что я не вернусь, ты не сообщила мне о своем намерении возвратить деньги…
— Я хотела наказать тебя. И к тому времени уже слишком далеко зашла. А еще меня беспокоило мое финансовое положение. Я никогда не откладывала деньги, а моя карьера клонилась к закату. Мужчина всегда способен позаботиться о себе.
— Я превосходно позаботился о себе. Иногда мне даже удавалось в течение одного года купить два костюма.
— Мне нужно было обеспечить себя, — произнесла Карлотта подавленным, жалобным тоном, который заставил Джека вспомнить ее посещение госпиталя. — Мои дела шли тогда так плохо, что, казалось, через пару лет я могу превратиться в шлюху. Ну, не ту, которую можно встретить на панели или в публичном доме, но все равно в шлюху. — Она улыбнулась. — Твои акции и облигации избавили меня от подобной участи. Это — величайшее достижение в истории Уолл-стрит, верно? Ты должен радоваться тому, что спас меня.
— Я радуюсь, — произнес Джек.
— Теперь я надежно обеспечена. Катцер об этом позаботился. Если с тобой что-нибудь случится, ты знаешь, где сможешь взять деньги в долг.
Джек рассмеялся.
— Можешь смеяться. — Карлотта пожала плечами. — Знаешь, Джек, ты не способен причинить мне боль. Я же сказала — сейчас пора моего счастья.
— Я слыву человеком, который желает счастья всем своим женам.
— Ты настроен враждебно, — заметила Карлотта. — Я надеялась, что все будет иначе. Что мы встретимся как друзья. Прошло столько лет…
Джек промолчал.
— Ты не любишь слово «друзья», — добавила она.
— Оно не вызывает у меня никаких эмоций.
— Этим ты меня не обидишь. Меня нельзя больше обидеть. Но пока ты не научишься относиться ко мне как к другу, ты не будешь счастлив.
— Ты выбрала подходящее место для проповеди христианской морали, — улыбнулся Джек. — Мы находимся перед собором Святого Петра.
— Что бы ты обо мне ни думал, я рада нашей встрече. Могу попросить у тебя прощения…
— А где буду просить прощения я? — произнес Джек.
— …за тот день в госпитале, — продолжила Карлотта, не обращая внимания на его слова. — Воспоминания о нем преследовали меня. Никогда в жизни я не вела себя так отвратительно. Я приехала туда утешить тебя, сказать, что после твоего возвращения наша жизнь будет иной, что я люблю тебя. Но меня охватило такое чувство вины, что я не смогла произнести ни одну из заготовленных фраз. Позволила себе быть глупой, эгоистичной дрянью. Знала, что делаю, но не могла пересилить себя и остановиться. Я проплакала всю дорогу, сидя в вагоне.
