Адам Джонсон - Сын повелителя сирот
– В жизни я совсем не такая, как в кино, – резко ответила она.
– Я смотрел все твои фильмы, – продолжал он. – В них у тебя всегда длинные прямые волосы, закрывающие уши. И когда ты притворилась, что спишь… – Он снова отодвинул ее волосы, нащупывая пальцами ухо. – Ты позволила мне увидеть надрез на своем ухе. Неужели агент Министерства безопасности поймал тебя, когда ты воровала продукты с прилавка на рынке? А может, тебя задержали за попрошайничество?
– Хватит, – рассердилась она.
– Ты ведь уже пробовала есть цветок и знаешь, каков он на вкус, верно?
– Я сказала – прекрати.
Он обнял ее за талию и крепко прижал к себе. Выбросив ее сигарету с балкона, он вложил ей в губы свою, тем самым давая ей понять, что теперь они будут делиться всем и каждый его вдох будет принадлежать ей.
Ее лицо было рядом. Она взглянула ему в глаза:
– Ты не знаешь обо мне самого главного, – произнесла она. – Теперь, когда моя мать исчезла, только один человек знает, кто я такая. И этот человек – не ты.
– Я сожалею о твоем муже. О том, что произошло, о том, что я сделал, но у меня не было выбора. Ты это знаешь.
– Пожалуйста, не надо, – попросила она. – Я говорю не о нем. Он не понимал даже самого себя, не говоря уж обо мне.
Он погладил ее по щеке и посмотрел ей в глаза:
– Тогда кто?
И тут около их дома остановился черный «Мерседес». Она взглянула на водителя, который вышел из машины и открыл для нее дверцу. На нем уже не было бинтов, но горбинка на носу останется у него навсегда.
– К нам пожаловали настоящие неприятности, – произнесла она. – Человек, который знает меня… Он хочет меня вернуть.
Она зашла в дом и взяла доску для чанги.
– Ничего не говори детям, – произнесла она.
Затем Га увидел, как она с безразличным лицом садится в машину, словно такой автомобиль уже приезжал за ней множество раз. Машина медленно откатилась назад, шурша колесами по гравию, а когда она выехала на дорогу, он внезапно понял, что его лишили самого главного в жизни.
Повелитель сирот стряхнул остатки еды с руки. Другие мальчишки из приюта «Завтрашний день», погибая, заставили его забыть о том, что нужно всегда противостоять смерти, что к ней нельзя относиться так, будто она твой приятель или человек, который храпит во сне на соседней койке, мешая тебе спать. Поначалу туннели вселяли в него лишь ужас, но через некоторое время страх исчез. Вместе с ним исчезло и стремление оградить себя от опасности. Похищая людей, он привык к тому, что на свете существуют лишь жизнь и смерть. А в шахтах Тюрьмы 33 он вообще утратил способность различать эти два понятия.
Эта способность покидала его постепенно, словно кровь, которую вывозили из тюрьмы машинами. Возможно, только собственная мать лишила его чего-то большего, отдав в «Завтрашний день», но это было лишь его предположение, потому что он и сам не мог понять, какой отпечаток оставило на нем пребывание в приюте… возможно, этот отпечаток просто был неотъемлемой частью его сущности.
И все же почему он был готов к тому, что Великий Руководитель однажды потянет за невидимые ниточки – и он, наконец, обретет другую жизнь? Когда этот человек хочет лишить тебя чего-то большего, он сначала дает тебе еще больше. Так говорила ему Сан Мун. И вот это произошло. В какой бункер ее отвезли? Какие байки она там услышит? Какой чудодейственный напиток они выпьют, пока Великий Руководитель будет готовиться к еще большему веселью?
Внезапно Га заметил рядом с собой детей, стоявших босыми на влажной траве. Между ними с накидкой на шее сидел пес.
– Куда она уехала? – спросил его мальчик.
Га повернулся к детям.
– А раньше, когда-нибудь ночью, за вашей мамой приезжала машина? – спросил он.
Девочка смотрела на темную дорогу.
Он присел, чтобы быть к ним ближе.
– Настало время рассказать вам одну серьезную историю, – сказал он им, ведя детей в дом.
– Забирайтесь в постель. Я приду через несколько минут.
Затем он посмотрел на окна товарища Бука. Сначала ему нужно было кое-что выяснить.
* * *Командир Га зашел в дом через боковую дверь. Оказавшись на кухне Бука, он зажег спичку. Стол был чистым, пустая ванна перевернута. В кухне еще чувствовался запах ферментированной фасоли. Он направился в столовую, где было темно и душно. Чиркнув спичкой о ноготь большого пальца, Га увидел старую мебель, портреты, военные регалии и фамильный селадон[34] – все то, чего он не заметил, когда они все вместе сидели за столом, передавая друг другу чашки с персиками. В доме Сан Мун подобных предметов не было. На стене висели полки с тонкими, длинными курительными трубками – семейная коллекция Бука, которая передавалась по мужской линии. Га всегда считал, что в том, кому суждено жить, а кому умирать, быть богатым или бедным, нет никакой закономерности, но в данном случае было ясно, что род товарища Бука берет свое начало еще во времена Суда над династией Чосон, что его предки были послами, учеными и соратниками Ким Ир Сена в партизанской войне. Неслучайно простые люди обитали в военных казармах, тогда как представители знати жили в домах, расположенных на горе.
Из соседней комнаты доносился звук работающего механизма. Там он обнаружил жену товарища Бука за ножной швейной машинкой, которая строчила что-то при свете свечи.
– Юн выросла из своего белого платьица, – произнесла она, осматривая сделанный шов. – Полагаю, ты ищешь моего мужа.
Он обратил внимание на ее спокойствие, то спокойствие, которое возникает между людьми при более близком знакомстве.
– Он здесь?
– Завтра приезжают американцы, – ответила она. – Он всю неделю работает допоздна, готовит придуманный тобой план их встречи.
– Это план Великого Руководителя, – заметил он. – Ты слышала, как подъехала машина? Они увезли Сан Мун.
Жена товарища Бука вывернула платье наизнанку и вновь принялась его осматривать.
– Платья Юн теперь донашивает Джия, – сказала она. – Платья Джии скоро будут впору Хье-Кье, а затем платья Хье-Кье будет носить Су-Ки, которая все никак не вырастет. – Она снова начала строчить. – Скоро я смогу сложить и убрать очередное платье Су-Ки. Так я измеряю нашу жизнь. Надеюсь, что когда я состарюсь, после меня останется вот это – несколько неизношенных белых платьев.
– Товарищ Бук сейчас с Великим Руководителем? Ты знаешь, где они могут быть? У меня есть машина, если бы я узнал, где Сан Мун, то попробовал бы…
– Мы ничего друг другу не рассказываем, – ответила она. – Так мы обеспечиваем безопасность своей семьи.
Она отрезала нитку, затем снова положила платье под лапку швейной машинки.
– Муж говорит, что я не должна беспокоиться, что ты дал ему обещание, поэтому нам ничего не грозит. Ты правда ему обещал?
– Правда.
Она взглянула на него, затем кивнула.
– И все же трудно сказать, что ждет нас в будущем. Эту машинку нам подарили на свадьбу. Тогда я даже не представляла себе, что буду шить на ней такие платья.
– Разве важно, чтó на тебе будет надето, когда придет пора умирать? – спросил он.
– Раньше я ставила швейную машинку возле окна, – сказала она, – чтобы смотреть на реку. Когда я была маленькой, мы ловили черепах в Тэдонгане, писали на их панцирях политические лозунги и отпускали обратно в воду. Мы ловили рыбу сетями и каждый вечер приносили ее ветеранам войны. Сейчас срубают все деревья, правда? А мы их сажали. Верили в то, что мы – самый счастливый народ, живущий в самой счастливой стране. Теперь всех черепах съели, а вместо рыбы в воде живут только речные угри. Люди в этом мире превратились в скотов. Но мои девочки не будут на них похожи.
Га хотел сказать ей, что у них в Чхонджине не знали никаких «старых добрых времен». Вместо этого он произнес:
– В Америке женщины шьют так, будто рассказывают чью-то историю. Сшивают ткани разных видов так, словно рассказывают что-то о человеке.
Жена товарища Бука сняла ногу с педали машинки.
– И какую же историю мне рассказать? – спросила она. – О человеке, который приезжает в город, чтобы разрушить все, что у нас есть? Где мне найти ткань, которая расскажет о том, как он убил нашего соседа, занял его место и заставил моего мужа ввязаться в игру, из-за которой мы можем лишиться всего?
– Уже поздно, – ответил ей Командир Га. – Прошу прощения за беспокойство.
Он уже направился к выходу, но у самой двери жена товарища Бука окликнула его.
– А Сан Мун взяла что-нибудь с собой? – спросила она.
– Да, доску для чанги.
Она кивнула:
– Ночью Великий Руководитель ищет вдохновения.
Га в последний раз взглянул на белую ткань на машинке и подумал о той девочке, которая будет носить это платьице.
