Йоханнес Зиммель - Любовь — последний мост
— Благодарю, месье Донне!
— Не стоит благодарности, всего хорошего, месье Сорель!
Филипп положил трубку.
«Макс возвращается, — подумал он. — Макс возвращается. И я, наконец, смогу обо всем ему рассказать… о Клод… о Серже… об обеих катастрофах… и об этих вирусах…»
То, что Клод вышла из комнаты, он заметил только когда она вернулась с подносом, на котором стояла бутылка, несколько рюмок, графин с содовой и вазочка со льдом. Все это она поставила на стол.
— Тебе нужно выпить рюмку виски.
— Да, спасибо.
— И мне тоже.
6
Маленькая девочка в красном платье с портрета над камином очень серьезно наблюдала за тем, как Клод устроилась на диванчике, а Филипп уселся у нее в ногах. Он рассказывал ей, как все было два месяца назад, в тот июльский вечер, когда он пытался дозвониться до своего друга Макса Меллера, потому что был донельзя удручен после ссоры в галерее и хотел уехать к Максу, своему старому верному другу. Он даже заказал билет на самолет, улетавший утром следующего дня, а потом узнал от этого писателя Гастона Донне об отъезде Макса в Китай. А после этого до него дозвонилась она, Клод, и сказала, что хочет встретиться с ним. Несмотря на то, что у них вышло в галерее, точнее говоря, — вопреки этому.
— Вот с этого все и началось, помнишь, Клод?
Да, она все очень хорошо помнила, и сейчас, после всех переживаний, после всех поисков, оказавшихся тщетными, они странным образом ощутили умиротворяющее спокойствие. Они оба понимали, что оно дано им ненадолго, что они словно находятся в оке бушующего тайфуна, но обрели покой, мир, нежность и близость — пусть и на самое короткое время!
Клод вышла из комнаты, а когда вернулась, из маленьких репродукторов над камином тихо полилась фортепианная музыка Эрика Сати. Она села рядом с Филиппом, обняла его за плечи, и он вновь ощутил запах ее кожи и «In Love again»; они прослушали «Три сарабанды» и «Колокольные звоны Розы и Креста». Музыка еще звучала, когда Клод проговорила:
— А наш день, вспомни о «нашем дне», Филипп!
— Я ни о чем другом и не думаю, — ответил он.
— Наш день — он никогда не кончится, пока мы этого не захотим, мы оба или один из нас. Пусть он длится и длится… Я так сказала однажды, и никогда от этих слов не откажусь. То, что Серж оставил нас, плохо, для меня много хуже, чем для тебя, потому что я люблю и его тоже. Ты должен набраться терпения, Филипп, и не психовать… Я должна продолжать поиски, хотя и представления не имею, что будет, когда я его найду, и он опять окажется рядом… и будет ли у нас все хорошо потом, если ничего не вышло сейчас, и выдержит ли он все это потом, если не выдержал сейчас — этой любви втроем, этой жизни втроем. Но даже если Серж, который умнее нас с тобой, окончательно и бесповоротно решил, что эти взаимоотношения для него невыносимы, даже в этом случае я не перестану искать его… Мы так давно знакомы и по-своему любим друг друга, что это никакого отношения к «нашему дню» не имеет… Ты меня понимаешь?
— Еще как, — негромко проговорил он.
— Когда кого-то хоронят… — она запнулась. — Во время похорон всегда замечаешь, что кто-то не пришел, правда? И если мы сейчас как бы хороним наши отношения, но Серж при этом отсутствует, потому что он вообще неизвестно где…
— Я тебя хорошо понимаю, mon amour adorée[89], — сказал он.
Некоторое время спустя она встала с дивана.
— Ты куда? — спросил он.
— Пойду приму душ, дорогой, — она улыбнулась ему и сбросила халат.
Он смотрел ей вслед, когда она, нагая, выходила из гостиной, и подумал, что за то, что она сейчас сказала, он любит ее еще больше, если это вообще возможно. Какой она удивительный, какой замечательный человек! Как только она вернется, он обязательно скажет ей об этом, если найдутся нужные слова.
Однако Клод что-то долго не возвращалась. Он начал нервничать, потому что опасался, как бы после всех треволнений с ней чего не случилось. А вдруг она в ванной комнате потеряла сознание?..
Он не стал больше ждать, подошел к двери в ванную комнату и требовательно постучал, и когда ответа не последовало, резко рванул дверь на себя. В ванной комнате никого не было.
Его вдруг охватил настоящий страх: что с ней, где она? Мало ли на что она способна в таком нервном перевозбуждении! Побежал на кухню — там ее тоже нет, бросился обратно в гостиную — и там ее нет, как нет и в спальне. Резко дернув дверь фотоателье, он увидел ее сидящей за письменным столом в своем коротком махровом халате; прижав к уху телефонную трубку, она нервно и торопливо, будто ее подгоняли, говорила с кем-то по-итальянски:
— Ты уверен, Федерико? Совершенно уверен?.. На лестнице площади Испании?.. Когда это было?.. Я понимаю… вы не поговорили… но ты его видел…
Когда она заметила на пороге Филиппа, ее лицо исказилось. Дрожа от злости, она закричала на него:
— Шпионишь за мной! Как это подло с твоей стороны!
— Да у меня и в мыслях не было шпионить, — пробормотал он. — Просто, я испугался, потому что ты долго не приходила. Я искал тебя по всей квартире…
— Ну, а теперь ты успокоился? — продолжала кричать она. — Одну минутку, Федерико, — проговорила она в трубку, — одну минутку! — и снова повернулась к Филиппу. — Убирайся отсюда! Ты получил, что хотел! А теперь убирайся!
— Клод, послушай…
— Уходи! — выкрикнула она. — Оставь меня!
Из коридора он слышал, как она продолжает разговаривать с человеком, которого называет Федерико. В спальне он оделся, прошел через гостиную мимо камина, над которым висел портрет девочки с большими серьезными глазами, и вышел из квартиры, тихонько прикрыв за собой входную дверь.
Обратный путь в отель он проделал словно в беспамятстве. Ничего перед собой не видя и не замечая, миновал отель «Нога-Хилтон» и бар «Библиотека» в отеле «Англетер». Он то и дело сталкивался с прохожими, но их едких словечек и брошенных ему вдогонку ругательств не слышал.
В холле отеля, не здороваясь с портье, взял у него ключи от номера. Войдя в салон, распахнул настежь окно. Прошел на балкон, сел в плетеное кресло. И как всегда стал смотреть на озеро, на пассажирские суда, моторные и парусные лодки на нем, на дома в центре города и в Старом городе, на высокое чистое небо и на покрытую снегом далекую вершину Монблана. Вот бьющий в небо фонтан, вот старый-престарый каштан, протягивающий ему свои ветви — но все это, так хорошо ему знакомое, показалось сейчас чужим, он словно падал в какую-то бездну.
«К чему все это? — вопрошал он себя. — Для чего я живу? Кому от этого радость? И любит ли меня хоть кто-нибудь на белом свете?»
«И что теперь будет? Куда мне девать себя? Клод я больше не увижу. А если и увижу, это ничего не значит. Ни для нее. Ни для меня. Больше ничего не значит — и все. Будь оно проклято, хотел бы я, чтобы это для меня ничего больше не значило. Если это была любовь, то как же она была коротка и мимолетна! Она продлилась всего два месяца. А возраст ее любви к Сержу — одиннадцать лет. И это чувство живо! Больно ощущать это. Очень больно ощущать и знать это. Но это пройдет. Через некоторое время все проходит и забывается».
«Нет! — подумал он. — Этого я никогда не забуду! После той жизни, которую я прожил, в Женеве со мной случилось чудо. Меня полюбила женщина. После нашего недолгого счастья с Кэт я даже не надеялся ни на что подобное. Я изменил своей совести и работал на дьявола. До встречи с Клод я вообще никаких человеческих чувств не испытывал. Как я обращался с Иреной? И как обращаюсь с ней по сей день? Я ни разу не позвонил ей в Лондон. И звонить не собираюсь. Все, что я сказал бы ей, было бы ложью, потому что я никогда никаких чувств к Ирене не питал, и сейчас даже рад, что она ушла от меня. Если захочет, я дам ей развод, не захочет, обойдемся без этого, я перепишу на нее виллу со всей обстановкой…»
Телефонный звонок заставил его встряхнуться. Он взял трубку.
Не успев даже представиться, он услышал ее взволнованный голос:
— Филипп! Мой самолет улетает через десять минут. После всего случившегося я не могла еще раз встретиться с тобой…
— Что значит «самолет улетает через десять минут»? Куда?
— В Рим.
«Все равно, — подумал он. — Хоть в Рим, хоть в Рио, Токио или Вену. Все равно».
— Я в последние дни обзвонила почти все журналы и агентства, с которыми я сотрудничала. Во многих из них Сержа знают. Мы часто работали вместе… Когда ты вчера заглянул в фотоателье, я разговаривала с Федерико Жирола из «Оджи»[90], и Федерико сказал, что он видел Сержа, это совершенно точно и никаких сомнений быть не может — это был Серж! Вчера. На лестнице у площади в самом центре Рима… Он окликнул его, но Серж, наверное, не расслышал. Он куда-то очень торопился, и Федерико его не догнал. Но он его видел. И сейчас ищет его. Значит, мне нужно быть в Риме. Может быть, Сержа найду я… Я сразу помчалась в аэропорт… Я позвоню тебе из Рима, любимый мой. Ты понимаешь, что иначе поступить я просто не могу?
