Сири Хустведт - Что я любил
Арест Джайлза в корне изменил отношение к его творчеству. То, что раньше расценивалось как интеллектуальный комментарий на тему ужасов как жанра, теперь стало смахивать на садистские фантазии убийцы. Известная обособленность культурного пространства Нью-Йорка зачастую приводила к тому, что в примитивной работе ни с того ни с сего усматривали многоплановость, в тупости — интеллект, в погоне за сенсацией — бунтарство. Все зависело лишь от того, как такое искусство "позиционировать". Тедди Джайлз успел пробиться в знаменитости, пусть даже не первого ряда, он был обласкан критиками и коллекционерами, и у представителей мира искусства, в котором он пробыл так недолго, его новый статус, статус злодея убийцы, в равной степени вызывал замешательство и жгучий интерес. Почти целый месяц после его ареста в журналах, газетах и даже теленовостях бесконечно муссировалась тема "творца — убийцы". Ларри Файндер публично заявил, что по американским законам человека можно признать виновным только после суда, но в случае, если вина его все-таки будет доказана, то он, Ларри Файндер, во всеуслышание выразит возмущение поступками своего клиента и никогда больше не будет его выставлять.
Тем временем цены на Джайлза росли, и дела Файндера шли в гору. Теперь покупатели стремились приобрести работы, потому что в них воспроизводилась реальность, хотя Джайлз, беспрепятственно дававший интервью в стенах тюрьмы Рикерс-Айленд, утверждал прямо противоположное. В интервью для журнала "ОСИ" все случившееся прямо называлось мистификацией. Дескать, он, желая позабавить друзей, инсценировал у себя дома сцену убийства, воспользовавшись для этого жидкостью, похожей на кровь, и пластмассовым двойником Рафаэля — сам-то он прекрасно знал, что Рафаэля в тот момент в Нью-Йорке нет, потому что он поехал к тетке в Калифорнию. Вот Джайлз и решил сделать этот отъезд частью хитроумного "арт-розыгрыша". Да, Рафаэль Эрнандес действительно был убит, но Джайлз тут ни при чем. В качестве доказательства своей невиновности он упоминал о "мастерах", которые были в курсе его планов. Может, кто-то из них и совершил это убийство, а на него просто "повесили всех собак"? Судя по всему, Джайлз прекрасно знал, что версия обвинения основывается на показаниях некоего безымянного друга, который в тот день приходил к нему и что-то увидел, заглянув в дверь квартиры. Откуда же у этого друга такая уверенность в том, что и кровь на одежде, и труп на полу — настоящие? Пикантность ситуации была в том, что в квартире Джайлза действительно мог находиться труп-манекен. Пьер Ланж заявил журналистам, что за несколько дней до того, как Рафаэль исчез, он действительно изготовил из пластмассы его двойника. Джайлз, как всегда, лично обговорил с ним характер увечий на теле, а потом мастер дополнительно изучал фотоснимки, сделанные в моргах или на местах происшествий, чтобы добиться максимального правдоподобия. Муляжи, как всегда, были внутри полыми. Для пущего эффекта иногда можно было добавить кровь или искореженные внутренние органы, но ни костями, ни мышцами, ни тканями он не занимался. Как следовало из статьи, труп-манекен находился в распоряжении полиции.
Следствие тянулось долгих восемь месяцев. Марк обитал где-то "у ребят", то есть у девочки по имени Аня, которую ни я, ни Вайолет ни разу не видели. Вайолет регулярно беседовала с Артуром Геллером по телефону, и он с достаточной уверенностью обещал, что после показаний Марка в суде Джайлз будет осужден. С Марком она говорила не чаще раза в неделю, тоже по телефону, но, по ее словам, получалось натужно и вымученно.
— Я не верю ни единому его слову. Иногда я спрашиваю себя, зачем я вообще с ним разговариваю.
По вечерам, когда мы беседовали, она смотрела в окно, потом вдруг замолкала с недоверчиво приоткрытыми губами. Она больше не плакала. Она словно застыла от ужаса. Временами она вдруг замирала, становясь неподвижной, как статуя, а в другие дни, напротив, металась, вскакивая и вскрикивая от малейшего шороха. Потом, придя в себя, начинала тереть себе руки от запястий до плеч, словно ей было очень холодно. В такие вечера Вайолет просила меня не уходить, и я ночевал на диване в гостиной, сунув под голову подушку Билла и укрывшись одеялом с кровати Марка.
Чувствовал ли я тогда то же самое, что Вайолет? Не знаю. Этот подспудный страх — не чувство, а скорее какой-то неоформленный сгусток ощущений (как, впрочем, любая эмоция), и описать его словами возможно далеко не всегда. Но это внутреннее состояние мгновенно перекидывается на все, что нас окружает, и мне постоянно казалось, что и моя квартира, и комнаты Вайолет, и улицы за окнами, и самый воздух, которым мы дышим, таят в себе смутную угрозу и кольцо сжимается со всех сторон. Марк мерещился мне на улицах. Сердце начинало бешено колотиться, пока я не понимал, что по Грин-стрит идет абсолютно незнакомый высокий темноволосый парень в штанах-трубах. При этом я не чувствовал, что мне грозит какая-то опасность со стороны Марка. Паника была связана не с ним и даже не с Джайлзом. Дело тут было не в какой-то одной отдельной личности. Эту опасность нельзя было ухватить, она постоянно меняла обличье и расползалась все шире и шире. Бояться такой мути мог только сумасшедший вроде Дана с его неустойчивой психикой, когда приступ паранойи превращает простое похлопывание по плечу в попытку покушения. Однако безумие — это вопрос меры и степени. Кто из нас так или иначе не попадался на эту удочку? Кому незнакомо это коварное напряжение и соблазн срыва? Но я тогда и не думал заигрывать с сумасшествием. Страх, сжимавший мне горло, был абсурден, и я прекрасно отдавал себе в этом отчет, но ведь я также знал, что причина моих страхов лежит вне доводов разума и абсурд может обернуться реальностью.
В апреле Вайолет узнала от Артура историю с покупкой лампы. Эта самая лампа всплыла во время следствия, но роль, которую она сыграла для меня, никак не связана с расследованием или с формулировкой обвинительного заключения. Дело в том, что, отрабатывая связи Джайлза по месту жительства, полиция добралась до некой Роберты Александер, хозяйки художественного салона на Франклин — стрит. Артур не очень понимал, почему понадобилось столько времени, чтобы ее найти. Женщина опознала в Марке и Джайлзе двух молодых людей, которые как-то вечером заходили к ней в магазин. А точнее — вечером того дня, когда был убит Рафаэль Эрнандес. Тут важнее всего время. Мисс Александер утверждала, что они заходили около семи, то есть после того, как Марк, по его словам, убежал из квартиры Джайлза на вокзал и просидел там на лавке, словно окаменев, несколько часов, пока наконец не уехал к матери в Принстон. В салоне мисс Александер Марк и Джайлз купили настольную лампу. У хозяйки сохранилась копия чека на проданный товар с датой, а который был час, она вспомнила без труда, потому что, по ее словам, как раз собиралась закрывать магазин, то есть было около семи. Ей не бросилось в глаза ничего необычного в поведении покупателей, напротив, чрезвычайно любезные молодые люди, такие обходительные, и по поводу цены никаких возражений. Заплатили, не торгуясь, тысячу двести с лишним долларов наличными.
Артур рассказывал, что окружной прокурор начал сомневаться в правдивости показаний Марка еще до того, как ему стало известно о покупке лампы. Побеседовав с людьми из компании Джайлза, он выяснил, что большинству из них Марк врал, если не по одному поводу, то по другому. Таким образом, не составляло большого труда доказать, что следствие имеет дело с человеком, который систематически лжет. Артур понимал, что стоит следствию усомниться хотя бы в одном пункте показаний, как за ним непременно последует еще один, и еще один, пока, мало-помалу, факты не превратятся в вымысел, а свидетель — в подозреваемого. Марк клялся и божился, что рассказал все, как было, что он умолчал только о лампе. Да, они с Тедди действительно выходили вместе из квартиры, но Марк пошел с ним потому, что боялся. Он прекрасно понимал, что со стороны это будет выглядеть не очень красиво, поэтому решил ничего не рассказывать. Да, он подождал, пока Тедди переоденется. Да, они еще раз заходили в квартиру, чтобы занести лампу, но все остальное — чистая правда. Люсиль в свою очередь подтвердила, что поздно вечером, около полуночи, Марк действительно приехал к ней в Принстон.
Марк прекрасно понимал, что если человек оказался на месте убийства, то его страх или трусость суть вещи объяснимые. Но хладнокровный поход с убийцей в магазин и покупка там лампы после того, как ты своими глазами видел на полу труп, объяснению не подлежат. Кроме того, ни одна живая душа не могла подтвердить, когда именно Марк пришел в квартиру Джайлза, так что окружной прокурор, как того и боялся Артур, заподозрил в Марке не свидетеля, а соучастника. Не он один, мы тоже. Когда Артур попытался подготовить Вайолет к возможному аресту Марка, это, на мой взгляд, было излишне. Вайолет давно почуяла, что Марк, рассказывая об убийстве, чего-то недоговаривает. Так что возгласов смятения и паники я от нее не услышал. Ей было жаль Артура. Марк обманул его точно так же, как обманывал всех нас.
