Виктор Лихачев - Единственный крест
Глава тридцать восьмая.
Кто такой котерь?
Они долго думали, как им двоим отправиться в деревню, где находилась дача Слонимского, и остаться незамеченными. Сначала хотели ехать до места разными автобусами, затем одним, но на разных местах. Как часто бывает, спасительная идея пришла неожиданно, словно сама собой. В трех километрах от дачи Слонимского находилось село Ильинское, где проживала Мария Ивановна Петрова, хранившая в памяти бесчисленное количество народных песен и частушек.
Год назад Лиза побывала в гостях у Петровой. Они душевно пообщались, и бабушка взяла обещание с Толстиковой приехать в Ильинское еще раз. Но год выдался у Лизы непростым, и обещание забылось.
И вот она на маленьком рейсовом автобусе едет через осенние поля и перелески в Ильинское, а рядом сидит Сидорин — теперь им не надо маскироваться.
Почти полдня провели наши заговорщики у Марии Ивановны. В какой-то момент и Лиза, и Асинкрит даже забыли, зачем они приехали сюда, настолько увлекла их добрая старушка, настолько очаровали старинные песни, поговорки и прибаутки. Формально общалась с Петровой только Лиза, но она видела, как живо реагировал Сидорин на особо образное слово или меткую пословицу. Пригубив пару стаканчиков «Изабеллы», принесенной гостями, Мария Ивановна раскраснелась, подбоченилась и так частила, что Толстикова, записывала за ней, не поднимая головы.
— Поговорки, говорите? Много у нас их было, не счесть. Записывать, милая, будешь? Ну, давай. Где стадо — там и волк. Это мой батя любил повторять. Голодной лисе куры снятся — тоже его. Каждая лиса свой хвост хвалит. Успеваешь, милая? Овца хромает — волк радуется. Как поживешь, так и прослывешь. С медведем дружись, да за топор держись. Золото и в грязи блестит. Копил, копил, да черта купил. И как же ты, милая, быстро пишешь! Обиженная слеза мимо не капнет. От сердечного не жди ума. Придет беда — не спасет крещенская вода. Рыба мелка, да уха сладка. Спросонья блоха медведем кажется. Уста молчат, да очи речисты. Уж кому бы что, а лысому гребень. Хорош Питер, да бока вытер. И раки не живут без драки. Жил смешно, а умер грешно. Если бы комар много жил — с курицу бы вырос. Вот дом продадим — новые ворота построим. В поле и жук — мясо. Обманул — себя показал. Говорит ежиха ежонку: «Мой гладенький!», а ворон вороненку: «Мой беленький!»
И вот тут Сидорин не выдержал:
— Мария Ивановна! Да это же чудо настоящее. Пожалуйста, повторите!
— Про кого, про ежиху?
— Про нее, про нее, голубушку.
Польщенная старушка повторила, а Сидорин, подошел к ней и поцеловал:
— Господи, Мария Ивановна, каким же кладом вы владеете!
— А никому он не нужен, батюшка. Поверишь ли, но у нас тогда даже язык другой был…
— Не русский, что ли?
— Почему не русский? Русский, но другой. Вот, батюшка, переведи, что я сейчас скажу:
— Массовская кодыня ухлила с массовским шахтиком.
— Массовская или московская?
— Массовская, — победно улыбнулась Петрова. — Ну, ладно, подскажу. Крестьян у нас называли массы.
— Понятно. Значит, так: крестьянская…
— Не ломай голову, батюшка, не догадаешься.
— Сдаюсь, Мария Ивановна.
— И правильно делаешь. А сказала я вот что: «Моя жена ушла с моим товарищем».
— Шахтик — товарищ? Мария Ивановна, да это же чудо! — воскликнула Лиза.
— Да уж ладно. Слушайте, гости дорогие, может, еще по стаканчику себе позволим? Чтоб мне вспоминалось лучше?
Толстикова и Сидорин возражать не стали. После этого старушку уже было не остановить.
— Массовский котерь похлил на степак.
— Так, если кодыня — жена, значит котерь — или муж или парень? — предположил Асинкрит.
— Смотри, милая, а ухажер твой с головой.
— Почему, ухажер, Мария Ивановна? — улыбнулась Лиза. — Почти муж.
— Брось, милая. Муж он или муж, или не муж. Без почти. Если почти, значит, ухажер.
— Согласен с вами, Мария Ивановна, только не сбивайте. Мой парень… похлил — послал? В смысле, далеко очень? Пожалуй, нет. Наверное, полез?
— Ты погляди! Точно, полез. А куда?
— Степак — степь? Нет, слишком просто. Куда можно полезть? На полати?
— Ой, горячо, батюшка!
— Печь!
— Милая, держись за него, умен котерь!
Все рассмеялись.
— А еще скажите что-нибудь на вашем языке, — попросил Асинкрит.
— Чего-чего, а этого добра у меня… Слушай, батюшка, а винцо у тебя больно сладкое.
— Понял, Мария Ивановна. Лиза, присоединяйся.
— Асинкрит, ты не забыл, что нас еще ждет?
— А что нас еще ждет, милая? — полюбопытствовала старушка.
— Нас ждет очень ответственная работа, Мария Ивановна, — ответил за Лизу Асинкрит. — Думаете, эта девушка умеет только песни и поговорки записывать? Вы еще не знаете, кто перед вами сидит, — без тени улыбки сказал Сидорин.
— А кто передо мной сидит, батюшка?
— Даже сказать страшно, Мария Ивановна.
— Да ты что? Тайна?
— А то!
— И не скажешь?
— Посадят, Мария Ивановна. И меня и вас.
— А меня-то за что, батюшка?
Лиза еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
— А вдруг кому-то скажете?
— Вот те крест, не скажу! Да и кому говорить? У массовской куренки остемлялись пенные хурухи, — хитро улыбнулась Петрова.
— В вашей деревне остались одни старухи? — перевела Лиза.
— Не знаю, милая, какую ты тайну знаешь, а что и у тебя голова на плечах — это точно.
Когда солнце стало садиться за ближний лес, когда со стола постепенно исчезли субло (сало) и лихвейка (картошка), гости попрощались с гостеприимной хозяйкой. Мария Ивановна пыталась уговорить Лизу взять в дорогу баночку свежей гармины (молока), но Толстикова осталась непреклонной.
— Ну как знаешь, милая, — и старушка перекрестила Лизу. — Вижу в глазах твоих тревога. Пусть поможет тебе Господь, хороший ты человек.
— Моя кодыня, — улыбнулся Сидорин, — без почти…
Вечерело. Они не спеша шли лесной дорогой. Где-то впереди, среди полуголых березовых ветвей пока еще робко светился молодой месяц. Но чем плотнее становились сумерки, тем ярче и смелее блестел хозяин ночного неба, поднимаясь все выше и выше над притихшим миром. Впрочем, притихшим его можно было назвать с большой натяжкой. Время от времени в дальней чаще грозно ухала сова. Пару раз тявкнул лис, прощавшийся с осенней сытой жизнью.
Неожиданно Лиза прижалась к Сидорину.
— Асинкрит, ты не поверишь, но я ужасная трусиха…
— Не может быть!
— Но сейчас мне не страшно. Поздний вечер, лес, темнота, совы кричат, собаки лают, а мне не страшно.
