Светлана Шенбрунн - Розы и хризантемы
— Да, вот именно! Ничего более умного ты не придумал сказать.
— Поля! По-о-олю!.. — кричит Ольга Николаевна. — Исчезла… Не знаешь, куда это наша Поля подевалась?
— Тута я! Бегу! — откликается тетя Поля и правда скоренько бежит по тропинке из сада.
— Ну что ты копаешься! — сердится Ольга Николаевна. — К шапочному разбору приедешь!
— А полила немного, — объясняет тетя Поля.
— Нашла время! А то без тебя не польют! Езжай уж, ради бога…
— Чего езжай? — говорит Михаил Николаевич. — Пускай поест прежде.
— Вот еще! Придумаете! Голодная я, что ли? — Тетя Поля связывает платком две громадные корзины с клубникой.
Я тоже вчера помогала собирать эту клубнику. Крупные ягоды сложены отдельно, помельче отдельно. Крупные самые красивые, их продают дороже, но они не самые вкусные. Те, что помельче, гораздо слаще. Сверху обе корзины накрыты тряпками и обмотаны веревкой.
— Голодная не голодная, а давай садись и поешь, — велит Михаил Николаевич. — До позднего вечера небось едешь.
— Вечером вот и поем!
— Нет, теперь поешь! И не спорь со мной. Не хватает только, чтобы люди сказали: Авровы Полю голодом уморили!
— Да кто ж такое скажет? Вы уж прямо невесть что придумаете…
— Я ей хлеба с брынзой положу. — Ольга Николаевна помогает тете Поле перекинуть корзины через плечо. — В вагоне поест.
— А можно мы с Альмой пойдем проводим? — спрашиваю я.
— Ладно, провожайте, — соглашается Михаил Николаевич.
Тетя Поля идет быстро и на каждом шагу пригибается к земле, будто разглядывает что-то на тропинке. Она всегда так ходит, даже когда ничего тяжелого не несет. Ей, наверное, нравится так ходить.
— Тетя Поля, а тебе сколько лет? — спрашиваю я.
— А кто его знает! — отвечает она. — Чего их считать — лета? Сколько ни проживем, всё наше. Только бы силы Бог давал.
— А разве у тебя в паспорте не написано, с какого ты года?
— А где ж он у меня, паспорт? Нету. И не было никогда. Не положено нам. Мы Божии твари, ни к чему не приписаны, чужой милостью на свете живем. Это которые городские — тем паспортов дают, а нам нет… Собака вон тоже без паспортов… — кивает она на Альму.
Альма подбегает, смотрит на нас, машет хвостом.
— Поняла, что про нее говорят! — радуется тетя Поля. — Все понимает, даром что о четырех ногах. Ох ты, батюшки, гудит! Не дай Бог, не поспею! — Она пускается по тропинке бегом, Альма скачет рядом.
Мы подбегаем как раз вовремя — поезд шипит, тормозит у станции. Тетя Поля сначала заталкивает в вагон корзины, потом взбирается сама, мы с Альмой остаемся внизу. Паровоз свистит, поезд трогается: чу-у, чу-у, чу-у!.. Укатил.
Вдоль железной дороги растут низенькие елочки, за насыпью — речка. Ее почти не видно за кустами, но там, где кустов нет, проглядывают полоски серенькой воды. На берегу Тася пасет свою козу. А козлят у нее уже нету, козлят зарезали. Наверно, сварили из них суп…
Я укладываюсь на травке под насыпью — погреться-помечтать на солнышке. Альма бегает, вынюхивает что-то в кустах, рвет зубами траву, потом подходит ко мне и ложится рядом. Я прижимаюсь к ее мягкому боку и обнимаю ее за шею. Она лижет меня в щеку горячим мокрым языком.
Кто-то звенит возле ворот велосипедным звонком. Наверно, какая-нибудь Машина подружка.
— Светка! — кричит Ольга Николаевна. — Ну-ка, иди погляди, кто там пришел…
Я выглядываю за ворота. Папа стоит, держит за руль новенький сверкающий велосипед и звенит звоночком.
— Ну как? — спрашивает он.
— Это… мне?.. Такой большой?..
Я думала, мне купят детский велосипед, а это… Это настоящий взрослый! Голубой, и беленькая полосочка…
— А почему у него такая рама?
— Потому что он дамский!
Дамский… И цветная сеточка на заднем колесе… И ручной тормоз… И всякие фонарики… Даже педали с фонариками!
— Павел, ты с ума сошел?.. — спрашивает мама. — Зачем ты его припер?
— Нинусенька, мне кажется, я имею право раз в жизни сделать ребенку подарок! — говорит папа.
— Подарок? В честь чего? По какому поводу?
— Я обещал Светлане велосипед.
— Нет, вы подумайте — он обещал! Как вам это нравится? Немедленно готов выполнять любой каприз девятилетней девчонки! Зачем ей, спрашивается, велосипед?
— Велосипед, Нинусенька, требуется для того, чтобы на нем кататься.
— Что значит — кататься? Мы через месяц вообще уезжаем отсюда! Где это, интересно, она будет кататься? По этим колдобинам, в которых черт ногу сломит?! И главное, ни слова не сказав, не спросившись, не посоветовавшись!.. Взял и выбросил деньги на ветер!
— Я обещал ребенку велосипед, — повторяет папа. — И вообще, Нинусенька, я много раз тебя просил: не устраивай мне сцен перед посторонними.
— Какими посторонними? При чем тут посторонние? Сколько он, по крайней мере, стоит?
— Тысячу шестьсот рублей. И зайдем, пожалуйста, в дом. — Папа затаскивает велосипед на крыльцо и прислоняет к перилам.
— Тысячу шестьсот рублей? Ты что, разыгрываешь меня? Нет, ты мне скажи: ты в своем уме или нет? Просто отказываюсь поверить… Безумие… Мальчишество какое-то. Можно подумать, что ты специально ищешь способа побыстрее профинтить все денежки! Дороже уже, наверно, ничего не нашлось. Если на то пошло, велосипед прекраснейшим образом можно купить за триста рублей!
— Нинусенька, я не собираюсь покупать Светлане всякую дрянь. Это отличный итальянский велосипед, и он стоит своих денег. Он настолько легкий, что с ним справится даже годовалый ребенок. Видишь, какая коробка передач? Целая система! — Папа приподымает велосипед за раму и слегка нажимает на педаль.
Колесо крутится, крутится в воздухе, спицы сливаются в сверкающую полосу…
— Годовалых детей у нас, слава богу, нет, — замечает мама.
— В конце концов, Нинусенька, — папа опускает велосипед на место и заходит в дом, мама идет за ним следом, — я работаю не только для того, чтобы ты имела возможность содержать своих родственниц.
— Каких родственниц? О чем ты говоришь? Боже мой, что за нелепые наветы?..
— Ты знаешь, о чем я говорю.
— Нет, я не знаю! Если я раз в жизни послала Тамаре посылочку, это еще не называется содержать!
— Твоя Тамара получает прекрасную зарплату плюс северные, но никаких подарков тебе не шлет.
— Что же она может оттуда слать? Белых медведей? Боже мой, у меня аж в висках застучало… — Мама садится на стул, прижимает пальцы к вискам и громко дышит.
— А твоя любимая тетя Надя, — продолжает папа, — очевидно, питается там одними пирожными и зернистой икрой. Старуха ее возраста при всем желании не может истратить тех денег, что ты ей переводишь.
