Адам Джонсон - Сын повелителя сирот
Наконец, я почувствовал, что именно это событие в своей жизни мог бы без стеснения описать в собственной биографии.
Водители «воронка» наблюдали за нами через лобовое стекло, мелькая в темноте красными огоньками сигарет. Когда одна рука у меня уставала, я перекладывал лопату в другую. Иногда она во что-то упиралась, но это всегда оказывалась не кость, а всего лишь корни дерева. Иногда на поверхность воды всплывал кусочек шелковой ткани или чей-то ботинок. Угри продолжали тыкаться в плывущие по грязной воде предметы. Думая, что они что-то нашли, я копал в тех же местах, представляя, как эти твари вонзают зубы в свою невидимую жертву. С каждым новым комом грязи я все больше падал духом, и вскоре этот день, казавшийся мне той частицей жизни, о которой мечталось, превратился в обыденность – я бесцельно тружусь, а на меня валится одна неудача за другой. Все это было похоже на мою учебу в университете: впервые попав туда, я задал себе вопрос, какая же из учившихся там тысяч девушек предназначена мне, но со временем понял, что ни одна из них мне не подходит. Нет, сегодняшний день точно не войдет в мою биографию.
В темноте я слышал, как кряхтит Кью-Ки, наваливаясь всем своим весом на лопату. Наконец, я прокричал в темноту: «Сворачиваемся».
Когда мы с Кью-Ки добрались до «воронка», то увидели, что Чучак уже сидит там.
Мы промокли насквозь и тряслись от холода. Ладони у нас, натертые мокрыми черенками лопат, покрылись волдырями, а ступни после длительного копания болели. Все время, пока мы ехали обратно в Подразделение 42, Кью-Ки не сводила глаз с Чучака.
– Ты ведь знал, что ее там нет, правда? – спрашивала она его. – Ты что-то знал, но так и не сказал нам.
* * *Как только мы спустились по ступеням в Подразделение 42, Кью-Ки подошла к Сержу.
– Чучак что-то от нас скрывает, – прошептала она. – Он знает что-то о деле Командира Га, но нам ничего не говорит.
Во взгляде Сержа промелькнула угроза. Он посмотрел на Кью-Ки, а затем на Чучака.
– Это серьезное обвинение, – сказал Серж. – А доказательства у тебя есть?
Кью-Ки прижала руку к сердцу.
– Я это чувствую, – произнесла она.
Секунду поразмыслив над этим, Серж кивнул.
– Ладно, – решился он. – Давайте выбьем из него правду.
Пара сотрудников отдела «Пуб Ёк» отправились за Чучаком.
– Эй, – остановил их я. – Давайте не будем торопиться. Чутье – это еще не доказательство.
Я положил руку на плечо Чучаку.
– Скажи правду, сынок, – попросил я. – Просто расскажи, чтó ты знаешь, и я не дам тебя в обиду.
Чучак опустил глаза и посмотрел на наши ноги.
– Я ничего не знаю, клянусь.
Мы все повернулись к Кью-Ки.
– Не спрашивайте меня, – сказала она. – Просто посмотрите ему в глаза и сами все увидите.
Серж наклонился и заглянул в глаза парню. Он очень долго смотрел на Чучака, а затем кивнул:
– Увести его.
Двое ребят из отдела «Пуб Ёк» схватили Чучака. В глазах у того мелькнул ужас.
– Подождите! – вмешался я, но эту бешеную стихию невозможно было остановить.
Упирающегося изо всех сил Чучака потащили к «мастерской».
– Я сын министра, – выкрикивал он.
– Оставь это для своей биографии, – со смехом ответил ему Серж.
– Наверное, здесь какая-то ошибка, – не сдавался я.
Но Серж, казалось, меня не слышал.
– Ненавижу предателей! – рычал он, тряся головой. Затем повернулся к Кью-Ки. – Надевай форму. Сама будешь выбивать из него правду.
* * *Чучак что-то скрывал, а единственным человеком, который также мог знать об этом, был Командир Га. Я помчался в бокс, где его держали. Командир Га стоял там и смотрел на отражение своего обнаженного торса в стальной стене.
Не глядя на меня, Га произнес:
– Знаешь, мне надо было выколоть ее портрет так, чтобы лицо на нем смотрело в другую сторону.
– У нас ЧП, – выдохнул я. – Мой стажер, Чучак… Он попал в беду.
– Но тогда я не знал, – продолжал Га. – Я не знал своей судьбы. – Он повернулся ко мне, указывая на свою татуировку. – Вы видите ее в правильном ракурсе. А я вынужден смотреть на нее в зеркальном отражении. Надо было попросить их выколоть ее портрет в обратном ракурсе. Но тогда мне хотелось, чтобы ее видели другие. Хотя на самом деле она всегда предназначалась лишь мне.
– Мне нужна информация, – перебил я его. – Это действительно важно.
– Далась вам моя биография, – усмехнулся Командир Га. – Людей, которые хотели бы ее прочитать, уже нет в живых.
– Мне нужно знать только одно. Это вопрос жизни и смерти, – объяснил я. – Мы ездили на военную базу по дороге в Нампо, но там не оказалось ни загона, ни ямы для костра, ни вола. Я знаю, вы там построили целую техасскую деревню, чтобы американцы чувствовали себя, как дома. Но актрисы там нет. Там вообще ничего нет.
– Я говорил вам, что вы никогда ее не найдете.
– Но где закусочные столики? Где повозка?
– Мы их перевезли.
– Куда?
– Не могу вам сказать.
– Почему? Почему нет?
– Потому что эта тайна – единственное, что напоминает Великому Руководителю о реальности всего произошедшего. О том, что события вышли из-под его контроля.
– А что с ним произошло?
– Этот вопрос хорошо бы было задать ему самому.
– Но сейчас дело касается не Великого Руководителя, а одного парня, совершившего ошибку.
– К тому же, я все еще жив только благодаря этой тайне.
Я попытался обратиться к его собственным доводам:
– В живых вам все равно не остаться.
Он согласно кивнул.
– Ну, в живых никто не останется, – заметил он. – У тебя есть план? Ты уже принял какие-то меры? У тебя еще есть время, можешь решить, как поступить.
– Вне зависимости от того, сколько вам еще осталось, – убеждал его я, – вы можете спасти этого парня, искупить свою вину за всю ту ужасную боль, которую причинили актрисе. – Я вытащил из кармана его телефон. – Фотографии, которые приходят на этот телефон, – спросил я его. – Они предназначаются вам?
– Какие фотографии?
Я включил телефон и показал ему исходивший от него синий свет, доказывавший, что батарея заряжена.
– Ты должен мне его отдать, – сказал он.
– Тогда помогите мне, – потребовал я.
Я подержал телефон у него перед глазами, показывая ему изображение звезды на бульваре.
Он вырвал телефон у меня из рук.
– Американцы отвергли гостеприимство Великого Руководителя, – произнес он. – Они не намеривались выходить из самолета, поэтому мы перевезли техасскую деревушку в аэропорт.
– Спасибо, – поблагодарил я, собираясь уходить. Вдруг дверь распахнулась.
На пороге вместе с Кью-Ки стояли все остальные сотрудники отдела «Пуб Ёк». На ее форме запеклась кровь.
– Они поехали в аэропорт, – объявила девушка. – Актриса исчезла именно там.
– Он вполне мог знать, чтó произошло в аэропорту, – заметил один из сотрудников отдела «Пуб Ёк». – Его отец – министр транспорта.
– Что с Чучаком? – спросил я. – Где он? Что с ним?
Кью-Ки не ответила. Она посмотрела на Сержа. Тот одобрительно кивнул головой. Собравшись с духом, девушка повернулась лицом к команде «Пуб Ёк» и приняла позу бойца тхэквондо. Мужчины отступили назад, позволив ей сгруппироваться. Затем они хором произнесли: «Чунби». Сосчитали до трех – «хана», «туль», «сет», а когда крикнули: «Сиджак!», рука Кью-Ки ударилась о стальную дверь.
Сначала она глубоко и неровно вздохнула, затем последовало еще несколько резких вдохов.
Кью-Ки медленно прижала сломанную руку к груди.
Первый перелом всегда приходится на область запястья. Впоследствии можно будет ломать себе костяшки пальцев, по паре за один удар.
Спокойно и осторожно Серж взял ее руку, вытянул и вложил сломанную кисть в свою ладонь. Одной рукой он очень аккуратно взял ее за запястье, сжав другой два пальца ее сломанной кисти.
– Теперь ты одна из нас, – произнес он. – Ты больше не стажерка. Тебе больше не нужно имя, – добавил он, сильно потянув за пальцы и вправляя сломанные кости так, чтобы они правильно срослись.
В знак уважения Серж кивнул головой в мою сторону.
– Я был против того, чтобы в Подразделении была женщина, – сказал он мне. – Но ты был прав, она – наше будущее.
Была середина дня. За окном светило яркое солнце, не приносящее тепла. Командир Га и дети сидели вместе, втроем наблюдая за Сан Мун, которая неустанно бродила по дому, то и дело беря в руки различные предметы и внимательно рассматривая их. Пес, ходивший за ней следом, нюхал все, к чему прикасалась женщина, – зеркальце, маленький зонтик, чайник на кухне. До приезда американцев оставался день, всего лишь день до побега, но дети об этом не знали.
