Наталия Костина - Только ты
Однако Катя сорокинскую мизансцену не оценила, так как снова впала в сомнамбулическое состояние, связанное с тем, что она узнала в последние дни. Возможно, случись это раньше или позже, она бы и не обратила на это особого внимания, но сейчас у нее были слишком обострены все чувства. И ее буквально физически мучило сознание того, что человек, которого она знала, с которым не раз разговаривала и который был одним из них, – этот самый человек смог хладнокровно задумать, а затем осуществить убийство одиннадцати ни в чем не повинных женщин! Кому тогда можно доверять? Выходит, что никому?!
Этот факт так потряс фундаментальные основы ее мироощущения, что все личное как-то скукожилось, стеснительно ушло на второй план, а сама она решала и никак не могла решить один и тот же вопрос: может, бросить все это к чертовой матери? Нет, не левое расследование, на которое они с Игорешей подписались и которое вот-вот должно было подойти к концу, – но саму работу: эту чертову, паскудную работу в убойном отделе. Потому что это теперь разрушало ее саму. Как личность. Как человека. И особенно – как женщину. Ну, может быть, не разрушало, но деформировало точно… и не потому ли от нее и ушел Тим?! Может, он почувствовал, как она постепенно превращается в автомат, для которого убийство – самая страшная вещь на свете – это нечто обыденное… просто работа. Аванс, зарплата, премиальные, оплачиваемый отпуск. Может быть, за эти годы перед ней прошло столько преступлений, что она действительно непоправимо очерствела? Загрубела, окаменела душой – и, чтобы повернуть этот процесс вспять, понадобилось покушение на нее саму, а затем и разрушение представлений о профессиональной чести и порядочности – иначе в ней окончательно и бесповоротно атрофировалось бы нечто важное? Потому что она почти разучилась сострадать.
Нет, она не хочет превращаться просто в винтик, часть системы… она помнит, как ей было больно и как раньше она сочувствовала всем: и жертвам насилия, и родственникам погибших и даже свидетелям, которым пришлось пережить шок от увиденного! А что сейчас, сегодня? Пришла, отработала свое, хладнокровно осмотрела место происшествия, да еще и на безответную практикантку походя наорала… А потом поехала к подруге на день рождения, веселиться и пить вино! И даже аппетита не потеряла! Нормально ли такое? Или это просто-напросто издержки профессии? Говорят, с врачами со временем также происходит нечто подобное… особенно с хирургами. Однако в Тиме она этого не замечала. Или просто не хотела замечать? Почему она не спросила его об этом раньше, пока они еще не расстались? Почему не попросила совета? Не поговорила по душам? Почему отмахивалась, когда он настаивал, что эта работа в конце концов ее убьет – если не физически, то морально уж точно! Да потому что раньше, когда у них все было хорошо, она не хотела об этом задумываться – как и о многих других, очень важных и нужных вещах. Не хотела – и баста! Ей было удобно, комфортно, а остальные… они должны были подлаживаться под нее. И они подлаживались… жалели ее… и даже уважали ее выбор. А нужен ли он ей теперь, этот самый выбор? Сегодня, сейчас? Катя весь день размышляла над этим, так мучившим ее вопросом, но так и не смогла прийти к однозначному выводу.
Сорокина сидела надувшись – ей казалось, никто из присутствующих не оценил ее заявления. А между тем сколько работы провернула она сама! Ну, оперб – это, конечно, сила – без них никуда, но… чего это и Катерина, и Лысенко оба как воды в рот набрали?
Майор тем временем с отсутствующим видом начал рыться в сумке.
– Ты это имела в виду? – он равнодушно кинул на стол несколько снимков, и следователь буквально подскочила на стуле.
– А ты как до этого допер? – несколько разочарованно осведомилась она.
– Ну знаешь, я тоже не пальцем деланный… сколько лет уже только тем и занимаюсь, что подозреваю всякого во всех смертных грехах! И делаю выводы!
Вот-вот… Она, Катя, тоже подозревает каждого в чем-то неприглядном… и Тима… и Лешку… Но, возможно, нужно начинать все же с себя? Потому что не они – а она сама – безвозвратно изменилась! Стала не только равнодушной, черствой, но и излишне подозрительной. Однако время для самокопания явно было не самым подходящим, и потом ужасно интересно – что там нарыл Игореша? И совпадает ли это с выводами, сделанными ею самой?
– Представь себе, Ритуля, мне это тоже пришло в голову – что нужно хорошенько порыться либо по последней убитой, либо, в крайнем случае, по предпоследней… И я копнул! Дела давно минувших лет, преданья старины глубокой… И вот что выплыло: эта самая стриженая Амалия – сестра десятой жертвы, Элеоноры Янсен. И зовут ее вовсе не Амалия, а Эмилия! Эмилия Дашевская. Но, поскольку ее старшая сестра умудрилась трижды выйти замуж и каждый раз меняла фамилию, проследить их родственную связь было довольно проблематично… Где Янсен, а где Дашевская… и концов как будто не осталось. Однако я с этим справился!
Лысенко обвел присутствующих победным взором. Сорокина даже губы поджала – наверное, не ожидала от него такой прыти. Да и Катька выглядела ошеломленной – хлопала глазами совсем как Кирка, когда он рассказывал ей, отчего бывает гром. Или вот вчера, когда они с восторгом рассматривали снежинку через увеличительное стекло, Кирка смотрела на него так же ошеломленно, как будто он сам сотворил такую немыслимую красотищу! Ну ладно, можно сказать, он и здесь сорвал овации, теперь можно и продолжить:
– Так что, выходит, зря мы всем отделом этих Амалий по городу и даже области трясли! Когда справиться мог я один… если хорошенько подумать.
Катя тут же мысленно все сопоставила и хотела заметить, что, не будь у них десятой жертвы, то до родства убитой и ее возможной убийцы они могли бы не докопаться никогда. Тем более когда поиски той самой Амалии-Эмилии еще только начинались, ее сестра была вполне жива и здорова… Значит, вся бойня, в которой погибло одиннадцать жертв, была спланирована заранее и задолго до этого? И всего из-за одной женщины?!
– Ее сестра унаследовала от своего покойного мужа пусть и не огромное, но вполне солидное состояние. И кроме младшей любимой сестренки, у нее больше никого не было. Так что даже при отсутствии завещания наша дорогая Амалия – будем для пользы дела звать ее по-старому – получала все. Однако убить сестру пришло в голову вовсе не ей, а… Кать, угадаешь с трех раз, кому?
– Да ладно, – хмуро ответствовала Катерина. – Я, конечно, тоже кое-что накопала, но не буду тебе портить настроение. Пусть мне лучше зачтется десять к карме! Да в этот раз я и не работала толком… так, на подхвате только. Греби, Игорек, свои лавры по полной. Без этой твоей Амалии действительно ничего бы не сошлось. Скажу только, что все это дело круто замешано на одном прогоревшем бизнесе. Несмотря на то, что наша служба запрещает иметь какой бы то ни было левый доход, начальство частенько смотрит на это сквозь пальцы. У Игореши индюки…
