Ирвин Шоу - Хлеб по водам
— Черт побери! — громко воскликнул Хейзен, стараясь перекрыть свист и рев трибун. — Я думал, что отправляю в Данбери ученика, а оказалось, прислал сюда хитрого кролика.
Товарищи по команде окружили Ромеро, хлопали его по спине, пожимали руку, но сам он, казалось, вовсе не радовался, а лишь снисходительно терпел эти знаки внимания. И только когда затрусил обратно, к скамейке запасных, и по пути его перехватил Роллинз, сгреб в объятия и высоко поднял, словно ребенка, Ромеро позволил себе улыбнуться.
И, уже уходя с поля, махнул один раз рукой, даже не глядя на трибуны, где болельщики, стоя, приветствовали его аплодисментами.
Он медленно приблизился к скамейке и снова уселся, на самый ее краешек, где просидел почти всю игру. Лицо его было невозмутимо. Снял шлем и снова уставился на руки, безвольно повисшие между коленями. Подошел тренер и одобрительно похлопал его по плечу, но Ромеро даже головы не поднял.
Соперники успели обменяться еще двумя ударами, и тут просвистел финальный свисток. Игра закончилась вничью, со счетом 26:26. Ромеро поднялся и побежал в раздевалку, принимать душ и переодеваться, стараясь опередить толпу болельщиков, которая бросилась следом за ним.
В павильоне были расставлены столы и стулья и организован буфет — длинная стойка, на которой выстроились тарелки с маленькими бутербродами и пирожными. Обслуживали и разливали чай жены преподавателей. Стрэнд с Хейзеном уселись за столик, а Кэролайн с Конроем пошли за чаем. Стрэнд улыбнулся, заметив, как мальчик, просивший у Кэролайн телефон, быстро поднялся и перехватил ее по пути к буфету.
В помещении стоял тихий гул голосов. Родители и ученики разбились на группки; похоже, все были довольны, как проходит этот день.
Наблюдая за родителями, вежливыми и цветущими мужчинами средних лет и их нарядно одетыми женами, Стрэнд вдруг почувствовал, что все они тем или иным образом связаны с Хейзеном, что между ними существует некое притяжение. То были банкиры, крупные торговцы и коммерсанты, председатели всяческих советов директоров, вершители судеб, судьи и толкователи законов, менеджеры крупнейших предприятий и состояний, архитекторы политических побед, люди, к которым прислушивались сенаторы и законодатели. И их дети являлись наследными принцами и принадлежали к классу, который вроде бы и не признавался в Америке как класс. Однако Ромеро непременно провел бы тут аналогию с Древним Римом, где одной из самых привилегированных групп населения считалось сословие всадников.
Что же касалось преподавателей, и мужчин, и женщин, то первые держались почтительно и сдержанно, старались ничем не выдать свое униженное положение. Женщины более открыто проявляли услужливость. Они напоминали Стрэнду ученых рабов, привезенных в столицу, с тем чтобы обучать привилегированных молодых людей, привить им понятия добродетелей и доблести, а также открывать секреты искусства править миром.
Ученики и гости проходили мимо столика Стрэнда, и он несколько раз слышал имя Ромеро. Оно произносилось с восторгом и одобрением. И Стрэнд никак не мог решить, было ли это искренней хвалой гладиатору, блеснувшему днем на арене, или же знаком внимания, которым время от времени удостаивали всадники выслужившегося перед ними варвара.
Он покачал головой, недовольный оборотом, который приняли его мысли, и поднялся поздороваться с Джонсоном, тренером футбольной команды, — тот, широко улыбаясь, приближался к их столику.
Стрэнд представил тренера Хейзену, адвокат тоже поднялся.
— Жаль, что ваши ребята так и не смогли вырваться вперед, — сказал Хейзен.
Тренер пожал плечами.
— Знаете, сэр, сегодня меня вполне устраивала и ничья. А этот мальчишка нечто, верно? Всякий раз, когда я уже готов вышвырнуть его из команды, дав пинка под зад, он вдруг встает и выкидывает такое коленце, что у противников просто руки опускаются. — Он рассмеялся. — Нет на свете более заразительной штуки, чем успех! Еще пара таких пробежек, как сегодня, и я боюсь, что придется переименовывать ваш дом из «Мэлсон-резиденс» в «Ромеро-гарденс».
— Честно говоря, мистер Джонсон, — заметил Хейзен, — нас с мистером Стрэндом больше волнует успеваемость мальчика, а не его подвиги на футбольном поле. Вам известно, что говорят о нем преподаватели?
— Вообще-то мы, тренеры, обязаны очень внимательно следить за успеваемостью ребят, — ответил Джонсон. — У нас тут другие правила. Не такие, как в школах, где спортсмену сходит с рук отставание по всем предметам. А потому рад доложить вам: в этом плане у Ромеро полный порядок. Учителя считают, что он очень умен и всегда хорошо подготовлен к занятиям. Правда, любит поспорить, как вы, наверное, знаете. — Джонсон улыбнулся. — Но всегда вежлив при этом и, еще раз повторяю, очень умно отстаивает свои взгляды. Ну конечно, его… э-э… происхождение — оно сильно отличается от происхождения других учеников Данбери. А потому учителя понимают, что на это следует делать некую скидку и что тут нужен особый подход. Но я бы сказал, что, если он продолжит, как начал, беспокоиться не о чем. Ну, разве только одно… Ему совершенно плевать, нравится ли он другим ученикам или членам команды. И похоже, что, кроме Роллинза, друзей у него нет.
— Придется с ним поговорить, — сказал Хейзен. — Знаете, Аллен, давайте возьмем его с нами на обед. В гостинице, где я остановился, есть очень уютный ресторанчик. Возможно, оказавшись в другой атмосфере, мальчик немного оттает. К тому же мне хотелось бы знать, какое впечатление Ромеро производит на Кэролайн. Ведь мы понятия не имеем, как он держится с девочками, которые… э-э… выросли и воспитывались в несколько иной обстановке, чем он. И уж совсем не похожи на девочек, которые окружали его прежде.
Интересно, подумал Стрэнд, что бы сказал Хейзен, узнав о стриптизерше в поезде и прогулке Ромеро по Нью-Хейвену?
— Что касается девочек, — сказал он, — то я никогда не видел Ромеро в женском обществе, ни здесь, ни в городе. Но миссис Шиллер, наша домоправительница, называет его своим любимчиком. Утверждает, что он обращается с ней как с настоящей леди, чего о других мальчиках не скажешь. И еще говорит, что он самый опрятный из мальчиков, которых ей доводилось видеть за все время работы в школе.
— Что ж, это добрый знак, — заметил Хейзен. — Вы согласны?
— Да, пожалуй. Очень добрый знак, — ответил Стрэнд.
Тут в павильоне появились члены обеих команд. Свежие, раскрасневшиеся после душа, они толпились вокруг буфета, с вожделением взирая на выставленное там угощение.
— Вы его видите? — спросил Хейзен. — Если он здесь, я сам его приглашу, лично.
