Небесные всадники - Туглас Фридеберт Юрьевич

С каждым стихом нечистый становился все тише и тише. А когда умолкли поющие, все смолкло и в колодце.

Только теперь набрались они смелости посветить в колодец и заглянуть вглубь. Чахлый огонек едва высветил верхние венцы. Тогда спустили в ведре жестяной фонарь. Он светил, как тусклая луна сквозь сероватый туман: чернели стены, внизу поблескивала темная вода.

— Сгинул, — торжественно провозгласила бабушка. — Не стерпел божьего слова.

Все вздохнули, будто от тяжелого бремени избавились. И снова поплыло в утренней тишине:

Разгар утра. Посреди двора в штанах из чертовой кожи стоял Андрес, и вид у него был озабоченный. Он чесал в затылке и бормотал:

— Кто его знает, случится чего или не случится… А так-то все стадо без питья околеет… И кто ж его знает, случится чего или не случится…

Он еще постоял в раздумье и наконец распорядился:

— Леэна, ну-ка ставь котел на огонь, неси снег и давай его растапливать.

Потом он подошел к колодцу и перегнулся через сруб: «В лицо-то небось не бросится», — подбадривал он себя. Однако в колодце ничего, кроме чернеющей воды, не увидел.

После обеда к ним зашла тетушка с Сирпику. Она приятельствовала с саарикуской хозяйкой и прочила Леэну в жены своему сыну. Ей тут же поведали, какая в Саарику приключилась беда.

— Что ж вы, так и не решаетесь брать воду из колодца? — заключила тетушка.

— Так оно и есть, сестричка, господи спаси! — вздохнула Реэт.

— Ох, да ведь нечистые воду не портят, — защебетала тетушка. — Помню, я еще совсем девочка была, лет пятнадцати, так вот и нас такой одолевал. Вот уж побесновался, все горшки с молоком, все мешки с мукой, — все облазил, только пыль столбом стояла. Мы тоже тогда из амбара ничего не хотели брать. Боялись, кто его знает, какая зараза привяжется. Только ведь, сестричка, нужда и не то заставит! Делать нечего, пришлось есть то, куда он свой нос совал. И ничего! Ничегошеньки, все были живы-здоровы, как пташки небесные.

— Ничего, говоришь, не случилось? — Реэт прямо диву далась. — Гляди-ка, чудо господне! А мы, бедняжки, все вздыхаем — где бы воды взять?

Сирпикуская тетушка вскоре ушла. Обещала на рождество наведаться.

Возню со снегом сразу бросили. Поначалу, правда, не очень-то отваживались брать воду из колодца, но скоро все привыкли.

Правда, беда все-таки приключилась. В дом прибежала Ану и огорошила: Мадиса сглазили. И то сказать, человека сглазили, дело нешуточное!

Побежали к бане. Бедный Мадис лежал в кровати, весь синий, трясся и стучал зубами.

— Холодно! Тулупов принесите!

— Сглазили, не иначе… — забубнила бабка. — И кто же это с дурным глазом…

— Никакого тут сглазу, утром у колодца простыл, вот и все!

— Чего там простыл — точно, сглазили…

— Черт подери! — фыркнул Мадис. — Заладили свое — сглазили да сглазили!

Ага, попробуй объясни порченому — так он тебя и поймет!

В тот же день хозяин готовил квас и варил пиво — вовсю начали готовиться к рождеству.

Вечером пришел племянник Мадиса — тот, что служил на винокурне в Кикепяра. Он принес штоф спирта — растирать больному кости. Мадис натерся снаружи и принял вовнутрь: поможет снаружи, так и изнутри не повредит!

И жизнь пошла своим чередом.

Был второй день рождества, и в Саарику собралось много гостей. Сирпикуская тетушка с сыном, мельник из Пальясярги, таагевереский Пярт с семейством и многие другие.

Гости, как и подобает истинным христианам, пришли на второй день рождества. В первый-то всякий уважающий себя человек идет в церковь или сидит дома над молитвенником. Только непутевые поют да гуляют все праздники напролет, мирского веселья и радости полны.

Гостям было приятно и покойно. В Саарику людей принять умели! Тут тебе и угощенье, и пивка подольют, и разговорцем уважат.

Но про нечистого ни словечка не было сказано. Понятно, гости о нем все знали. Одной, другой сестрице шепнула об этом на ухо сама хозяюшка. Поди-ка попробуй одна такую тяжесть на душе носить.

Пояса расслабили — и к столу. А стол ломился под тяжестью посудин со студнем, мисок с клецками, блюд с рождественской колбасой и кружек с домашним пивом.

Отведали чего бог послал, ели перочинными ножами и пальцами, сморкались и отирали губы большими платками. От еды люди отяжелели, и скамьи подними стали прогибаться.

После обильного обеда Мадисово семейство отправилось заниматься скотиной, а гости, вздыхая и охая, — смотреть хозяйство. Вот уж хозяйство так хозяйство на этом хуторе Саарику! — соглашались все.

Вдруг со двора донесся жуткий крик. Хозяева и гости побежали к колодцу, возле которого причитало бобылево семейство.

— Черт в колодце! — верещала Ану.

— Сам рогатый! — подтвердил Мадис.

Они говорили наперебой. И никто уже не мог ничего понять. Наконец Андрес пробрался к колодцу. И верно, в колодце на воде лежал зверь, с черной от воды шерстью, мутно-синими глазищами, с горестным оскалом зубов. Больше ничего различить не удавалось.

— Батюшки-светы! — женщины всплеснули руками. — Ох, отец, сын и дух святой!

Они еще посокрушались. А потом заметили, что тварь-то в колодце не двигается.

— Околел, — сказал парень.

— Околел, как же! — зачастила тетушка. — И что ты, молодой человек, об этом знаешь! Этот не околеет. Это хитрая бестия. Прикидывается, что спит, чтобы только нас искусить. Его проделки, спаси нас господь! Его козни, боже избави!

Наконец собрались с духом. Парень бросил в колодец камень. Вторым метили уже лешему в голову. Раздался шлепок по мокрой шкуре и всплеск воды. Дальше дело не двинулось. Тогда опять принесли псалтырь.

До самого вечера стояли люди вокруг колодца и пели. Проезжавший мимо торговец из Сялу привстал в санях и крикнул через забор:

— Эй, саарикуские, кого отпеваете?

— Дьявола, дьявола, — бросил кто-то через плечо.

— Что ты сказал?

Но ответа не последовало. Тогда он зашел во двор.

— Чего вы тут разливаетесь?

— Отец и сын…

— Чего разливаетесь? — спрашиваю. Словно с ума посходили. С непокрытыми головами на таком морозе. Давно сдурели-то?

Старики и старухи глядели на него, губы — синие черточки — холодно и укоризненно сжаты. Но вот торговец пробился к колодцу.

— Господи помоги! — хлопнул он желтыми кожаными рукавицами. — Утопили в колодце собаку и причитают теперь, будто покойника в гроб кладут! Да что же вы уставились и не вытаскиваете эту падаль?

— Не падаль это, а дьявол, — прошипела тетушка.

— Какой дьявол?! Чистая падаль. Одумайтесь да вытаскивайте ее!

— А ты сам попробуй-ка вытащи, коли жизнь не мила. Увидишь, как бросится на тебя, ох, как бросится!

— Да, пусть господин торговец сам попробует вытащить, — сказал старик с лицом хитреца, презрительно цедя слова, — пусть сам попробует вытащить, а потом других учит.

— Была мне нужда таскать вашу падаль! Делайте, что вам вздумается, бараны!

Торговец уселся в сани и поехал. Оглянувшись, он увидел, что во дворе вокруг колодца так и стоит кучка людей, дрожит от холода и поет.

Было около трех часов пополудни. Уже начало смеркаться.

— А что, народ, может, в самом деле вытащим его? — нерешительно сказал Андрес. — Сколько еще стоять будем?

— Поди-ка вытащи этого поганого! — отозвался старик из Абритсе. — Видал, даже сялуский торговец не отважился! А уж на что глотка луженая, и мужик хваткий.

— Смелости набраться бы…

— Да кто этого бешеного боится! — старый солдат выпятил грудь колесом. — Я с турками бился, и то страха не знал.

— Мадис, неси багор! — распорядился хозяин Саарику.

Багор вскоре был доставлен.

— Кто возьмется-то?

— Дак вроде хозяин всему голова…

— Ты что! — сейчас же запричитала саарикуская бабка. — Нешто хозяину такое дело под стать?!