Екатерина Вильмонт - Зеленые холмы Калифорнии
– Слава богу, есть кому по ней плакать, – сказала Натэлла.
Вскоре народ стал расходиться.
– Натэлла, я хочу к Лёне заглянуть…
– Я знала. И даже цветы купила. Ты иди, а я схожу за ними. Они в машине остались.
– Ты не видела, у ворот торгуют цветами?
– Я тебе половину своих отдам, там много.
Натэлла была чудесной подругой и знала меня как облупленную.
Я еще издали заметила у Лениной могилы какую-то женщину. Кто бы это мог быть? Она стояла, опустив голову, спиной ко мне. Как ни дико это звучит, в душе шевельнулась ревность. Но, с другой стороны, мало ли у него было знакомых и сослуживцев, в том числе и женского пола? Я прибавила шаг. И тут же запнулась. Нет, надо подождать Натэллу, а то эта баба подумает, что я даже цветов ему не принесла. И тут же Натэлла догнала меня с большим букетом белых хризантем.
– Вот, тут десять. Четыре мне, тебе шесть. Ой, а кто это там?
– Не знаю!
– Пошли, узнаем.
Снег скрипел под ногами, и женщина обернулась. Она была немолода, но явно моложе меня. Эффектна. Темные волосы, темные глаза, яркий чувственный рот. На могиле лежали шесть красных роз.
В глазах ее мелькнуло смятение.
– Добрый день, – сказала она. – Я работала с Леонидом Станиславовичем. Он был замечательный человек и начальник… Он так помог мне в жизни… Я никогда его не забуду…
Она явно узнала меня, но я никогда ее не видела.
– А как вас зовут?
– Алла, Алла Генриховна. Знаете, я живу не в Москве и вот приехала… и пришла на могилу. Всего вам доброго!
Она поспешно ушла.
– Ты когда-нибудь слыхала про нее? – полюбопытствовала Натэлла.
– Может и слыхала. Мало ли имен упоминалось в разговорах. Алла не такое уж редкое имя…
– Красивая баба.
– Да, но какое теперь это имеет значение… Я же знаю, что у него было полно баб. Она, наверное, из Капустина Яра, сказала же, что живет не в Москве. И, наверное, любила его. Немудрено. Его было за что любить. Вероятно, многие из этих баб бывают на его могиле. Мне на днях Стаська говорила, что видела тут цветы… Но любил-то он меня. А это… подножный корм.
– А ты видела, как она одета? Шубка у нее не из Капустина Яра.
– А какая у нее шубка? Каракулевая по-моему?
– Каракуль каракулю рознь! Это гулигаш.
– Это еще что такое?
– Самый дорогой сорт каракуля!
– Наверное, у нее богатый муж. Да черт с ней.
Я положила цветы на снег.
– Хочешь побыть одна? Я подожду в машине.
– Да нет, пойдем, я что-то замерзла.
– Может, выбросить ее розы, а?
– Ну вот еще! – возмутилась я. Хотя мне ужасно хотелось это сделать. Но я сочла это ниже своего достоинства.
Стася
Чего они все от меня хотят? Через год мне исполнится восемнадцать, и я уже буду совершеннолетняя! И буду жить так, как хочу. Все будет по-моему. Я уже поняла, что многое могу! И если мне удастся главное, я смогу уважать себя как женщина. Это для меня важнее всего. А уж потом я подумаю, что делать дальше в этой жизни. Может, и вправду пойду в иняз, как мечтает Лёка. Языки в наше время нужны, а может, останусь в Штатах. Не насовсем, конечно, а так, на некоторое время… Пусть Мамалыга поисполняет свои материнские обязанности, а то улизнула за океан и думает шмотками отделаться? Пусть она там оплачивает мою учебу, например! Хотя, если все получится, может, ей и не придется этого делать… А уж не захочется, это точно. Прошло не так много времени с момента, как я приняла решение. А результаты уже есть. Пусть скромные, но есть! Сегодня даже Севка Колышев снизошел до меня. Увидал в коридоре, рот разинул: «Станислава, ты что с собой сделала?» Так я ему и сказала! А наша Лайза как будто в шутку спросила на уроке: «Ты часом не на конкурс красоты собралась?» Ага, говорю, на конкурс!
Лёке хорошо, у нее есть подруги, Натэлла, например, или еще Катя, а у меня не получается, все девки у нас дуры какие-то, ни хрена не понимают ни в чем. Главное событие в жизни – «Фабрика звезд»! О чем с ними говорить? Вот с Динкой Муравиной могло бы получиться, у нее котелок варил, но она с предками в Германию отвалила. А остальные… Между прочим, это Динка меня на «Сто лет одиночества» навела. Вот ей бы я, наверное, могла рассказать про зеленые холмы Калифорнии. Она бы посмотрела на меня своими желтыми кошачьими глазами и сказала бы прищурившись: «Стаська, ты хочешь стать знойным ветром, который удушит розовые кусты, превратит все болота в камень и навсегда засыплет жгучей пылью заржавленные крыши Макондо?» Она знает эту книгу почти наизусть, может шпарить целыми страницами… Да нет, не хочу я быть знойным ветром, пусть холмы зеленеют себе на здоровье, но… Я буду не знойным ветром, я буду смерчем. Один раз я видела смерч, когда мы с Лёкой были на Черном море. Он прошел далеко, черный крутящийся столб, и сразу исчез. Или как цунами… Несколько минут – и все… А вдруг у меня ничего не выйдет, вдруг я просто не справлюсь? От этой мысли холодок ползет по спине. Нет, если я буду так думать, то вполне могу облажаться. Нельзя, нельзя! Все кругом вечно трындят про любовь… Нету никакой любви, выдумки все, если уж родная мать такая… Нет, Лёка меня любит по-настоящему. Вон даже Геру подослала ко мне, чтобы выпытать что-то… Только он не смог. Где ему! Странно, с того дня я как будто людей насквозь стала видеть. Все говно как на ладони. Раньше я Геру любила, верила ему, а тут сижу с ним в кафе и как будто мысли его читаю: «За каким чертом я согласился поговорить с этой балбеской? У нее своя жизнь, а мне самому неприятностей хватает. Все равно она ничего не скажет, небось уже с мужиками путается, а Лёка все считает ее маленькой славной девчушкой. Она уже выросла и стала законченной дрянью. Скорее бы уж замуж вышла, что ли». Вот примерно так он думал… Или я с Мишкой гуляла, а тут его папашка на «Ниссане» подкатил. Ля-ля, тополя, как дела в школе и все такое, а сам, смотрю, на меня поглядывает и думает: «Ничего себе телка вымахала. Интересно, она еще целка? Мой болван небось еще не умеет с такими девочками обходиться, а я бы с радостью ее трахнул. Горячая штучка, сразу чувствуется!» Все на его поганой морде написано. Но я даже обрадовалась. Значит, есть у меня шансы, есть! Только вот у Лёки все чисто. Она просто любит меня и боится… за меня. И Мамалыгу видеть хочет… Жалко ее… Странно, я себя немножко чувствую Каем. Он ведь тоже видел все в уродливом свете. Но Лёки это не коснулось. Мне в тот день как будто ледяной осколок в сердце попал. Ну и прекрасно. А то вон Лёка добрая, порядочная, а что у нее в жизни есть? Я да работа. Она, бедная, утешается тем, что с дедом у них любовь была настоящая… Три ха-ха! Уж я-то знаю… Но никогда ей не скажу, лучше умру! Да, я в тот день не только людей насквозь видеть стала, но и себя со стороны. Иногда думаю о чем-то, и вижу себя и оцениваю даже. Хотя о чем я в последнее время думаю? Только об одном. И оцениваю себя со стороны: ох она и стерва, эта девчонка, самая настоящая законченная стерва.
