Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность
– Я … Простите!
Нежданный гость вскочил, схватил пальто с вешалки и выбежал в подъезд. Сватовство провалилось, отношения разрушились.
Анжела две недели не ходила в институт, дома трубку брала Циля, которая любезно отвечала, что она нездорова и подойти не может. Ахмед отчаянно скучал, приезжал к ней домой, там не открывали. Много времени спустя он узнал, что в этот период она лежала в больнице в отделении неврозов. Через две недели она появилась на занятиях, скорее похожая на тень себя прежней. Ахмед пытался поговорить с ней во время перемен, обеда, но она как будто специально старалась быть среди однокурсников, боясь остаться с ним наедине. После института он ожидал возле выхода, но папа забирал её за пятнадцать минут до окончания занятий.
Он долго думал, как всё устроить, как найти выход, чтобы наконец всё выяснить, разобраться с тем, что произошло. Чтобы не потерять её! Конечно, она обиделась на его дурацкую выходку, поэтому и избегает. Надо ей всё объяснить! Они всегда понимали друг друга с полуслова!
Да, он ошибся, кровь вскипела! Но он одумался, он пересмотрел всё! Конечно, национальность не выбирают и не её вина, что она родилась в этой семье. Да и люди они приятные и интеллигентные, а он их обидел. Но ничего, он объяснит им всё, они поймут! Только был бы шанс! В конце концов, это территориальная война двух стран, а она из СССР. Да и фамилия у неё мамина – Евстигнеева. Чисто русская фамилия. Осталось доучиться три месяца и он получит диплом. А там можно расписаться по-семейному и отдельно для друзей сделать студенческую свадьбу. Чтобы никто и не увидел тётю Цилю и папу профессора. А потом сразу в Ливан.
«Я всё равно никого уже так не полюблю и не буду счастлив, даже если со временем женюсь на другой. И мне уже всё равно, еврейка она или нет! И вообще, у евреев национальность передается по матери. А мама её покойная была белоруской. Значит, не считается» – убеждал он себя.
Он не мог сознательно обречь себя на страдания от разлуки с ней. Их жизнь должна была быть прожита так, как он её представлял. Должны родиться их дети; откроется клиника. И на новый 1973 год она прилетит к нему и они будут встречать его своей семьёй в квартире, заботливо приготовленной папой своему сыну врачу. Первому врачу в их большой семье, его гордости. Всё это должно сбыться! Он уже видел их жизнь до мельчайших деталей! Он не откажется!
Ахмед оделся, сдал вахтёрше ключи от комнаты в общежитии и решительно направился к Анжеле домой.
На автобусной остановке было полно народа. Мороз. Транспорт редко ходит. Такси из общежития он вызвать не додумался, слишком спешил. Придется ловить на дороге, или всё-таки дожидаться автобуса.
«Надо позвонить Анжеле, хватит с них сюрпризов». Он нащупал в кармане двухкопеечную монету, зашёл в заледеневшую телефонную будку. Ну и морозы в этом году! Только в СССР жизнь продолжается в такую погоду с прежней интенсивностью. У него на родине закрываются школы, дороги пустеют – вся жизнь замирает с первым снегом.
В трубке раздались гудки. Только бы Анжела сама подошла!
– Да, слушаю! – раздался её голос.
– Анжела! Здравствуй, это я.
– Да, Ахмед. – её голос дрогнул, она не ожидала его услышать.
– Нам надо поговорить! Я еду к тебе!
– Подожди, как ко мне? – с испугом ответила она, должно быть, вспомнив его предыдущий визит.
– Ты не рада? Не хочешь?
– Давай лучше не дома, давай в кафетерии у гастронома. Я буду тебя ждать. Через сколько?
– Ну, полчаса, наверное.
«Странно. Она странная. Как подменили. Не рада мне. Наверное, просто решила, что я брошу её и ждет разговора об этом. Нет, ты сейчас увидишь, я другой!»
Подошел автобус. Вся толпа на остановке переместилась к бордюру и, как только двери открылись, бросилась на штурм. Даже Наполеон проиграл войну русским, куда уж Ахмеду победить замёрзших штурмовиков! Он так и остался на остановке, провожая взглядом красные огоньки на осевшем автобусе. Следующий будет нескоро.
На дороге появились шахматные огоньки желтой «волги».
– Такси! – крикнул он громко, чтобы перекричать остальных желающих, но таких не оказалось. Ахмед сел в остановившуюся машину под ненавидящие взгляды людей, оставшихся на морозе.
Ну, уж простите!
Подьезжая к гастроному, он увидел её издалека через большое окно кафетерия. Мечта, его девушка – мечта! Статная, красивая! Всё будет хорошо!
Машина остановилась, Ахмед расплатился и бегом направился к ней. Входя и впуская за собой морозный воздух, он окликнул её с порога.
– Анжела! – она обернулась и пошла к нему.
– Привет, пойдём прогуляемся. – Анжела сразу взяла его под руку и направила обратно к выходу.
– Зачем? Там очень холодно! Лучше тут посидим.
– Нет, пошли. Есть разговоры, не терпящие свидетелей.
Как-то всё странно и глупо.
Они пошли по снегу и морозу. Вдоль улиц и домов с теплыми огоньками за запотевшими стёклами. Как там, наверное, хорошо, тепло и вкусно пахнет! Люди с сумками, полными продуктов, спешат домой после работы. Остановки пустеют. Они прошли мимо парикмахерской, киоска «Союзпечать». На таком морозе не то что говорить, дышать было тяжело.
– Анжела, куда мы идём? Я замёрз.
– Пошли в подъезд.
Они зашли в большую парадную ближайшего старого дома и уселись на широкий подоконник над батареей.
– Я хотел поговорить с тобой о нас. Попросить прощения.
– Я простила тебя давно, я же понимаю, как всё сложно. Мне очень жаль, что нам не судьба быть вместе.
– Нет, всё можно решить! Мы не должны потерять друг друга. Всё можно устроить, я даже знаю как! Просто никто из моих друзей и родных не должен знать, что твой папа еврей. Мне самому неважно! – она быстро взглянула на него, переполненного решимости.
– Так ли уж неважно?
– Да, мне неважно! Я никогда не найду женщину, которую буду так любить. Я не могу потерять своё счастье!
– То есть, мне надо просто отказаться от моего папы и мы будем счастливы? Да?
– Ну, наверное… – он растерялся от такой точной и жестокой формулировки всей его задумки. – Примерно так…
– И желательно стереть его из памяти, выбросить фотографии и не рассказывать о нем будущим детям, да?! Всего-то!
– Анжела, ты чего? Я не хотел тебя обидеть, но у меня нет другого выхода.
– Ахмед, мы не можем быть вместе, я не смогу выйти за тебя замуж, бросить всё, уехать. Моя семья пережила слишком много горя, начиная с ареста дедушки. Папа прошел войну, концлагерь. Почти вся его семья погибла, остались он и тетя Циля. Его ущемляли в работе, потому что он еврей. А он герой войны и дважды был ранен. Потом мама умерла от онкологии, но он не женился больше, а посвятил мне всю жизнь. Как я могу от него отказаться?! Ты понимаешь, что если я уеду из Союза, то это навсегда?! Меня могут лишить гражданства, без права въезда, а его – любимой работы. Я никогда не предам его!
– А я?
Она молчала.
– Я как? Побыла со мной, разбила моё сердце и всё?
Молчала.
– Ты же с самого начала понимала, что всё так кончится, что нет надежды? – слезы отчаяния и бессилия предательски выступили на его глазах. – Почему сразу не сказала мне? Как ты могла?
– Ахмед, – голос её дрожал – я никогда не встречу и не полюблю кого-либо так же сильно, как тебя. Я умру, наверное, когда ты уедешь. Меня вызывали в деканат, грозились исключить из комсомола за связь с иностранцем. Меня это не остановило. На меня косо смотрят однокурсники и называют… нехорошо называют. Папе на днях сделали выговор с предупреждением за недостойное поведение дочери. Все это меня бы не остановило и мне от тебя ничего не надо, только ты сам и твоя любовь. Просто видеть тебя… – она заплакала навзрыд. – Но я не смогу так жить! Я хочу рассказывать своим детям об их дедушке, ведь им можно гордиться, у него можно учиться! И я не то чтобы долг хочу отдать, я люблю его и не смогу расстаться с ним навсегда в его старости. Я не смогу бросить Цилю, которая растила меня как мать и знает каждый волосок на моей голове. Ты понимаешь?
– Да! – он прижал её к себе и крепко обнял. – Да.
Он не имеет права требовать от неё больше, чем может сделать сам.
Ахмед вспомнил своего отца, угрюмого и немногословного, который не спал ночь от волнения перед каждым его приездом, носил старые потёртые ботинки, но отстраивал квартиру своему дорогому молодому доктору. Он называл его доктором уже тогда, когда он поступил на подготовительный факультет. Маму, которая к каждому его приезду намывала дом и наготавливала еды, как на свадьбу из двадцати человек. Готовила ему постель и раскладывала на ней его пижаму за месяц до срока, как будто это могло приблизить встречу. Обнимая сына, она вдыхала его запах и пыталась надышаться им впрок. И он знал, что она сделает всё возможное для своего мальчика. Его братьев и сестёр, которые так гордились им и чувствовали в нём свою защиту и опору. Они надевали лучшие одежды и вели деток в парикмахерскую, чтобы те красивыми встретили дядю доктора. Как он мог бы их всех оставить? Как жить потом без них всех? Перестать быть колодцем, из которого видны звёзды, и стать лужей того же диаметра? Лишить своих детей возможности стать бабушкиными и дедушкиными любимцами, когда сам знаешь, какое это счастье? Он тоже не предаст свою семью. Он понимал её.
