Мария Донченко - Оранжевый туман
Глава пятая. Три чёрных ветра, три острых вектора
Виталик решил всё-таки выполнить обещание, данное Любе ещё в августе, и принёс ей на ближайшее собрание диссертацию отца со всеми дополнительными материалами, схемами и графиками.
Девушка бережно взяла из его рук чёрный полиэтиленовый пакет.
— Спасибо, Виталик. Не беспокойся, верну в целости и сохранности. И ещё — можно тебя на минутку на улицу?
Они вышли из штаба на крыльцо.
— Мама сказала, что ты хочешь участвовать в сборе подписей за Квачкова? — спросила она приглушённым шёпотом.
— Да. А почему такая таинственность? Это же официальные выборы. И почему мы не можем собраться организованно?
— Потому что Маркин резко против. Я к нему подходила ещё две недели назад. Так что если участвуешь — собираемся в субботу в десять в центре зала метро «Щёлковская». Только так, чтобы Маркин не знал.
— Хорошо, — кивнул Виталик, — но я у него всё-таки спрошу, почему он возражает. Очень странно… Ладно, идём внутрь, собрание начинается.
…В конце своей речи Сергей, как обычно, спросил, есть ли у кого вопросы или дополнения.
Виталик поднял руку.
— Выступление. Две минуты.
Маркин кивнул, и Виталик широкими шагами вышел к председательскому столу.
Люба смотрела на него с тревогой. Она думала, что Виталик подойдёт к лидеру после собрания, но не ожидала, что он решит поставить вопрос публично.
— Товарищи! — начал Виталик. — В Москве происходят политические события, в которых мы по непонятной мне причине не участвуем и стоим в стороне. Я имею в виду избирательную кампанию в сто девяносто девятом Преображенском округе.
Маркин поморщился. Во взгляде его мелькнула досада. Он, конечно, был готов к тому, что эта тема всплывёт на собрании, но не ожидал такого от Нецветова, которого считал лично преданным себе человеком. Мог бы хоть посоветоваться в кулуарах, что ли…
— Я говорю всем, если кто не знает, что будут довыборы в Госдуму, последние, которые ещё по одномандатным округам. Дальше будут только партии. И вот на этих выборах выдвигается полковник Квачков — человек, который стрелял в Чубайса! Я считаю, что мы должны обязательно поддержать его кандидатуру и принять участие в сборе подписей. У меня всё, спасибо.
— Я вынужден прокомментировать предложение товарища Нецветова, — медленно произнёс Маркин и сделал короткую паузу, концентрируя внимание зала, — мы знаем, что Виталий искренне переживает за наше дело, но сейчас он, к сожалению, заблуждается.
Ропот прошёл по задним рядам.
— Виталик, ты мне друг, но истина дороже, — напомнил Маркин латинское изречение, — ты руководствуешься эмоциями, а это не всегда правильно. Любую ситуацию в политике мы должны подвергать чёткому всестороннему анализу, не забывая при этом, что мы — в первую очередь левые. Если внимательно посмотреть на избирательную кампанию Квачкова, можно увидеть, что в ней участвуют весьма сомнительные правые элементы, я бы даже сказал — фашистского толка. Совместные мероприятия с подобными элементами могут принести организации только вред. Да и сам Квачков, если честно, не внушает доверия. Виталик судит о нём по одному поступку, вместо того, чтобы проанализировать идеологию. Поэтому я советовал бы всем, и в первую очередь Виталику, ознакомиться со всей имеющейся литературой, и потом, если необходимость не отпадёт, вернуться к этому вопросу через одну-две недели…
«Но ведь сбор подписей должен пройти в очень сжатые сроки!» — подумал Нецветов.
— А я тебе что говорила? — сказала ему Люба, когда они вышли на улицу.
Зато теперь Маркин мог отчитаться перед куратором, что заболтал неудобный вопрос и не допустил активного подключения бойцов Альянса к подписной кампании.
…На субботнюю встречу Виталик с Мариной приехали вовремя. На «Щёлковской» собралось человек около двадцати разных возрастов, больше половины — незнакомые ему люди. Были здесь супруги Измайловы с Любой, несколько человек из их «салона», а также Андрей и Димка из их организации.
Никаких фашистов Виталик не увидел.
Заметив его, Андрей Кузнецов слегка занервничал, но Люба что-то сказала ему, что именно — Виталик не расслышал за шумом поезда, и тот успокоился.
Марину эта предвыборная кампания не очень интересовала, она просто увязалась вместе с Виталиком.
Работали попарно, по подъездам, начиная с верхнего этажа, обходя лестничные площадки от двери к двери, в десятый, в двадцатый раз повторяя в ответ на недоверчивый вопрос «Кто там?» из-за запертой квартирной двери:
— Здравствуйте! У вас в районе четвёртого декабря будут выборы, мы собираем подписи…
Дело двигалось на удивление споро, и чем дальше, тем больше задумывался Виталик о том, почему же так отнёсся к избирательной кампании Квачкова Маркин. Задумывался и не находил ответа. Странно, очень странно…
* * *В понедельник их снова пригласили в кубинское посольство. На этот раз отмечался День независимости Кубы, и это уже Виталик знал точно.
День был ненастным, но кубинцам удалось создать атмосферу праздника.
Виталик с Мариной сидели на той самой лавочке, где начинался их роман, слушали концерт и пили ром, а потом были танцы, и он снова поражался тому, как же люди умеют веселиться, и забывал думать о грызущих его вопросах.
На этот праздник забежал на полчаса и Сергей Маркин, и они с Егоровым обсуждали вполголоса предстоящее седьмое ноября и ушли вместе.
И снова Марина везла пьяного Виталика к себе на квартиру…
…Седьмое ноября, ожидавшееся в этом году, было не совсем обычным.
Под самый конец 2004 года российский парламент изменил законодательство о выходных и праздничных днях.
И с наступающего года Седьмое ноября стало рабочим днём.
Зато выходным стало четвёртое — «День народного единства», введённый вместо «Дня согласия и примирения», который так и не прижился, и народ продолжал праздновать седьмое число…
Поэтому в 2005 году заявки отличались от шаблона — левым организациям в первый раз приходилось считаться с тем, что привычный день 7 ноября теперь будет рабочим, и заявки надо подавать на вечер… Однако полное осознание новой реальности придёт только через год, в пятом ещё люди наивно пишут уведомления на 15–16 часов…
Но одновременно встрепенулись националисты.
Это, конечно, очень широкое понятие, и в задачи автора не входит раскладывать его по полочкам.
Однако факт необходимо отметить — они проявили инициативу.
И на четвёртое ноября, на день нового праздника, впервые отмечавшегося как государственного, они в установленные законом сроки подали заявку на «Русский Марш».
Это было реальностью, это было впервые, и это было интересно.
…Это случилось рано утром, когда Виталик собирался на работу.
На мобильный телефон позвонили с незнакомого номера. Он взял трубку.
— Виталий Георгиевич?
— Да, слушаю.
— Вас беспокоят из Федеральной службы безопасности. Моя фамилия Артюхин, зовут Владимир Иванович. Нам необходимо с Вами встретиться.
…Автор покривил бы душой, написав, что этот звонок не встревожил Виталика и не вывел его из состояния равновесия и что по эскалатору станции метро «Чистые Пруды» он поднимался, будучи совершенно спокойным. Конечно, это было не так.
С телефона-автомата он позвонил Марине и сказал, что их вечерняя встреча задерживается, что возникли проблемы, он приедет и объяснит ситуацию.
Ещё он думал, позвонить ли Маркину, но решил не доверять телефонной связи и встретиться с лидером организации лично.
Да, это был тот самый Артюхин, которого Виталику показывал Димка в отделении милиции и который присутствовал на митинге в сентябре.
Он словно сверлил Виталика тяжёлым и пронизывающим, как октябрьский ветер, взглядом своих холодных бесцветных глаз, и Виталику становилось настолько не по себе, что приходилось собрать всю силу воли, чтобы не отводить глаза в сторону.
— Я очень давно собирался с Вами встретиться, Виталий Георгиевич, — говорил он медленно, смакуя сигарету и наблюдая за реакцией Нецветова, — но сейчас речь не об этом. Догадываетесь, почему я Вас пригласил?
— Не очень, — признался Виталик.
Артюхин слегка кивнул, незаметно поджав губы.
— Ну, а всё-таки?
— Насчёт седьмого ноября? — предположил Виталик.
— И насчёт седьмого, и насчёт четвёртого, и не только… Кстати, какие у вас планы на праздники?
Виталик слегка пожал плечами.
— У нас об этом не говорили ещё. Наверное, будет демонстрация, как обычно, только вечером. Я ж рядовой член организации.
— Ничего противозаконного в эти дни не планируете? — усмехнулся Артюхин.
— Я — нет.
— Вы давно в политике?
— С девяносто восьмого.
— И до сих пор не сделали карьеру?
