Мария Донченко - Оранжевый туман
Антикапитализм-2004 стал лебединой песней тех маршей первой половины двухтысячных. Всё, что пытались проводить под этим названием позже, выходило намного скромнее и не всегда даже отдалённо напоминало оригинал, оставшийся в памяти его участников и на плёночных видеокассетах.
В пятом году подмосковный этап не планировался вообще. Акцию решено было провести за один день и закончить концертом на открытом воздухе.
Маркин ехал на встречу с куратором, представляя себе весь ход разговора заранее и не ожидая ничего необычного.
Однако он ошибся.
Артюхин был чем-то встревожен, или скорее озадачен, и завёл разговор вовсе не о предстоящей акции.
— Садись, — кивнул он Маркину, — у тебя есть в организации такой Нецветов?
— Есть, — ответил Сергей, — Виталий. А что с ним такое?
— Что он из себя представляет?
Маркин пожал плечами и на минуту задумался.
— Ничего особенного… Человек как человек. Где-то работает, не уточнял, но могу узнать. Высшего образования нет. Живёт то ли в Люблино, то ли в Марьино. В организации, помнится, чуть ли не с самого начала, где-то с конца девяносто восьмого года или с начала девяносто девятого.
— Значит, давно в организации… — задумчиво протянул Артюхин, — ты мне постарайся максимально точно описать, что он представляет именно как человек. Дать, скажем так, характеристику. Хотя придётся, видимо, и самому с ним знакомиться.
— Что могу сказать точно, — ответил Маркин, — что Нецветов в организации именно по убеждениям. Коммунист, я бы даже сказал — советский патриот. В какой-то степени идеалист. Как мне кажется, действительно верит в коммунистические идеи.
— Идеалист — это плохо, — сказал Артюхин после секундной паузы, — точнее говоря — это сложнее. Впрочем, рано или поздно все идеалисты свернут себе шею, не так ли? — он цинично усмехнулся.
Маркин коротко хихикнул.
— А что случилось-то с ним, Владимир Иванович?
— Посмотрим, — неопределённо ответил Артюхин, — похоже, что твоим Нецветовым заинтересовались довольно солидные структуры. Я бы даже сказал, международного уровня. Мог он что натворить, как думаешь?
— Ума не приложу, — покачал головой Маркин.
— Ладно, — кивнул Артюхин, — будем с ним общаться так или иначе… У него два задержания за последнее время.
— Думаете забрать его на Антикапе? — спросил Сергей.
— Нет, — ответил Артюхин довольно резко, — Встретиться позже. Антикап в этом году должен пройти без задержаний. Но это следующая тема нашего с тобой сегодняшнего разговора…
Артюхин Владимир Иванович. Тридцать два года. Майор Федеральной Службы Безопасности.
Информация о господине Артюхине является конфиденциальной согласно законодательству Российской Федерации о государственной тайне.
* * *Антикапитализм-2005 прошёл спокойно, без происшествий, и месяц октябрь в пятнадцатый раз выходил на бескрайние просторы поверженного Советского Союза…
Четвёртого числа на митинг памяти погибших в октябре 1993 года пришли Любины родители.
Виталик не был у них довольно давно и не видел их с середины лета. Ему почему-то всё же не хотелось попадаться им на глаза вместе с Мариной, и у него возникло неприятное чувство, когда это произошло. Впрочем, и Никита Максимович, и Ксения Алексеевна разговаривали с ним очень доброжелательно, как обычно.
— Что ж ты к нам давно не заходишь? — с мягкой улыбкой спросила Ксения Алексеевна, — заглядывай иногда!
— Я постараюсь, когда будет время, — пообещал Виталик.
— Кстати, ты в сборе подписей участвуешь? — задал вопрос Никита Максимович.
— В каком сборе подписей? — удивился Нецветов.
— Разве тебе Люба не говорила?
Виталик замялся. Он не стал говорить о том, что с тех пор, как он начал встречаться с Мариной, Люба держала себя с ним ровно и почти официально.
— Ты вообще про выборы в нашем районе знаешь?
— Если честно, то, наверное, пропустил…
— В нашем районе, в Преображенском округе, идут довыборы в Госдуму. Последние, где ещё есть кандидаты-одномандатники. Мы сейчас собираем подписи за выдвижение полковника Квачкова.
…Не будет преувеличением сказать, что в тот год имя Владимира Васильевича Квачкова стало известно не только всей оппозиции, но и практически всем слоям населения, всем, кто хоть чуть-чуть следил за новостями.
В марте того года в подмосковных Жаворонках произошло неудачное покушение на главу РАО ЕЭС Анатолия Чубайса — автора ваучерной приватизации и, без сомнения, одну из самых одиозных фигур девяностых годов.
Практически сразу по подозрению были арестованы несколько офицеров, и организатором был объявлен полковник Квачков.
Это сообщение взорвало выпуски новостей, и на следующее утро его герой стал известен буквально всем…
— Он же сидит, — удивился Виталик.
— Пока нет приговора суда, можно выдвигаться на выборах, — ответила Ксения Алексеевна.
— Тогда почему у нас на собраниях ничего не говорили? — возмутился он. — Конечно, буду участвовать!
— Когда у вас ближайшее собрание?
— Послезавтра, — ответил Виталик.
— Хорошо. Я скажу Любе, вы с ней послезавтра договоритесь. Основная работа по подписям всё равно в выходные.
* * *Удача улыбнулась Моррисону с совершенно неожиданной стороны.
В Москве уже ясно ощущалось дыхание осени, а здесь, в Брюсселе, было ещё по-летнему тепло. Как и тысячи лет назад, нёс Гольфстрим на северо-восток тёплые мутные воды свои, щедро согревая климат Западной Европы.
По небу неторопливо ползли редкие белые облачка.
Уильям Моррисон был за рулём и как раз остановился на светофоре, пропуская пешеходов, когда раздался звонок мобильного телефона.
Новость, которую он услышал, его удивила, обрадовала и озадачила одновременно.
В Москве, в числе активистов леворадикальных экстремистских организаций, был дважды в течение месяца задержан милицией гражданин Нецветов Виталий Георгиевич, 1984 года рождения.
Это была достаточно редкая русская фамилия, а уж если говорить о полном соответствии фамилии, имени, отчества и возраста — совпадение исключалось.
Это был след семьи Георгия Нецветова.
Похоже, своенравная фортуна наконец повернулась к Моррисону лицом.
О российской леворадикальной оппозиции он практически ничего не знал. Не то что бы он упускал из вида эту часть российского общества — он просто никак с ней не соприкасался, и она не попадала в его поле зрения и лежала за пределами области его интересов.
За исключением, пожалуй, единственного случая, о котором вспомнил Моррисон в этот погожий осенний день, плавно трогаясь с места на зелёный сигнал светофора.
Это было вечером двадцать пятого марта девяносто девятого года. Или двадцать шестого? Нет, всё-таки двадцать пятого, в четверг.
Моррисон был в тот день в американском посольстве в Москве. Погасив свет и ничем не выдавая своего присутствия, он сидел один в кабинете на третьем этаже, откинувшись на спинку кресла, у тёмной шторы около окна, выходившего на Новинский бульвар.
Это было весьма рискованно. Внизу охрана посольства вместе с местной милицией с трудом сдерживали толпу молодёжи, протестовавшей против бомбардировок Югославии.
Война началась двадцать четвёртого, и в тот же день у ярко-жёлтых стен посольства США собралась толпа людей с камнями и пакетами с краской.
Все окна первого этажа были разбиты в первый же день. На втором и третьем уцелела лишь часть стёкол.
Посольство работало в чрезвычайном режиме.
Никого не заставляли в тот день находиться возле окна, тем более Уильяма Моррисона — гражданина Великобритании. Более того, ему настоятельно рекомендовали переместиться в более безопасное место. Но он отказался. Для него это был самый удобный наблюдательный пост.
Внизу, на тротуаре, подросток в чёрной кожанке, взобравшись на плечи товарища, с размаху швырнул камень.
— Получи, фашист, гранату! — выкрикнул Виталик, опираясь ногами на сильные Юркины плечи.
Описав дугу в звенящем воздухе, камень с силой ударился в стекло, брызнувшее мелкими осколками в лицо Уильяму.
Через секунду он понял, что глаза целы, а значит, ничего страшного не произошло, хотя самый крупный острый осколок рассёк ему бровь, а другие причинили множество мелких ссадин на лице и руках, и поэтому кажется, что так много крови.
Прижав к брови платок, он сохранил самообладание и ничем не выдал своего присутствия.
Однако шрам, хотя и слабо заметный, остался на всю жизнь.
Глава пятая. Три чёрных ветра, три острых вектора
Виталик решил всё-таки выполнить обещание, данное Любе ещё в августе, и принёс ей на ближайшее собрание диссертацию отца со всеми дополнительными материалами, схемами и графиками.
