Алексей Саморядов - Праздник саранчи
Марта едва заметно качнула рюмкой.
Все выпили. Сергей не торопясь тоже.
Он все глядел на Марту.
Старухи рядом засмеялись. Он огляделся. Все смотрели на него, сдерживая улыбки. Старик напротив погрозил ему пальцем.
Справа Сергей заметил холодные враждебные глаза крепкого парня, стриженного под полубокс.
Обнявшись, немцы снова затянули песню. Марта встала, пошла в дом. Сергей поглядел ей вслед.
— Фридрих, — позвал его старик напротив. — Пой! Надо!
— Нихт фашист! — засмеялся Сергей.
Немцы вокруг захохотали, стали хлопать его по спине, поднимая большой палец.
Старик поднял руку.
— Я был молодой фашист, — он постучал себе между ног. — Теперь нет. Мой фашист умер. Теперь я советский пенсионер!
Все смеялись, пели. Старик ткнул в Сергея пальцем.
— Теперь — ты фашист!
Сергей улыбался. Его похлопывали по плечам. Белокурые девушки перешептывались, глядя на него.
— Ось гарный хлопец, — крикнул с другого конца стола здоровенный хохол.
Неизвестно было, как он здесь оказался.
— А мы тоби таку хату зробимо…
Потянула скрипка.
У отдельного столика музыканты поставили пиво, взяли инструменты.
Заиграл вальс. У забора стояли дети, девушки, собравшиеся со всего поселка.
Первая пара — старик со старухой — пошли в танце по кругу, и сразу, кажется, затанцевали все.
Снова появилась Марта. Она была в другом платье. Девушки глядели на Сергея.
Он встал. Подумал. Снова сел. Закурил не торопясь.
Все глядели на него.
Он улыбнулся. Всем сразу.
Ночь. Сергей лежал на толстой перине в комнате, ворочался. Приподнялся на локте, сбросил на пол лишние подушки.
Вдруг за дверью раздался тихий смех.
Сергей замер. Подождав, он осторожно встал, стараясь не скрипеть, натянул брюки и на цыпочках пошел к двери. Тихо открыл ее.
На пороге стоял кувшин. В коридоре пусто.
Сергей поднял кувшин. Попробовал и сразу приложился.
Где-то в доме снова зашелестело.
Сергей отер губы, поставил кувшин в комнату на пол, выскользнул в коридор, крадучись подошел до угла и резко выпрямился.
Перед ним на сундуке сидел старик, курил трубку.
Сергей замялся.
Старик чубуком показал ему направление. Сергей кивнул и, оглядываясь, прошел коридорами. Наконец, вышел во двор, встал босой на траву, вздохнул.
Где-то наверху снова тихо засмеялись. Сергей обернулся.
Дом спал с открытыми окнами. Сергей внимательно оглядел черные проемы на втором этаже.
Небо было зеленоватое, и на севере висела полная луна.
День. В стели за поселком Сергей с немцами косит сено. Оборачивается.
Марта несет в поле обед.
Они сидят под деревом, едят пирог, запивая молоком. Марта подливает из бидона в глиняные кружки. Встречается с Сергеем взглядом. Оба улыбаются. В стороне сидит стриженый парень. Он хмуро курит.
Вечер. Сергей в толпе немцев стоит в кирхе. Играет орган. Все стоят, склонив головы, серьезные и сосредоточенные. Монотонная проповедь. Сергей поднимает голову и разглядывает потолок.
Из кирхи выходят люди. Сергей с Мартой идут вдоль улицы. Их догоняет медноволосый парень. Марта знакомит его с Сергеем. Парень похож на Марту.
Втроем они идут под вишнями.
День. В степи стоят мужчины, кричат что-то, хлопают в ладоши. Перед ними — Сергей верхом на рослом жеребце. Жеребец брыкает, косит глазом, танцует. Сергей держится. Справившись, он еще не очень умело галопом уходит в степь. Ему свистят.
Вечер. На площади, напротив кирхи, на стуле сидит мужчина, играет на аккордеоне. На ногах у него подвязаны колокольчики. Он притопывает ими в такт.
Танцуют парни, девушки, старики, старухи. Танцуют с какими-то немецкими притопами и прихлопами.
У забора стоит Сергей. Вдруг перед ним останавливается Марта. Она в новом платье с глубоким вырезом, на груди — ожерелье, в новых туфельках. Настоящая фрейлен.
Она сама берет Сергея за руку, ведет на свет. Пары расступаются, давая им дорогу, некоторые останавливаются.
Они стоят друг перед другом в самом центре.
Сергей берет ее за талию, она кладет руки ему на плечи. Они танцуют медленно, не в такт аккордеону.
Марта вдруг кладет голову на грудь Сергею. Он улыбается счастливо и глупо.
В темноте около дома их поджидали стриженый и еще двое.
Сергей пропускает вперед Марту, не обращая на них внимания.
Стриженый останавливается. Усмехаясь, спокойно прикрывает за Мартой калитку.
Вдруг подбегает медноволосый парень, кидается на стриженого.
Они дерутся на кулаках.
Сергей порывается в драку, но кто-то за плечо останавливает его. Он оборачивается.
Опершись на забор, стоит старик с трубкой. Рядом с ним — улыбающаяся Марта. Она тянет Сергея в сад. Они скрываются в темноте.
Старик с трубкой улыбается и попыхивает дымом, наблюдает за дракой.
Парни дерутся, наскакивая друг на друга грудью, бьются кулаками. Когда кто-то падает, ногами не бьют.
День. Мужчины косят траву. Сергей, загоревший до черноты, взмокший, отходит к ручью.
В стороне у поля останавливается «уазик». Из него выносят старика в вязаной шапочке, подставляют ему стул. Мужчины что-то говорят ему, указывая на поле. Он тоже показывает куда-то стеком.
Вечером в поселок, щелкая бичами, гонят стадо тяжелых коров. Немки сидят на лавочках. Во дворе играют дети.
Сергей, склонившись, подставляет спину. Марта льет ему из кувшина и ладонью смывает пыль и сенную труху…
Его разбудили рано, еще до рассвета. Кто-то уже одевался в комнате.
На кухне они пили кофе. Им прислуживала старуха. Их было четверо: Сергей, медноволосый парень — брат Марты, и еще два немца.
На улице их ждал КамАЗ с какими-то бочками в кузове.
Сергей и медноволосый сели в кузов. Машина тронулась. Сергей оглядывался на дом.
Из калитки выбежала Марта с распущенными волосами. Сергей привстал, но машина резко завернула. Пошли чужие дома.
Машина ушла в степь.
На востоке быстро выкатилось солнце.
Машина легко неслась по гладкой бурой степи. Слева остались автоматические нефтяные скважины. Насосы размеренно поднимались и опускались, как гигантские механические журавли.
Рядом на матрасе спал брат Марты. Сергей сидел хмурый, задумчивый.
Вдруг он потянулся и встал в кузове, держась за голубую кабину КамАЗа.
Воздух плотно ударил ему в лицо, в грудь, надул парусом одежду.
Сергей сожмурился и, открыв рот, закричал. Крик не выходил изо рта. Ветром ему полоскало щеки.
Он прислонился к борту и расставил в сторону руки. Их отбрасывало назад.
Машина неслась по шоссе. Сергей летел как птица.
В уйгурском совхозе КамАЗ свернул с трассы и подъехал к складу.
Во дворе склада стояло несколько машин, толпились люди.
Немцы зашли в весовую. Сергей сел в тень у стены.
Рядом с ним сидел старик в черном халате и влажном фартуке. Голова его была совершенно голая и вся в трещинах, как у черепахи.
Выглянул толстый кладовщик, крикнул ему что-то.
Старик встал — высокий, костлявый — прошел в загон, отгороженный сеткой. Снял с гвоздя стальную петлю.
В загоне суетились плотной массой куры.
Старик, щелкнув проволокой, легко поймал курицу, оторвал ей голову и швырнул из загона.
Курица вскочила и понеслась по двору. Молодой парень кинулся за ней.
Старик наловил с десяток, вышел из загона, повесил петлю, снова сел рядом с Сергеем.
Парень собирал в связку еще бегавших кур.
Из весовой четверо здоровых уйгуров вынесли говяжью тушу, понесли к машине, оставляя кровавую дорожку. Парное мясо трепетало, перекатывалось.
— Тяжело резать? — Сергей кивнул на тушу.
— Каждый утро коров — три, баран — пять. Рано-рано режу. Никто не видел. Двадцать один год режу. Коров — три, баран — пять. — Он пошевелил узловатыми пальцами, помолчал. — Бог видел. Скоро умирать. Грехов много, бог не простит! — Он вдруг засмеялся, обнажая крепкие белые зубы.
Из весовой вышли немцы. Он несли маленький сверточек с мясом и мороженого петуха.
Снова степь. Машина чуть притормозила. Впереди, подняв столб пыли, через дорогу переваливал танк.
На его стволе, верхом, голый по пояс, в рыжем берете сидел улыбающийся парень.
За первым танком пошел второй. На башне и на броне гроздьями висело человек тридцать солдат.
Степь пошла уклоном вверх. Где-то там, впереди, тополями и дымкой обозначился городок. Еще дальше размытыми сиреневыми силуэтами встали горы.
КамАЗ обгонял бесконечную колонну разбитых военных машин. Водители ставили их у обочин и бежали на поле рвать какую-то зелень. Навстречу им, размахивая палками, бежали сторожа.
