Алексей Саморядов - Праздник саранчи
Сергей вскочил, побежал куда-то, остановился.
Повернулся, побежал назад. Патронташ бил его по коленям. Он закричал и выстрелил куда-то в сторону, за мост.
Снова зарядил, снова выстрелил в другую сторону.
Вскочил в кабину, взялся за руль. Вдруг заорал, выскочил, снова выстрелил перед собой, подбежал к немцу, подхватил его, потащил к кабине, продолжая кричать.
Он втиснул его в дверцу, влез сам, закрываясь от чего-то невидимого ладонью, хотел выстрелить, но щелкнуло, надо было перезарядить. Он бросил ружье, снял тормоз, включил передачу, рванулся, Мотор заглох.
Лобовое стекло вдруг лопнуло, словно по нему ударили папкой.
Сергей отпрянул, закричал. Снова закричал, завел двигатель, тронулся медленно, осторожно.
Мост сзади затрещал.
Сергей газанул, трос сорвал колеи моста и потащил бревна и доски за собой.
Сергей гнал и гнал КамАЗ куда-то прямо, поглядывая на немца. Под ним натекала лужа.
Обломки неслись за КамАЗом, прыгали, разбиваясь в щепы.
Он остановил машину. Достал нож. Вспорол немцу штанину. Усадил поудобнее.
Тот застонал, открыл глаза, внимательно оглядел Сергея.
— Быстро, — сказал он тихо. — Держи на юг. Все объезжай. Все. За Таз-Кудуком, слева, немецкая колония… Спросишь… Отто Шеленберга…
Он потерял сознание.
Сергей перетягивал ремнем его ногу.
— Имя? — толкнул ой немца. — Имя твое как?.. Черт!..
Машина, не тормозя на ямах, шла напрямик по стели. За ней, поднимая пыль, по трассе неслись останки деревянного хлама.
Машина огибала песчаный бархан. Сергей сидел, весь обсыпанный песком.
Впереди, среди камней, стояли дома. Сергей поднял голову немцу, тряс его за плечо. Тот, приоткрыв глаза, посмотрел на дома, покачал отрицательно головой, снова терял сознание. Садилось солнце…
Светало. Сергей гнал машину по бесконечным, высохшим такырам. Протер от пыли глаза. Оглянулся, пошарил рукой за сиденьем, включил магнитофон. Заиграл рок.
В полдень степь кончилась, и вдруг пошли аккуратные желтые пшеничные поля.
КамАЗ с побитым бампером остановился у кромки поля. В этом месте никакой дороги не было.
Сергей вытер со лба пот, поглядел на немца. Тот лежал бледный.
Впереди на холме в садах виднелись островерхие черепичные крыши. Кирха.
Сергей огляделся. Сидел голый по пояс. Мокрый. Жара стояла невыносимая.
Он, озираясь, свернул, объехал поля.
Около стада рыжих и светлых коров он встал.
К нему подъехал конный пастух. Это был сухой, седой старик в белой рубашке и жилетке.
Сергей, придерживая ружье, выглянул из кабины.
— Отто Шеленберг, — сказал он хрипло.
Старик оглядел машину Сергея, и крупной красивой рысью пошел к поселку.
Сергеи развернул машину, поставив ее на всякий случай передом в степь. Не глуша, медленно принялся застегивать рубашку.
От поселка показались конные, и в колонну два мотоцикла с колясками.
— Немцы, — усмехнулся Сергей.
Он поднял голову раненого, силой влил ему воды из фляги в рот. Глотнул сам.
Проверил ружье, выставил так, чтобы были видны стволы.
Немцы остановились метрах в пятидесяти.
Те, что сидели в колясках, держали на люльках винтовки. Один из всадников тоже снял с плеча ружье.
Сергей взвел курки. Двигатель работал на холостых.
Один из них, без оружия, направился к машине.
Подпустив его ближе, Сергей слегка газанул.
Немец встал.
Направив на него стволы, Сергей одной рукой приподнял голову раненого. Слегка потряс. Сам он следил за теми, у мотоциклов.
Раненый открыл глаза, долго глядел на немца, на поселок, едва кивнул.
Сергей отпустил его, заглушил мотор, подхватив патронташ, выбрался наружу. Отошел. Закурил.
Немцы бросились в кабину, загалдели на своем языке.
Кто-то сел за руль.
Машина развернулась.
К Сергею подъехал мотоцикл. Молодой парень кивнул на люльку.
Сергей сел, придерживая стволы в сторону парня.
Мотоцикл рванулся за машиной.
Следом пошел второй, позади выстроились конные.
Колонна медленно двигалась по заасфальтированной улице.
В переулках, посыпанных красным песком, у сеточных заборов, у газонов останавливались немцы и глядели на машину и людей в мотоциклах…
Около большого двухэтажного дома мотоцикл встал. Раненого унесли через двор на крыльцо.
Сергей не спеша вошел через калитку, огляделся, прошел по ровной стриженой траве под вишни. Сел на лавку лицом к дому так, чтобы со спины было дерево.
На улице мужчины копошились в кузове.
В доме хлопали двери, про Сергея забыли.
Вдруг сбоку что-то хрустнуло. Сергей резко обернулся, подхватив ружье.
За кустом сирени торчал бант. Выглянула маленькая золотоволосая немочка и засмеялась.
— Эльза, — крикнули с крыльца.
На крыльце в простом холщовом платье стояла молодая статная немка Коса ее была сплетена вокруг головы и отливала медью.
Девочка быстро подбежала к ней, и та увела ее в дом. Девочка смеялась и оборачивалась.
Медноволосая снова вышла, неся в левой руке серебряный поднос, направилась к Сергею. На подносе стояла граненая рюмка.
— Битте, — сказала она Сергею, улыбнулась и сделала книксен.
Сергей встал, взял рюмку, выпил. Кашлянул в кулак, поставил, глядя в ее голубые глаза.
— Данке.
Девушка засмеялась.
Поднявшись на крыльцо, она обернулась.
Сергей все стоял, опираясь на стволы.
Где-то на втором этаже засмеялись мелодичным женским смехом.
Из дома вышли мужчины, вынесли на траву столы.
Один из них, рыжебородый, подошел к Сергею, оглядел его, взял за плечо.
Сергей отодвинулся.
Мужнина пошел вперед, Сергей за ним.
Они прошли несколько просторных комнат. В комнатах — диваны, старая резная мебель, горшки с геранью.
У обитой кожей двери стоял огромный рыжий парень. Рыжебородый кивнул Сергею, тот нехотя отдал парню ружье.
За дверью, в зале с камином в дубовом кресле сидел маленький старик. Лицо сморщенное, на голове вязаная тапочка.
В клетках на стенах пели канарейки, синицы. На стульях вокруг кресла сидели мужчины. Молчали. Рассматривали Сергея с интересом.
Старик оглядел Сергея. Сказал:
— Гут.
Все заговорили разом, засмеялись.
Рыжебородый подтолкнул Сергея к старику. Сергей подошел, наклонился, й они пожали друг другу руки. Он отошел.
Все замолчали, продолжая улыбаться. Вдруг старик зевнул. Лица всех стали строгие.
Старик кивнул головой. Все смолкли. Открыли дверь. Сергей повернулся, вышел.
Его догнал рыжебородый. Он протянул Сергею хрустящий пакет, сказал:
— Это для начала, ^ улыбнулся. Потом позвал: — Марта!
Откуда-то из комнат легко вышла та, же медноволосая девушка. В руках она держала что-то, завернутое в простыню.
Сергей прошел за ней в глубину двора к бане. На столах в саду уже стояли графины, тарелки, закуски.
В предбаннике Марта наклонилась и на лавке развернула простыню. В ней стопкой лежали чистое хрустящее белье, сложенный костюм, галстук, белела рубашка. Она открыла коробку и поставила на пол черные лаковые туфли с парой носок.
Сергей тупо глядел на ее крутую спину. Она выпрямилась, поправила волосы, засмеялась. Вышла, тотчас вернулась, принесла мыло, мочалку, станок для бритья и зеркало в бронзовой рамке. Снова засмеялась, выбежала.
Сергей с трудом взял тяжелое зеркало и поглядел на свое черное с полосами пота лицо.
В саду за столом сидели все немцы: мужчины, женщины, парни, девушки, старики и дети. Они раскачивались на стульях и пели старую немецкую песню.
На столе обильно стояли початые блюда, рюмки и высокие стеклянные кружки с пивом.
Сергей, откинувшись, с удовольствием курил. Справа и слева его подталкивали качающиеся и жестами предлагали петь, но он только курил и щурился. На нем был светлый в клетку костюм, волосы расчесаны назад. Он стал беловолос и черен кожей.
Песня кончилась. Все засмеялись, заговорили, громко, резко.
Старик напротив что-то спросил Сергея по-немецки.
Сергей улыбнулся, кивнул.
Старик захохотал, снова что-то спросил, снова захохотал.
— Ты немец? — спросил он по-русски с резким акцентом.
Сергей сощурился, налил себе водки, кивнул старику, выпил, снова развалился на стуле.
— Как твой имя? — снова засмеялся старик. — Пауль? Питер? Карл?..
— Фридрих! — крикнул кто-то.
Сергей улыбался. Его взгляд скользил по лицам немцев.
— Ауф, Фридрих! — крикнула старуха, сидевшая рядом с Сергеем.
Все подняли рюмки.
Напротив наискосок подсела Марта, тоже взяла рюмку. Она улыбнулась, глядя на Сергея.
— Гут, Фридрих! — крикнул мужчина с края стола. — Оставайся. Жить здесь.
Марта едва заметно качнула рюмкой.
