Норман Льюис - От руки брата его
Грустный битник, беспрестанно дергая руками, ногами, плечами, запел:
У меня такое чувство, крошка,
Будто бы я создан для тебя.
— Что ж, обслужат нас или нет? — крикнул долговязый. Он опять хватил кулаком по стойке, и обе местные компании подались еще дальше, хотя заставила их двинуться скорее дрогнувшая стойка, чем собственная воля.
Ты побудь со мной еще немножко,
Мы не будем времени терять.
Грустный битник вертелся и приплясывал возле своего приятеля, игриво тыча его в ребра.
— Эй, брось, слышишь?
Ты не говори, что я тебя не понял,
Может, ты не поняла меня.
— Давайте обслуживайте, а?
Барменша по знаку хозяина подошла к ним.
— Удостоила наконец; кофе есть?
— Кофе у нас не бывает.
— Тогда пепси. Пепси есть?
— Кока-кола, — сказала барменша. — Только кока-кола.
— О’кей, но чтоб мигом.
Ты не говори, что я тебя не понял,
Может, ты не поняла меня.
Барменша принесла кока-колу, грустный битник перегнулся через стойку и схватил ее за локоть.
— Может, пойдем побалуемся, а?
Барменша, извиваясь, старалась высвободить руку. Раздался возмущенный окрик хозяина. Какой-то маленький человечек погрозил пальцем перед самым носом грустного битника и мгновенно очутился на полу. Ему на помощь бросился приятель — и отлетел в сторону. С грохотом упали два высоких табурета. У Брона вдруг возникло знакомое чувство, будто все это уже когда-то было, будто он уже однажды такое пережил и знает, что сейчас произойдет. Ощущение не из приятных. Будто в кино выключили звук и на долю секунды остановилось изображение. В последнее мгновенье общей суеты опрокинулась кружка с пивом, и, как при съемке рапидом, пивная пена свесилась с края стойки, точно кружевная скатерть. Застыли открытые рты — один поющий, другие кричащие. Хозяин, зажав пальцем ухо, протянул руку к скрытому среди бутылок телефону. Барменша метнулась в сторону и замерла на ходу с выпяченным бедром — оно было настолько ниже другого, что фигура ее казалась искалеченной. Щегол в клетке, соскочивший с верхней жердочки на нижнюю, повис в воздухе. Крупным планом надвинулось лицо долговязого битника, в углу его рта, между верхней и нижней губой, виднелся пузырек слюны.
Но вот звуки внезапно вернулись, все задвигалось, и какой-то голос на четырех музыкальных нотах пропел в ухо Брона: «Где они там драка мигом разносят все вдребезги черт бы их побрал звонить констеблю все равно что премьер-министру наверняка отлучился по служебным делам когда он срочно нужен прирос задом к месту и только ждет повышения».
Брон вспомнил о пилюлях. Проглотил две штуки, запил стаканом воды и повернул к выходу.
Высокий битник заступил ему дорогу, на грубо вырезанном лице африканского идола расплылась вялая улыбка.
— Ты куда, туземец?
— Домой.
— Умеешь петь, туземец?
— Когда захочется.
— Ну так спой.
— Мне сейчас не хочется.
— Если ты и петь не можешь, что ж ты вообще можешь?
Его рука опустилась на левое плечо Брона.
— Пошли отсюда, — сказал Брон, — я тебе скажу один секрет. — Он стиснул парню руку выше локтя и почувствовал, как поддаются мышцы под его пальцами. Крупное корявое лицо сморщилось от боли. Брон разжал пальцы.
— Силенки у тебя ушли в рост, малый. Вон какой вымахал, а весу в тебе кот наплакал. Зови дружка, и пошли.
Брон бесшумно закрыл за собой дверь. Они двинулись туда, где полоска вечернего неба синела, зажатая между тучами и туманом, что поднимался с земли. Впереди виднелись тусклые, расплывчатые огоньки Кросс-Хэндса. Где-то, как заблудившийся щенок, тявкал и подвывал кроншнеп.
— Местечко не первый сорт, а? — сказал Брон.
— Жуть, — ответил битник. — Некуда себя девать.
— А вы откуда, ребята?
— Из Бристоля. Сняли тут фургончик.
— Думали, поживем подольше.
— Безнадега. Чего ради тут болтаться.
— Я не хочу, чтоб обо мне трепались, потому и спросил, — сказал Брон. — Но раз вы уезжаете, я, так и быть, скажу вам. Я только что отсидел пять лет. За нанесение тяжелых телесных увечий. Там такой режим — надолго закаешься лезть в драку. Вы меня поняли?
Он пошел обратно, потому что не помнил, заплатил ли за пиво.
Барменша в ореоле полукруглого пятнистого зеркала встретила его улыбкой. Сбоку красный, запыхавшийся от волнения хозяин все еще стучал по рычажку телефона.
— Что вам подать, сэр?
— Спасибо, больше ничего.
— Мы вас угощаем. Выпьете со мной?
— Ну, раз так, отказаться не могу.
Она была миловидная, но уже не первой молодости, тело с годами начало обмякать, черты лица расплывчатые, с нежными тенями, как на фотографии, снятой не контрастно. Ее прическа показалась Брону слишком замысловатой, а губная помада слишком яркой, и на пальцах было слишком много колец, но он вдохнул обволакивающий запах ее духов и все ей простил.
— Виски? — спросила она, изогнув яркие губы в широкой улыбке.
— Вы очень любезны, — сказал Брон.
— Наше счастье, что тут оказались вы. Они, наверно, разнесли бы все вдребезги, как в прошлом году. На тридцать восемь фунтов убытка. В бринаронском «Драконе» на прошлой неделе затеяли драку. Говорят, девчонки еще хуже мальчишек.
Хозяин отчаялся дозвониться до констебля Джонса.
— Не отвечает, как всегда. Только время зря тратишь. Никакого от них проку. На черта мы платим налоги.
— Что этим ребятам нужно? Зачем они затеяли кутерьму? — спросил Брон.
— Да ну их! Я-то знаю, чего им, чертям, нужно. Хорошая порка им нужна. Всыпать бы им розгами по первое число. Эти дуболомы из кемпинга только такой разговор и понимают.
Барменша принесла виски. Подавая стакан, она задержала его в руке, и ее розовые пальцы с серебряными ноготками коснулись пальцев Брона.
— А если такого случаем и задержат, — говорил хозяин, — то что ему будет? Пять фунтов штрафа. От силы десять. А его бы плеткой, плеткой. Чтоб в другой раз неповадно было.
Барменша досадливо и презрительно повела глазами. Она слегка наклонилась вперед, и в зеркале за стойкой, среди бутылок с пивом, отразилась нижняя половина ее тела. Мысленно Брон обхватил ладонями ее ягодицы. Хозяин, продолжая ворчать, ушел в жилую комнату, и его не стало слышно. Лицо барменши с застывшей сияющей улыбкой придвинулось ближе, и Брон разглядел под слоем пудры морщинки, тонкие волоски, родинку на щеке. Там, где начиналась выпуклость груди, подрагивал огромный золотой медальон.
— Как вас зовут? — спросил Брон.
— Уэнди.
— Теперь я вас угощаю, Уэнди.
— Ладно.
— И сам еще выпью с вами.
Она отмерила две тройные порции, и Брон положил на стойку фунтовую бумажку. Уэнди оттолкнула деньги, но Брон положил их ей на ладонь и сжал ее пальцы.
— Можно проводить вас домой? — спросил он.
Она покачала головой, искоса взглянула на стеклянную дверь жилой комнаты.
— Я живу здесь.
— Что вы делаете после закрытия?
— Убираюсь до самой ночи. А потом ложусь спать.
С ним, наверно, подумал Брон. Соображая, как быть дальше, он почувствовал, словно в затылке слегка застучало. Он поставил стакан. Только бы таблетки не перестали действовать.
— А как насчет воскресенья?
— Уж не знаю. У вас есть машина?
Она понизила голос почти до шепота. Дверь открылась, и вошли три человека.
— Извините, — сказала Уэнди Брону.
Она подала посетителям три кружки пива и вернулась. Лицо у нее было озабоченное.
— Так как же?
— Это трудновато, — сказала она. — Надо подумать. Я вам дам знать.
— Когда? — спросил он и накрыл рукой ее пальцы.
Щелкнула дверная ручка, и по лицу Уэнди пробежала тревога. Она отдернула руку. В дверях Брон увидел хозяина.
— Уэнди, можно тебя на минутку?
— Иду, мистер Оукс.
Она пододвинула клиентам еще две кружки пива и не спеша направилась к стеклянной двери.
Оукс отступил к себе в комнату. Он был без пиджака, рукава рубашки засучены. Кулаки сжаты.
— Ну вот что, — сказал он. — Ты брось свои забавы, я ведь все видел.
— Не знаю, о чем это вы.
— Я видел, как этот парень мял тебе ручки. Я видел, как он с тобой заигрывает.
— Что-то не заметила, чтоб он заигрывал.
— Он много себе позволяет. Давай выставляй его.
— Сам выставляй.
— И выставлю, черт подери, — сказал Оукс. Выпятил грудь, шагнул два раза к двери и остановился.
Он повернул назад, и Уэнди рассмеялась. Оукс замахнулся, готовый влепить ей пощечину.
— Полегче, — сказала она. — И если хочешь скандалить, прикрой дверь.
— Вечно тут кто-то околачивается. Вечно кто-то тебя обхаживает.
— Ну и что, это полезно для дела, скажешь нет?
