Вера Копейко - Лягушка под зонтом
– Ей – кому? – Надя озадаченно посмотрела на подругу. – Ему, ты хочешь сказать. Барчуку?
– Нет, ей.
– Лягушке? – Надя внимательно посмотрела на Ольгу. – Тогда тебе придется показать ей море, – усмехнулась Надя. – Иначе она тебя не поблагодарит.
– Я возьму ее с собой на Таймыр, – засмеялась Ольга.
– Тетя Оля, вы правда увезете лягушку на Таймыр? – Василиса подпрыгнула. – Здорово! Я спрашивала дядю Никиту, зачем он ее достает. Он сказал, что для него это очень важно. Что она ему родная... Нет, не так. Он сказал... родственная душа.
– Он так и сказал? – Надя вздернула подбородок. Ольга увидела прежнюю Надю. Вот оно, сходство с дочерью – Василиса подняла подбородок так же, когда мать спросила ее о библиотеке.
– Наверное, он сам, как лягушка, хочет из чего-то выбраться. Может быть, из какого-то своего колодца, – пробормотала Ольга. – Надя, я видела в сенях большой сачок. Он ведь не для бабочек?
– Нет, но он все равно туда не войдет.
– Кто он? – удивилась Ольга, услышав в интонации подруги что-то особенное.
– Барчук. – Надя положила руки на стол и забарабанила пальцами. Ольга помнила это движение – оно означало: имей в виду, я все понимаю.
– Да уж, – засмеялась Ольга. – Крупноват для сачка. Но лягушка вполне поместится.
Мужчина за окном снова наклонился над колодцем, вцепившись руками в цепь. Ольга видела напрягшуюся шею. Снова неудачно.
Наконец он отошел, привалился к клену. Крона дерева почти нависала над колодцем. Какой он толстый на фоне стройного клена, заметила Ольга.
– Вот, слышу шаги. – Надя подняла голову. – Наш отец идет. – Ольга увидела другое лицо – в нем столько нежности, что у нее по спине пробежала дрожь. – Скоро остальные явятся. Надо накрывать на стол.
– Надя, погоди минуту, – попыталась удержать ее Ольга. – Мы не договорили, барчук вмешался. Я хотела спросить тебя. А как твои родители? Вряд ли они ожидали, что у них будет столько внучек?
– Никогда. – Надя покачала головой. – До сих пор не могут понять – неужели их дочь такое сотворила? Когда у нас родилась третья, мама кинулась изучать историю рода – своего, потом отца. – Надя улыбалась. – Она успокоилась, когда обнаружила, что у ее собственной прабабушки, жены священника, было восемь дочерей.
– Неужели догонишь? – спросила Ольга.
– На все Его воля, – тихо ответила Надя. – Пойдем на кухню.
Ольга оглянулась на окно. За ним остались только колодец и клен. Барчука не было.
Тихо открылась входная дверь. Потом послышались такие же тихие шаги.
– Какой смешной этот Барчук, – пробормотала Ольга.
Вошел отец семейства. Батюшка.
6
«Как она попала в колодец?» – с досадой спрашивал себя Никита. Но даже не это удивляло на самом деле, а другое: собственное беспокойство. Ему-то что? Попала – пусть сидит. Для чего вынимать глупое земноводное из колодца?
Он не собирался пить из него, он купил в магазине бутыли с водой, поставил на крышку старинного ларя в сенях. Этот ларь ему хорошо знаком – в прежние времена, когда они с Натальей Петровной жили здесь и зимой и летом, она заполняла его разными припасами. Он лазал в него за соленым салом, за банкой огурцов, за вишневым вареньем.
Никита вздохнул. Неужели на самом деле все это было с ним? Казалось, столь далекое прошлое выветрилось из головы. Может быть, потому, что знакомых не осталось? Кто как не они напоминают о былом? Само село стало другим, исконные жители Храмцово поменялись на чужих. Впрочем, ему неинтересно вникать в естественный процесс перемен.
Никита стоял возле колодца и смотрел. Вода ушла из него – жаркое лето, дно почти оголилось. В самой глубине видел две блестящие точки. Не хочет ли он повторить свой давний опыт? Никита усмехнулся. Давным-давно, когда он был еще малышом, отец ехал на конференцию в Брюссель и взял его с собой. Он говорил матери, а Никита запомнил:
– Пора предъявить Дроздова-младшего нашему кругу...
Никита воображал себе нарисованный круг, такие мелом рисовали девчонки на асфальте. В общем, он представлял совсем не тот круг...
Он оказался другим, состоял из мужчин и женщин, которые сидели за круглым столом в гостиничном ресторане. И все ели фрикасе из лягушачьих лапок. Он до сих пор помнит белое мясо, вокруг него, в соусе, светились рыжие морковные звездочки...
С тех пор, когда Никита слышал слово «круг», первым отзывом в мозгу был круглый ресторанный стол...
Но нет, даже в память о том обеде он не стал бы препарировать лягушку.
Он снова наклонился, теперь, казалось ему, во взгляде лягушки он читал: «Ну, чего пристал?»
Никита пожал плечами, ведро, громыхнув цепью, сорвалось вниз. Оно падало, глухо ударялось о деревянные, местами истлевшие стенки, пока не шлепнулось о воду.
Никита выпрямился, он резво крутил ручку ворота, принуждая цепь ползти вверх, увлекая за собой ведро. Оно ползло, мотаясь из-за своей почти полной пустоты от одной деревянной стенки к другой.
Никита неловко подхватил потемневшую оцинкованную посудину. Воды зачерпнулось мало, но ее хватило, чтобы обдать его зеленые шорты. Ткань пошла темными пятнами. Лягушки в ведре не было и на этот раз.
Он поморщился. Неужели нет какого-то простого способа вынуть ее?
На память пришел один метод – из сказки, разумеется. Наталья Петровна читала ему про лягушку, которая выбралась из кувшина со сметаной, сбив из нее масло. Ну да, осталось только залить сметаной колодец. Была бы жива Наталья Петровна, с неожиданной досадой на нее подумал Никита, она знала бы, что делать.
Однако каков, одернул он себя. Вспоминает, когда нужно что-то сделать. Но ведь она бросила его, как бросали другие! Он почувствовал знакомый толчок в сердце. Никита хорошо помнил самый первый такой толчок-удар. Ему было совсем мало лет, он отчаянно кричал: «Мама! Мама! Не оставляй меня!»
День походил на сегодняшний, пронизанный солнцем. А тоска раздирала на нити материю его маленького тела – будто щипала корпию. Он узнал, что такое корпия, позднее, из книг: во времена исторических войн, когда не было ваты в лазаретах, женщины щипали корпию – разбирали материю на нити.
Мать уходила всегда, когда он просил ее остаться. Вместо нее прибегала на крик Наталья Петровна. От нее пахло по-другому, не так, как от матери. Потом он привык – стоит позвать мать, как появляется няня.
Мать не ушла совсем из его жизни, иногда она забегала в нее, иногда просовывала голову – убедиться: он есть.
Никита поморщился. К чему воспоминания? Наверное, само место вызывает их без спроса.
– Вам помочь? – Никита вздрогнул от голоса за спиной.
Он быстро повернулся и увидел молодую женщину в серой кепке. Из-под козырька, слегка сдвинутого набок, смотрели светло-серые глаза. Водолазка, на тон темнее, обтягивала шею и грудь. Никита хотел оглядеть ее всю, но не мог оторваться от губ. Они были... Каким словом определить то, что он видел? Какое качество преобладало в том, что он видел? Никита сощурился.
Свежесть. Именно она – вот главное свойство ее губ. Лицо на их невинном фоне казалось слегка утомленным. Или причина в тонких морщинках возле глаз? Потому что она улыбается?
– Здравствуйте, – сказала она.
– Добрый день, – отозвался Никита, не отводя взгляда от ее лица.
– Вам помочь? – повторила она.
– Вы знаете, кто там сидит? – спросил он, оглянувшись на колодец. – Ах да, это ведь деревня. Здесь всем все видно. Каждый шаг, нет, более того, каждый жест. Я помню, знаю. – Никита усмехнулся.
– Колодец не просвечивает. – В низком голосе он слышал легкую игру.
Она говорила с такой интонацией, словно предлагала Никите выбор – принять ее предложение всерьез или отнестись к нему как к шутке.
Ему нравились такие голоса. Он подходил ей, ее кепке, водолазке, даже бордовым бриджам. Все перечисленное наденет только женщина, готовая поиграть словами. Она не обидится, если даже кто-то посмеется над ней. Женщины, которые чувствуют себя дамами, одеваются иначе. Стоит посмотреть на классических кукол – все они дамы. А куклы французские – дамы в черном. Потому что до сих пор француженки говорят: черный цвет – их вторая кожа. Он убедился сам – даже в маленьком Сент-Этьене улицы во власти черной одежды. Он хотел развить свою мысль, но ее голос вмешался.
– Василиса, дочь моей подруги, сообщила невероятную новость, – услышал Никита, – что у вас в колодце сидит лягушка.
– Вот оно что. – Он засмеялся. – Мы знакомы с Василисой. – Он торопливо, по-детски, вытер руки о шорты. Зеленая ткань мигом потемнела под руками. Он привалился боком к краю колодца. – Да, сидит. – Пожал плечами.
– Дайте-ка взглянуть. – Она шагнула к нему, он уловил запах свежести. Очень подходящий для нее. Ее запах правильный, потому что она сама – свежесть.
– Да ради Бога. – Он отступил. – Любуйтесь.
Она наклонилась.
– Я достану, – сказала она коротко.
– Вы? Достанете? Но чем? Я знаете, о чем подумал: если в колодец закачать воды, то лягушка всплывет... Здесь есть пожарная часть? Не знаете? Я бы договорился...
