Вера Копейко - Лягушка под зонтом
Обзор книги Вера Копейко - Лягушка под зонтом
Вера Копейко
Лягушка под зонтом
Пролог
Ольга стояла у окна и смотрела на свое отражение в стекле. Лицо как лицо: обычное, всегдашнее, немного скуластое, слегка вытянутое. А что это у нее на щеке?
– Какая завлекательная мушка! – пробормотала она и подняла руку – проверить.
Отражение повторило ее жест. Пальцы скользнули по гладкой теплой коже. Ничего. Она убрала руку, но в отражении мушка осталась на месте.
Ольга вгляделась в стекло. Мушка переместилась на подбородок, потом на мочку уха, покачалась на серебряном колечке – сережке, еще секунда – и темная точка замерла на прозрачной поверхности окна.
– Ну вот, конец неземной красоте, – хмыкнула Ольга.
Не отрываясь, она следила, как божья коровка – а это была она – неспешно перебирала ножками.
Понятно, солнца захотелось. Ольге тоже его не хватает, с тех пор как выпал неурочный снег. Ничего, долго не продержится, весна все-таки. Растает, растворится, исчезнет, забудется... Так происходит со всем, чему не пришел свой час. Она это точно знает.
Ольга осторожно отодвинула оранжевую занавеску. Деревянные кольца тихо прошуршали по перекладине, но полусонная коровка уловила движение воздуха, эфирные крылышки дрогнули.
– Вы чувствительная особа, мадам, – пробормотала Ольга, наблюдая, как по стеклу перебирают ножки-волосинки. – Спешите в лето?
Ольга сощурилась, ей захотелось сосчитать, сколько у коровки ножек. Никогда прежде такое в голову не приходило. Но дело, которым она занималась в последнее время, заставляло ее смотреть на окружающий мир пристально. Ей нужно увидеть то, чего не замечала прежде, как и большинство людей вокруг.
Насекомое замерло, прикрылось крылышками.
– Не хочешь, чтобы сосчитала? А мне кажется, шесть... – Ольга шумно выдохнула.
На волне ее дыхания коровка подняла крылышки, взлетела, но ей не хватило «попутного ветра». Она упала вниз, на ворсистый ковер, откуда выбиралась к свету.
– Вот и сиди там, пока не узнаешь точно, чего хочешь, – наставляла ее Ольга, проследив за полетом.
Она тоже хотела улететь отсюда – туда, где сама земля – красота, которой не нужны никакие дополнительные мушки. Всего в достатке. Что может сравниться с тундрой? Ольга видела ее осеннюю, зимнюю, весеннюю, летнюю. Сколько раз мысленно пролетала над ней наперегонки с розовыми чайками и краснозобыми казарками? Огибала Таймыр по кромке полярных морей – Карского и Лаптевых? Там, знала она, вольный ветер в одно дуновение выметает из головы весь накопившийся мусор.
Она улетит на Таймыр «засветло», до того как Арктику накроет полярная ночь. До нее еще долго, у нее есть своя дата – двадцать пятое ноября.
Ночь пройдет, и потом... Ах, потом – через пятьдесят шесть суток, тринадцатого января, – забрезжит рассвет полярного дня.
Радость полярного дня стоит долгого ожидания – он длится с шестнадцатого мая по двадцать девятое июня. Два с половиной месяца света и солнца. Она проживет их все с радостью, о которой почти забыла.
Но радость будет. Она подготовила ее. Сама.
1
С тех пор как Ольга улетела из Арктики, она потерялась. Прилетела в Москву, пошла в девятый класс... И больше нет ее. Чужая в городе, она то и дело примеряла на себя чужое. Ее сверстники были гораздо старше по опыту жизни, чем она. У них были другие пределы допустимого. Она помнит, как выспрашивали девчонки, было ли у нее уже то, что у них? Недоумевая, Ольга таращила глаза, а девчонки хохотали. Потом до нее дошло, что именно их интересовало. Ольга покрывалась краской – да как они могли подумать, что она уже с кем-то спала?
Она заставляла себя казаться такой же уверенной, как они. Не получалось. Отыскивая причину, находила. Смешную, на нынешний взгляд: если бы надела такое платье, как у Наташи, красное в белый горошек, то за ней тоже бегали бы мальчишки. А если бы у нее были такие же, слегка кривоватые ноги, как у Маши, все мальчишки падали бы к ее ногам...
Бабушка, у которой она жила в Москве, хохотала:
– Ты ска-ажешь! Здесь, дитя мое, дело в другом...
Ольга мотала головой так, что она могла оторваться. Но когда узнала, что через несколько месяцев после выпускного вечера одноклассница Маша родила ребенка, поняла, что интерес к Маше заключался не в ее кривоватых ногах...
Вспоминая себя в прошлом, Ольга видела, что примеряла на себя чужое и позднее, не умея найти то, что нужно только ей.
Немного лучше, чем в Москве, она чувствовала себя в Угличе, где у бабушки был старый дом. Там она проводила лето. Залезая на крышу, смотрела на багряные камни старой церкви и белые, как торосы на Карском море, стены Спасо-Преображенского собора. Бабушка водила ее в тамошний Кремль, показывала место, где в шестнадцатом веке погиб царевич Димитрий, последний из династии Рюриковичей.
В Угличе Ольга решила, что пойдет учиться на исторический факультет в педагогический институт, чем обрадовала бабушку. У Валентины Яковлевны Скородумовой в учебной части работала хорошая знакомая, а это означало, что Ольга поступит на бюджетное отделение. Так и вышло.
Мир, из которого она прилетела в Москву, где остались ее родители-врачи, жил по другим правилам. Законы Большой Земли она постигала с трудом, но с годами кое-что усвоила. Сказать по правде, открывшееся ей не грело душу, не манило вникать более глубоко.
Ольге хотелось уехать обратно, где просторно, широко, понятно и привычно. Даже панельные дома поселка Провидения, в одном из которых сейчас живут ее родители, переехавшие из Тикси, не такие серые, как тот, что напротив окна ее комнаты в Измайлово.
А там зимой даже панелей не видно – по самые крыши дома засыпаны чистейшим снегом. Легко скользить на санках с горы, под которой крыша, к подножию и упереться носом в дверь дома напротив.
Ольга подошла к другому окну, ее взгляд уперся в бесконечную промзону, с трубами, заборами, подъемными кранами. Они напомнили ей еще об одном важном событии – детском ожидании прихода баржи. «Эх, полным-полна моя коро-обочка, есть в ней ситец и парча...» Радист сделал эту песню позывным для всех обитателей Тикси.
– Северный пришел! – вопила она вместе со всеми, бежала к причалу наперегонки...
«Летят, как птицы на манок», – насмешливым голосом местного старейшины говорил ее друг-ненец по кличке Куропач. Он перебирал ногами ничуть не медленнее, чем все остальные.
Приход баржи означал, что на дворе середина июля, море свободно ото льда, началась навигация. А вместе с ней – северный завоз. Это значит, на барже на самом деле есть и ситец, и парча, а также резиновые сапожки, на мысках которых нарисованы желтые ромашки по зеленому резиновому полю. А также мазут, горючее, водка...
Мужчины подставляли спины под мешки, в которых мука, сахар, соль, гречка, пшено... На тележки аккуратно опускали коробки с шоколадными конфетами, леденцами, печеньем, сухими тортами, яблоками, апельсинами, виноградом, огурцами, помидорами. Женщины, а хвостиками за ними дети, торопились в магазин, куда все это должно прибыть вот-вот...
Праздник для всех. Всем – всего! Разве здесь, в Москве, или даже в Угличе можно испытать что-то похожее? Никогда.
В северной школе тоже было все по-другому. Всерьез, что ли. В восьмом классе, даже когда стало ясно, что родители отправят ее в Москву, Ольга все равно работала в школьной лаборатории. Они занимались специальным проектом – проверяли качество питьевой воды. Вода на Крайнем Севере проходит через торфяники, местами она желтовато-коричневого цвета. Что несет в себе она, хорошо ли это для человека?
Школьные лаборатории Крайнего Севера брали на анализ воду в Игарке, в Тикси, в Хатанге. Самые лучшие «экологи» получали за работу дополнительные талоны, на них покупали воду в больших бутылях. Ольга несколько раз приносила домой талоны.
Хорошо родителям – они остались на Крайнем Севере. Им нравится там все – даже делать запасы на зиму. В кладовке всегда стояли батареи банок с тушенкой из оленины, ее варил отец. Варенье из морошки, которую они собирали все вместе.
В июне и начале июля тундра меняется. Там расцветают колокольчики, желтые полярные маки, жарки. А близ скал начинает краснеть брусника, черника, шикша, голубика. Там, где болото, – клюква и морошка.
В кладовке стояли ящики с яблоками, купленными прямо на берегу, с баржи. На такой же барже однажды привезли новое оборудование для больницы, которого нет даже в Магадане или Красноярске. Кажется, докторов Рудаковых знали в Арктике все, и они тоже – всех.
Ольгу Рудакову, докторскую дочь, тоже знали. А в Москве она невидимка даже для тех, кто живет через стену.
Но теперь ей не пятнадцать лет и даже не двадцать пять. Ей почти тридцать – она знает, что хочет. Более того, ей теперь не важно, как относится к ее желанию уехать обратно в Арктику Валентина Яковлевна Скородумова, ее бабушка, а также родители.
Ее отъезд зависит от Зои Григорьевны Филипповой. В общем-то она уже все обговорила с ней. Та отправилась в поездку по странам зарубежной Арктики в составе солидной делегации, вернется через две недели. За это время Ольга съездит на несколько дней к подруге Наде. В Москву они вернутся одновременно, тогда и назначат точную дату Ольгиного отлета на Таймыр. За оставшееся время Ольга закончит все дела. Но самое важное, что она должна сделать, – выполнить заказ Зои Григорьевны для Северного завоза. Тогда у нее будут деньги на переезд, и бабушке останется.
