Джон ван де Рюит - Малёк
Милли: Спасибо.
Аманда: Не задавайся. Скоро он у тебя сломается и станет грубым, как у всех, — будешь вынужден до конца дней петь в душе.
Милли: Не очень-то меня это расстроит.
Аманда: Зато расстроит остальных.
Тишина. Ветки наверху шуршат: счастливая парочка потревожила спящих птиц. Вдруг он чувствует, что что-то изменилось. Она смотрит на него. Он поднимает голову — точно мотылек летит на пламя — и смотрит в ее прекрасное лицо.
Аманда: Ты знаешь, что мы никогда не сможем быть вместе?
Милли: (потеряв дар речи) Шшш… что?
Аманда: Ты меня слышал.
Милли: (с гулко бьющимся сердцем) Но почему?
Аманда: Ты знаешь почему, мой милый. И всегда знал.
Милли: Знаю?
Аманда: Разумеется. Спокойной ночи, сэр Оливер. (Целует его.) Оставь меня пока в покое — мне нужно время подумать.
Он смотрит ей вслед с открытым ртом, пытаясь что-то сказать. Но ничего не выходит. Она исчезает во тьме.
22 сентября, пятница
Брожу по школе как неприкаянный, не замечая даже своих поклонников. После обеда засыпаю, но снятся одни кошмары. Я уничтожен событиями вчерашнего вечера; если бы можно было перемотать их обратно на два дня, нажать паузу и так и оставить! На улице холодно и серо. Оборачиваю шею шарфом, пытаясь укрыться от жестокого враждебного мира.
20.00. Сегодня моя игра была вялой, как тарелка овсянки без соли, сахара, молока и масла. Голос звучал безжизненно, и пел я невыразительно. Все равно что жевать картон два часа. Смех, аплодисменты, объятия — все отскакивало от меня, словно меня заколдовали. Аманда улыбалась, но как-то отстраненно. Что может быть хуже, чем видеть, как самая прекрасная девушка на свете от тебя ускользает?
23 сентября, суббота
07.00. Я возродился, как феникс из пепла! (Не знаю, что это за феникс такой, но выражение мне нравится.) Будь я проклят, если какая-то девчонка (пусть даже шикарная, умная, идеальная девчонка) испортит мою неделю славы! Будь я проклят, если мое последнее выступление из-за нее не будет блестящим! К тому же сегодня приедут мои предки, и я просто обязан их впечатлить.
17.00. Весь день наблюдал за школьными соревнованиями по легкой атлетике, в которых почему-то участия не принимаю. Похоже, за последнюю неделю я совсем отстал от школьной жизни. Куда бы я ни пошел, за мной везде следует толпа новых друзей и прилипал. Популярность дается мне довольно легко. После забега на стометровку Геккон отвел меня в сторонку и спросил, не обижусь ли я, если он пригласит на свидание Кристину. Я похлопал его по спине и ответил, что буду даже рад, если он меня от нее избавит. Геккон вздохнул с огромным облегчением и признался, что вчера вечером они целовались! Я думал было рассказать ему об Аманде, но решил не афишировать пока эту историю, на случай если феникс приползет обратно в костер или откуда там они появляются. Снова хлопнув Геккона по спине, я поздравил его с первым поцелуем. Геккон засиял от гордости, мы вместе зашагали к нашему корпусу… и увидели Кристину с Грегом Андерсоном, которые шли к бассейну, держась за руки. Геккон посмотрел в другую сторону и притворился, что их не видит.
20.00. Финальный спектакль начался. Все участники выкладывались на сто процентов и даже больше. Выйдя на сцену, я сразу начал высматривать в зале своих родителей (билеты они забронировали еще в марте). И чуть не вскрикнул от ужаса, увидев их в первом ряду. Все мои слова начисто вылетели у меня из головы, когда я увидел, кто сидит с ними рядом. Светлые волосы, голубые глаза, прекрасна, как никогда… Русалка! Она улыбнулась своей чудесной улыбкой. О боже…
Я снова вспомнил слова. К счастью, это была общая песня, которую пел весь хор, поэтому я не опозорился на всю школу. Сосредоточившись, я снова представил, что нахожусь в старом Лондоне, и выступал хорошо, как никогда раньше. Как и следовало ожидать, мои родители отличились. Папа чихал или громко сморкался в платок во время всех пауз. Потом предки подумали, что пьеса кончилась, вскочили и начали хлопать и кричать «бис! бис!», хотя то была лишь середина второго акта. Но сегодня я был непробиваем. Меня ничто не могло и остановить и заставить испытывать стыд или смущение. Я был преисполнен гордости и абсолютного счастья.
Когда я наконец спустился в зал, мама, папа и Русалка были все в слезах. Они обнимали и целовали меня столько раз, что вскоре я был весь в помаде. Русалка так долго липла ко мне, что я уж побоялся, как бы не пришлось отрезать ее скальпелем. Она вернулась (и я имею в виду не только из Англии). Вернулись ее жизнелюбие, блеск в глазах, энергия, красота.
Предкам пришлось отрывать ее от меня. (А кому захочется трястись всю обратную дорогу в нашем «рено»?) И снова в моей груди застучал барабан. Ну как может у четырнадцатилетнего мальчика в жизни быть столько сложностей?
— Кто это?
Я повернулся и увидел Аманду. Вид у нее был мрачнее тучи. Что ей ответить? Моя подружка? Знакомая? Сестра? Бывшая…
— Моя бывшая подружка. (Трус!)
Аманда подошла ко мне и сказала:
— Не хочу идти на прощальную вечеринку. Хочешь провести вечер со мной?
Так мои мечты снова стали явью.
Шум вокруг затихает. Аманда берет Милли за руку и ведет его сквозь взволнованную толпу. Все болтают и смеются, но, увидев, как они уходят вдвоем, начинают перешептываться. Аманда и Милли выходят из театра, спускаются по лестнице, проходят мимо медпункта и оказываются на поле для регби. Вечер ясный, полнолуние.
Милли: Пойдем за мной, я знаю куда.
Он ведет ее за руку мимо запруды. Будь сейчас лето, предложил бы искупаться. Они выходят через ворота, идут мимо двух заборов с колючей проволокой и взбираются на крутой холм.
Аманда: (запыхавшись) Что это — бег по пересеченной местности?
Милли: Ага, почти.
Аманда: Очень романтично, сэр Мильтон!
Милли: Спасибо. Побереги силы и следуй за мной!
Он приводит ее к большому плоскому камню. Там он останавливается и смотрит на долину. Она оглядывается и ахает от изумления.
Аманда: Какая красота!
Внизу мерцают школьные огни. Вверху — прекрасное африканское небо.
Милли: Мы с Гекконом называем это место «вратами ада».
Аманда: Ну если это, по-твоему, ад, хотела бы я увидеть твой рай!
Милли: Я тоже.
Аманда: Извини, что утащила тебя с вечеринки. Поступила как эгоистка.
