Андрей Школин - Прелести
Д. — Да, действительно, водка нынче дефицит. А может быть, кого-нибудь из соотечественников увидеть хотите?
Н. — наливая полстакана. — Чьих? Моих или твоих?
Д. — Ну, насчёт моих соотечественников, скажу прямо, они Вам вряд ли понравятся. Пожалуй, лучше Ваших.
Н. — усмехаясь. — Гхе… Наших. А кто они — наши?
Д. — задумчиво — Знаю, что русские. А вот откуда вы появились, понять не могу. Раньше никаких русских не было.
Н. — Ясен хрен. Раньше, поди, только турки водились, вроде тебя.
Д. — Ну, положим, никакой я не турок. А вот по поводу возникновения русских, думаю, без участия алкоголя здесь не обошлось.
Н. — скривив лицо. — Я гляжу, ты разговорчивым очень стал. Может, выпьешь вместе со мной?
Д. — Не пью я.
Н. — Ну как хочешь, — мочит палец в стакане, облизывает и с видом знатока кивает головой. — Хорошая водка, только вот закуски нет. Хотя бы огурец подогнал, что ли?
Д. — Итак, огурец?
Н. — Ага.
Д. — хлопает в ладоши. — Огурец к столу императора!
Н. — берёт огурец в левую руку. — Благодарю, служивый. Гип-гип-ура! — заглатывает водку и заедает её мечтой огородника. — Ух, хорошо пошла.
Д. — Итак, что Вы ещё надумаете? Может, хлебушка кусочек маленький?
Н. — пережёвывая огурец — О! Это ты здорово придумал. Чувствуешь, стервец, глубину души русской. Вот только, что ты меня всё на «Вы» да на «Вы»? Я же говорю, зови просто Коля.
Д. — Хорошо, Колян. Какие будут дальнейшие распоряжения? Хочешь, ферму парниковую разобью? Огурцы — «во!» получатся.
Н. — Не надо.
Д. — Другой бы на твоём месте что-либо глобальное попросил или, на худой конец, денег побольше, а ты — баночку пива, да огурец со Шварцнегером.
Н. — наливает в один стакан доверху, а в другой половину. — Хватит лясы точить. Слушай моё второе пожелание.
Д. — испуганно смотрит на полный стакан водки. — Да не пью я!
Н. — О! Сразу понял. В общем, пей залпом.
Д. — сокрушённо. — Слушаюсь и повинуюсь, — выпивает водку, затем краснеет и дёргается.
Н. — Ну, а третье желание, сам знаешь, — выпивает свои полстакана.
Д. — исчезая в кувшине. — Слушаюсь и пови… ик…
Николай трёт стенку и вызывает джинна. Тот вылетает как пробка.
Д. — Больше не пью.
Н. — Ну надо же. Не пьёт он. Гхе… А что это, кстати, за колокольчики звенят, когда ты из кувшина вылетаешь?
Д. — Это вроде позывных, значит, я слушаюсь и повинуюсь.
Н. — А другую музыку нельзя поставить?
Д. — Куда поставить?
Н. — Куда, куда… Вместо позывных этих.
Д. — Это пожелание?
Н. — Да. Но только не теперь. Теперь тащи ещё бутылку.
Д. — Слушаюсь и это… Сейчас, короче, — хлопает в ладоши.
Н. — наливает в два стакана. — А ты откуда русский язык знаешь?
Д. — А я его совсем не знаю.
Н. — не поняв. — Нет знаешь. Как бы ты со мной разговаривал, если бы не знал?
Д. — Я говорю на том языке, на котором думает господин.
Н. — Значит, если бы я был китайцем, ты бы говорил по-китайски?
Д. — Ну да.
Н. — А если бы я был зимбабвийцем, то…
Д. — Ага, по-зимбабвийски.
Н. — Во класс! Мне бы так!
Д. — Второе желание?
Н. — испуганно. — Не… Если я столько знать буду, ещё чего доброго с ума спячу, — оглядывается. — Глянь-ка, уже совсем стемнело.
Д. — Сделать день?
Н. — Нет, не надо. Лучше на стол накрой, а то, в натуре, сидим с одним огрызком огурца на двоих. Что мы, нищие, что ли?
Д. — Конечно не нищие, — хлопает в ладоши и на столе появляется всевозможная закуска. — Кушать подано. Каково третье желание?
Н. — Пожелания не будет. Будет деловое предложение. Предлагаю выпить за знакомство. Хочешь, пей, не хочешь, не пей. Но смотри, обидишь меня, пеняй потом на себя.
Д. — Пожалуй, выпью, — пьёт.
Н. — Теперь в кувшин. И сразу первое пожелание, как выбираться будешь. — Музыку смени.
Д. — Так нельзя. Нужно сначала меня из кувшина вызвать, а потом желание говорить.
Н. — Можно. Как это нельзя?
Д. — машет рукой. — А… Да ладно… Можно, — прячется в сосуде.
Николай вызывает джинна вновь. Звучит арабская мелодия, и Сулейман выбирается из кувшина.
Д. — Салам алейкум.
Н. — Шалом. Чёй-то мне энтот джаз тоже не шибко по душе. Можешь чего-нибудь душевного сделать? А то я, кажется, захмелел малость.
Д. — шатаясь. — А меня, вроде, и не берёт совсем. Чего душевного?
Н. — Ну, например, такую, — затягивает. — Дело было во вторник…
Д. — ставит себе табурет возле стола, садится, подпирает голову руками и повторяет. — Во вторник…
Н. — На седьмом километре нас собачки догнали…
Д. — Догнали…
Н. — Могёшь эту мелодию присобачить?
Д. — Раз плюнуть, — хлопает в ладоши.
Н. — Вот это другое дело. Я вижу, ты мужик, что надо. Тебя бы к нам, в Сибирь.
Д. — Сейчас?
Н. — Нет, после как-нибудь. Сейчас знаешь, что я хочу? Вот ты меня всё змеями пугал. Покажи, где они тут водятся? Кобры или как их там?
Д. — О, кей, — хлопает в ладоши. Окрестности начинают кишеть змеями.
Н. — залазит на стол. — О, блин… Страсти-то какие. Надо бы выпить.
Д. — Всё, я завязал, — отшвыривает одну из кобр подальше от стола.
Н. — Развяжем. Слушай моё пожелание. Берёшь, где хочешь, ещё одну бутылку водки и выпиваешь из горлышка.
Д. — резво вскакивая. — Это третье и последнее желание.
Н. — Ага. Да только ты меня не дослушал. Пьёшь у себя в кувшине. Действуй.
Джинн секунду соображает, а потом исчезает в сосуде.
Н. — брезгливо всматриваясь в темноту, продолжает сидеть на корточках на столе — Ух, гадюки подколодные… Глаза б мои на вас не смотрели, — трёт стенку кувшина, вызывая джинна.
Звучит музыка, но Сулейман не выходит.
Н. — заглядывая в горлышко. — Эй, Сулейман-оглы, слышишь меня?
Д. — из кувшина — Угу.
Н. — Допил?
Д. — Кажись.
Н. — Тогда вылазь. Шнеля, шнеля!
Д. — высовываясь наружу. — Яволь, майн Фюрер.
Н. — наливает себе из той бутылки, что осталась на столе, выпивает и закусывает не то мясом, не то рыбой. — Убери этих тварей, а то я спуститься боюсь.
Д. — Да я их маму видал.
Н. — Так покусают ведь.
Д. — Ладно, — хлопает медленно в ладоши. Змеи исчезают.
Н. — Слушай, Сулейман. Я вот никак понять не могу. Как ты такой большой в таком маленьком кувшине умещаешься? — слазит со стола, забирает табурет из-под джинна и садится. — Прямо, какой-то, этот самый, как его, парадокс…
Д. — изумлённо глядит на сосуд. — Действительно, как? — щёлкает пальцами, из воздуха возникает другой табурет, и он садится тоже. — Я раньше и не замечал.
Н. — А… Не зацикливайся. Лучше ещё водки принеси.
Д. — Хорошо. Сейчас сбегаю. Кстати, это какое желание по счёту?
Н. — Первое, конечно.
Д. — Сегуро?
Н. — Чо?
Д. — Точно?
Н. — Как пить дать.
Д. — Тогда давай сразу ящик, чтоб лишний раз не бегать.
Н. — Давай.
Д. — хлопает в ладоши. — Ву а ля.
Н. — разливает. — Мерси боку. Тебе полный?
Д. — Нет, мне всё-таки интересно.
Н. — Что тебе интересно?
Д. — Как я сюда, — кивает на кувшин, — забираюсь?
Н. — равнодушным голосом. — Да, это загадка.
Д. — А ну-ка попробую, — залазит в горлышко, затем выбирается обратно. — Всё равно ничего не пойму.
Н. — Сейчас поймёшь. Держи стакан.
Д. — берёт кувшин, трясёт его и переворачивает. — Как же это так?
Н. — Пей.
Д. — Пока не хочу.
Н. — А я приказываю.
Д. — Тогда это третье желание.
Н. — Ага. Это я, значит, только что в кувшине сидел. Пей, говорю.
Д. — нервно. — Но я не понимаю! — опять влетает и вылетает из кувшина, и так несколько раз. — Не понима-а-а-ю!
Н. — У-у… Это, кажется, всерьёз. Пожалуй, тебе и вправду хватит пить.
Д. — Пожалуй, что нет.
Н. — То хочешь, то не хочешь… Что вы за народ такой — джинны? Одним словом — турки, — протягивает Сулейману стакан. — Слушай. Я вот что подумал. Если ты проходишь сквозь горлышко, то я-то тем более пролезу. Сделай так, чтобы я в кувшине оказался. Больно уж хочется посмотреть, где ты восемьсот лет отсидел. Только выпей сначала.
Д. — туго соображая. — То есть, я здесь, а ты в кувшине?
Н. — Ну да.
Д. — выпивает водку и хлопает в ладоши. — Три, два, один — поехали!
Человек исчезает в сосуде. Пьяный джинн в одиночестве поедает закуску.
Д. — спустя некоторое время. — Кажется, не хватает кого-то? — оглядывается по сторонам. — Колян! А где он? Коля-ан! — вдруг упирается взглядом в кувшин и несколько секунд силится что-то вспомнить. — Так. Если я здесь, то он там. Если он там, то я здесь. А что же делать-то теперь? — крутит сосуд в руках, а затем догадывается потереть его край.
Н. — маленький, размером с воробья, выбирается из горлышка и отдаёт честь Сулейману. — Аля, улю! Я джинн Николай. Я двадцать минут томился в этом кувшине. Теперь ты спас меня, и я готов выполнить любые твои три пожелания. Чего изволишь, Мой Повелитель? Наилучший Сулейман из всех Сулейманов, светило вселенной, затмивший солнце и перекрасивший луну в зелёный цвет.
