Время Волка - Волкодав Юлия
Он трепал за уши пуделя, машинально бросал мячик и ждал, пока Даша приготовит поесть. Вдруг вспомнил, что обещал Настасье позвонить, как только доберётся до дома. Достал мобильный, давно лежавший в борсетке выключенным, вернул к жизни, набрал знакомый номер.
– На-астенька, я до-ома. То-олько что о-от сле-едователя. Ка-ак ты и ска-азала, всё хо-орошо. По-отом ра-асскажу. Ты че-ем за-анимаешься?
– Навожу порядок. – Спокойный голос звучал для него как музыка, мгновенно возвращая хорошее настроение. – Ты очки забыл и свитер.
– Не стра-ашно, дру-угие во-озьму. Я позво-оню вече-ером, погово-орим. Ску-учаю по те-ебе.
Он надеялся услышать в ответ такую же фразу, но Настя оставалась собой. Никаких нежностей на расстоянии, никаких банальных фраз.
– Мы скоро увидимся, – утвердительно сказала она.
Волк не стал спрашивать, уточнять. Тем более что в телефоне что-то пищало, кто-то усиленно дозванивался по второй линии. Волк машинально принял вызов и тут же пожалел. Меньше всего он сейчас хотел услышать этого человека.
– Лёня, ну слава богу! Куда ты всё время пропадаешь? Ты в Москве? У меня к тебе миллион вопросов! Ты вообще с ума сошёл исчезать перед юбилеем? Тут все на ушах стоят! А ещё мне какие-то менты звонят, в следственный комитет вызывают по твоему делу!
Жека тараторил, пытаясь выдать все новости и проблемы, пока Волк ещё куда-нибудь не исчез. Леонид Витальевич с мрачным выражением лица его слушал, ожидая, пока словесный поток иссякнет, и с трудом сдерживая тошноту. От одной мысли, что именно с Жеки всё началось, его неуёмное стремление поиметь всё, что движется, погубило хорошую девочку, Волка начинало мутить.
– Я приеду к тебе, Лёнь? Или ты давай в офис? Тут надо срочно кое-что решить! Во-первых, у нас проблема с билетами.
– Ка-акая?
Он уже не считал нужным скрывать от директора заикание. К чёртовой матери, теперь это не имеет никакого значения.
– Они не продаются, Лёнь! Вообще! Мы продали от силы три ряда. Ну хорошо, ещё два ряда будет приглашённых, а дальше что? У нас пустой зал! Я тебе говорил, нужно молодёжь приглашать? На молодых артистов пойдут! Нет, ты упёрся в сольный концерт!
– Не в со-ольный, я Ки-игеля при-игласил. И За-айцеву. И…
– Лёня, это всё старая гвардия! Она не продаётся! Нужны новые имена!
– Это мо-ои ко-оллеги. С ко-оторыми я жи-изнь про-ошагал. А тво-ои но-овые име-ена за-автра за-абудут.
– А что у тебя с голосом? – вдруг осёкся Жека. – Ты заикаешься. Ты там что, пьяный, что ли? С утра?
– Не тво-оё де-ело.
– Не моё? Ни хрена себе, не моё! У нас концерт на носу, билеты не проданы, и артист то ли в загуле, то ли в запое! И это не моё дело? Лёня, нужно срочно проплачивать рекламу, тебе надо дать несколько интервью, засветиться на телевидении. Давай поднимать все старые связи. Иначе мы провалим концерт!
– Да успо-окойся ты, – устало пробормотал Волк. – Не бу-удет ника-акого ко-онцерта. Отме-еняй всё.
– Нет, ты точно пьяный! Лёня, аренда заплачена! Афиши расклеены! Все уже знают, что у тебя юбилей!
– К чё-орту юби-илей. Я ухо-ожу. Ты ме-ечтал на-айти се-ебе беспро-облемного мо-олодого а-артиста? Да-авай на-ачинай иска-ать. И ко-оллектив мо-можешь с со-обой за-абрать.
Леонид Витальевич кинул телефон на диван, не закончив разговора. У него не было никакого желания выслушивать, что он сошёл с ума, что они потеряют деньги, что он должен отпраздновать юбилей. Никому он ничего не должен. Нет, вот Маэстро должен – мячик кидать.
* * *
Её небольшой чемодан уже был собран. Натали едва его застегнула, за время, проведённое в Петербурге, она пополнила гардероб двумя чудесными кофточками, платьем и парой сапог. Вот сапоги как раз и не хотели влезать, но кое-как она утрамбовала вещи. Билет на самолёт купила через Интернет, выбрав вечерний рейс. Пора домой. Даша уже пять раз звонила, не иначе у этой дуры закончились деньги на хозяйство. Никогда она не умела экономить, вечно покупает лишнюю буханку хлеба, которая потом черствеет, или пуделя Лёнькиного балует. То он одно не ест, то второе, уже на шею всем сел и лапки свесил. А ведь она предупреждала Лёню, что не надо заводить собаку. Сам катается по гастролям, а тут корми, гуляй.
И вообще она соскучилась по Москве, ей изрядно надоел серый и угрюмый Петербург. Она сделала всё, что хотела. Выплеснула на бумагу то, что копилось в душе. Теперь осталось передать рукописи редактору.
Перепечатывать Натали не стала. Она не успевала, набор текста займёт ещё уйму времени, а журнал торопил. К тому же, перепечатывая, придётся снова пережить написанное, а Натали не испытывала никакого желания второй раз окунаться в прошлое. Она решила отдать всё как есть. Пусть Марина сама разбирается, что печатать, а что оставить за скобками. Три толстенные тетради, исписанные убористым почерком, лежали на дне сумки от «Гуччи».
Натали вышла на улицу. Можно было взять такси, на парковке гостиницы выстроились в ряд роскошные «мерседесы» с приветливо улыбающимися водителями. Но она решила пройтись пешком. До редакции недалеко, и погода хорошая, по крайней мере с неба ничего не льётся и не падает, изредка даже солнце появляется.
Она дошла до Адмиралтейской набережной, думая о каких-то глупостях: о том, что по возвращении в Москву нужно отдать пальто в химчистку, а лучше просто выбросить, у неё есть два новых. А может быть, пора доставать шубы? Надо попросить Дашу вытащить из кофров все её зимние вещи и привести их в порядок. И обязательно сходить к косметологу, переживания последних недель уже сказались на её внешности: и тон лица какой-то несвежий, и возле рта справа морщинка намечается.
Дойдя до парапета, остановилась. Почему-то вдруг вспомнилась их первая с Лёней поездка в Петербург. Они вот так же гуляли здесь поздно вечером, смотрели на проходящие по Неве корабли, любовались ночным городом. Он посадил Натали на парапет, а сам стоял рядом, крепко держа её за талию. Они целовались как ненормальные. Кто-то из случайных прохожих сделал им замечание, не узнав Волка в темноте, но они не обратили никакого внимания. Всего остального мира для них просто не существовало.
Как давно это было. И было ли? Натали стояла и смотрела на воду. Говорят, вода уносит печали. Лёня рассказывал, что в детстве и юности, когда на душе становилось паршиво, он уходил к морю. Зимой или летом – не важно, находил безлюдное местечко на пляже, садился на камни и наблюдал за играющими волнами. Ему помогало. И он с горечью добавлял, что в Москве пойти со своими печалями некуда. Москва-река его почему-то не устраивала. Чёртов сочинец, он так и остался привязан к этому странному, вечно сырому городу.
Нева была для Натали такой же чужой, как и Чёрное море, но она продолжала стоять и смотреть на блики солнца в бегущей воде. И вдруг заметила, что метрах в ста от неё стоит девушка в красном плаще с разметавшимися льняными волосами и точно так же смотрит на воду. Молодая совсем, стройная. Натали ей невольно позавидовала. Она вот уже не решилась бы надеть приталенный плащ такого вызывающего цвета. И ботфорты на огромном каблуке. Впрочем, какая разница, молодая или не очень, в красном плаще или чёрном пальто. И той и другой грустно, обе пришли к воде рассказать про свои печали. И можно не сомневаться, что девушка тоже грустит из-за мужчины.
Натали вдруг сделала то, чего твёрдо решила не делать, – достала телефон и набрала Лёню. Как ни странно, пошли гудки. Его светлость соблаговолила включить мобильник?
– Здра-авствуй, На-атали.
Да что ж у него с голосом? Сколько Натали его помнила, никогда он не растягивал гласные, не спотыкался на каждом слове ни сонным, ни пьяным.
– Здравствуй, Лёня. Знаешь, где я сейчас стою? На Адмиралтейской набережной.
Хорошее начало разговора, если учесть, сколько они не общались. Но Натали сказала первое, что пришло в голову.
– Помнишь, как мы с тобой здесь когда-то гуляли вместе?