Время Волка - Волкодав Юлия

Annotation

В жизни певца Леонида Волка всё давно устоялось, год расписан на концерты и гастроли, корпоративы и «огоньки». Но одно событие вдруг выбивает его из привычной колеи и заставляет вспомнить и переосмыслить всю долгую жизнь – от детства в послевоенном Сочи до выступлений в кабульских госпиталях. Он всегда играл навязанную роль советского певца, но сможет ли в итоге выбрать себя?

Цикл Ю. Волкодав «Триумвират советской песни. Легенды» – о звездах советской эстрады. Три артиста, три легенды. Жизнь каждого вместила историю страны в 20 веке. Они озвучили эпоху, в которой жили. Но кто-то пел о Ленине и партии, а кто-то о любви. Одному рукоплескали стадионы и присылали приглашения лучшие оперные театры мира. Второй воспел все главные события нашей страны. Третьего считали чуть ли не крёстным отцом эстрады. Но все они были просто людьми. Со своими бедами и проблемами. Со своими историями, о которых можно писать книги.

Юлия Волкодав

Юлия Волкодав

Время Волка

© Юлия Волкодав, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Все герои вымышлены, все совпадения случайны

– Докладывайте, лейтенант Ольховский.

Старший следователь Михайлюк привалился к стене, скрестив руки на груди и глядя на молодого коллегу без особой надежды на внятный доклад. Но Ольховский, даром что от волнения покраснел, зачастил на редкость бойко.

– Вызов поступил на пульт дежурного в двадцать два ноль семь. В двадцать два двадцать мы уже были на месте происшествия. По прибытии обнаружили труп женщины. Русская, волосы рыжие, рост…

– Дальше! – перебил его следователь. – Я и так вижу, что она рыжая.

Разговор происходил на кухне, посреди которой лежал уже обведённый мелом труп рыжеволосой женщины в луже крови.

– Мы установили личность убитой. Елизавета Петрашевская, двадцать пять лет, не москвичка. Приехала в Москву предположительно три месяца назад из Сызрани. Квартиру снимала.

– Ближе к делу, – снова перебил Михайлюк.

– Проникающее ножевое ранение в область живота. На месте преступления был задержан мужчина шестидесяти четырёх лет, русский, худощавого телосложения, глаза серые, волосы пепельные, одет…

Старший следователь досадливо поморщился от ненужных подробностей, и лейтенант Ольховский спешно подсократил рассказ:

– Подозреваемый предположительно находился с убитой в сексуальной связи.

– Чего? – рявкнул на него следователь. – Ты совсем охренел, Ольховский? Ему шестьдесят четыре, ей двадцать пять. Какая сексуальная связь?! Сосед по пьяни зарезал! Или отец – на бутылку деньги вымогал. Личность подозреваемого установлена?

– Установлена, – пролепетал лейтенант. – Я ж потому и говорю… Подозреваемый – Волк Леонид Витальевич.

– Кто?! Это который поёт, что ли?

– Ну да. Народный артист Леонид Волк. Когда мы приехали, он сидел вот тут, на табуретке, с ножом в руках. Взяли, так сказать, с поличным.

Михайлюк потряс головой. Бред какой-то. Леонида Волка он отлично знал. Да кто его не знает? Как какой праздник, так он из каждого телевизора поёт. Михайлюку самому скоро полтинник, но ему казалось, что и его детство прошло под песни Волка. Один раз Михайлюк его даже живьём видел, ему тогда на службе выдали приглашение на торжественный концерт ко Дню милиции в Кремле, и они с женой ходили. Волк три песни спел, кажется, одна душевная такая, про милицейские будни. В общем, образ всегда улыбающегося, обаятельного певца в белой рубашке, смокинге и бабочке совершенно не вязался с типовой девятиэтажкой в Бутово, где они сейчас находились. С этой тесной кухней, на полу которой был распростёрт труп вполне заурядной девицы. С алкоголиками в пропахшем кошками подъезде и лифтом с сожжёнными кнопками. Словом, Михайлюка раздирали такие противоречия, что он рявкнул на сержанта громче, чем хотелось бы:

– И где твой подозреваемый?

– В комнате. Его Иваненко допрашивает.

Второй оперативник – ещё моложе и, по мнению Михайлюка, ещё бестолковее – действительно пытался допрашивать подозреваемого. И подозреваемым действительно был Волк. Не узнать его было невозможно. Даже тут, в декорациях, весьма далёких от сценических, он стоял в шёлковой, с иголочки, рубашке и брюках с безупречными стрелками. Вот только и рубашка, и брюки были перепачканы кровью, а на лице народного артиста не осталось и следа обычного благодушия.

Он затравленно озирался по сторонам и безуспешно пытался закурить, но никак не мог совладать с зажигалкой.

– Так вы говорите, что приехали сюда после концерта? – допытывался Иваненко.

– Да. – Певец снова щёлкнул зажигалкой. – У меня был сольный концерт в Доме музыки. Светлановский зал, ни одного свободного места.

У него заметно тряслись руки, видимо, от волнения. Михайлюк подошёл и молча протянул коробок спичек.

– Спасибо. – Волк посмотрел на него с благодарностью, поджёг сигарету, затянулся.

– Продолжайте, продолжайте, – кивнул Михайлюк оперативнику.

Но Иваненко присутствие старшего по званию сбило с нужной волны, и он задал абсолютно глупый вопрос:

– А это кто-нибудь может подтвердить?

Волк подавился дымом, закашлялся.

– Чёрт, я вообще-то не курю. Молодой человек, в Светлановском зале тысяча семьсот мест. Подсчитайте, сколько людей меня там видели. И слышали.

– Ну хорошо, а что было потом?

– Потом я поехал сюда.

– Зачем?

Волк медленно затянулся, медленно выдохнул дым в открытую форточку. Его потряхивало, было заметно, что ему стóит больших усилий держать себя в руках и отвечать спокойно.

– Видите ли, – наконец проговорил он, – нас с Лизой связывали деловые отношения.

На слове «Лиза» он совсем побледнел, перевёл взгляд на свою рубашку и теперь сосредоточенно рассматривал её, будто только сейчас увидел, что в крови с головы до ног. И осознал, в чьей именно крови.

– Дальше, – потребовал оперативник. – Вы приехали, и что было дальше?

– Дверь оказалась открытой. Я вошёл, позвал её, она не отзывалась. Прошёл на кухню, и тут она… На полу…

– Вас застали с ножом в руке.

– Я думал, она ещё жива! Я хотел ей помочь и вытащил нож. Вы… Вы мне не верите? – вдруг осёкся певец. – Вы считаете, что это я…

Он вдруг поморщился и потёр левую половину груди. Михайлюк решил вмешаться. Всё-таки заслуженный человек, да и в возрасте, не стоит с ним так.

– Леонид Витальевич, мы ничего не считаем, – мягко проговорил он, беря Волка под локоть. – Но вам нужно будет проехать с нами в отделение. До выяснения, так сказать.

– Что тут выяснять! Ох, ты ж… Здесь где-то моя борсетка была. Ваши ребята её забрали. Там таблетки, от сердца, могу я…

– Конечно, конечно, Леонид Витальевич. Сейчас вернём вам ваши таблетки. Пройдёмте в машину.

* * *

– Вы с ума сошли? Я не буду ничего подписывать!

Только теперь, после почти часа долгих разговоров и кружения вокруг да около, Волк понял, чего от него добивается следователь. И пришел в ужас, так что едва успокоившееся сердце опять словно холодной рукой стиснуло.

– Я не убивал Лизу!

– Леонид Витальевич, давайте не горячиться. – Михайлюк старался говорить спокойно, медленно, чтобы смысл его слов доходил до взволнованного артиста, сидящего напротив в комнате для допросов. – Обстоятельства против вас. Ваши отпечатки найдены не только на ноже, что и так понятно, вы держали его в руках, когда приехала опергруппа. Ваши отпечатки по всей квартире. На выключателях, на столе, даже на чашке. Вы что, увидев убитую подругу, решили выпить чаю?

– Я не-не…

Леонид Витальевич осёкся. По спине побежал холодок, рука машинально потянулась расстёгивать воротник. Неужели опять? Нет, не может быть. Это просто невозможно через столько-то лет. Он замолчал, не закончив фразы, тем более что Михайлюк его и не слушал.