Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам
— Как поживаешь, толстый Гуго? — спросила Сперо, стараясь говорить ритмично, чтобы Гуго мог поймать размер и ответить, как ему предстояло отвечать детям в аквапарке.
— Привет-привет, не жизнь, а мука,— бархатным баритоном откликнулся Гуго, и в его огромных влажных глазах-телевизорах промелькнула невыразимая печаль.
Сперо тотчас пожалела, что назвала его толстым, хотя была уверена — для гиппопотама в этом ничего обидного нет.
Теперь она знала, кто написал записки на коре. Вернее, сочинил. А вот написать их своими похожими на тумбы конечностями Г уго как раз и не смог бы. Какаду Серж тоже не очень подходил для такой роли — его клюв годился разве что разгрызать орехи. Значит, это сделал кто-то другой...
И он, похоже, уже выползал на поляну.
Сказать про него «выполз» было нельзя — процесс так и не дошел до конца. Постепенно затухая, он прекратился примерно на середине.
Сперо увидела толстую и чрезвычайно длинную змею, в которой было что-то военное: шестигранные чешуйки ее кожи казались ультра-прочной броней, покрытой маскировочными узорами. По какой-то давней привычке змея носила пустынный камуфляж. Половина ее тела осталась в кустах — видимо, для того, чтобы змея могла скрыться в них одним резким движением, если дела на поляне пойдут не слишком хорошо. Просто воплощение зла.
Сперо нахмурилась.
Это было существо из несколько другого цикла существования — его присутствие в Лесу казалось странным и даже неуместным. Но она тут же поняла, кто перед ней, и вздохнула.
Гипнопитон Бату не случайно показался Сперо воплощением зла — он им и являлся. Причем это было зло с долгой и замысловатой предысторией, словно бутылка выдержанного вина, много раз переходившая из одной коллекции в другую. Присутствие Бату в Лесу объяснялось просто — его готовили для пространства возмездия, где все охотились на всех. Будущая работа Бату заключалась в том, чтобы делать тамошних жителей максимально несчастными. Ему следовало знать, как выглядят счастливые миры, чтобы терзать их описанием обитателей преисподней. Это было самое жуткое из известных Сперо измерений — будь ее воля, она вообще исключила бы его из области доступного. Но его очень ценили великие воины — они оттачивали там навыки экстремальной охоты. Бату вполне мог стать их жертвой.
Он рос в Лесу, потому что тоже относился к числу умных зверей. Но это был ум особого свойства, не похожий на тот, которым обладали Гуго или Серж. Возможно, Бату чем-то походил на Агенду — какой та могла бы стать, если бы три ее головы слились в одну, прониклись влиянием особо мрачной луны, перестали выть и занялись делом. Но пока что детство Бату еще не кончилось. Его страшный дух дремал, и он мог жить в Эдеме — все знали, что здесь тоже должны быть свои змеи.
Бату был коварен с младенчества. Он умел создавать западни и затаскивать в них жертв.
Он и сам, собственно, был одной длинной западней. И кое-кто на поляне уже в нее попал, догадалась Сперо.
Тело Бату так и оставалось в кустах, но недалеко от его головы из листьев высунулся кончик хвоста, словно Бату делал вид, что их двое (охотника, кстати, он мог бы без труда в этом убедить). Сперо увидела на кончике его хвоста вымазанную глиной кисточку — эта анатомическая деталь позволяла Бату заметать следы.
Теперь все стало ясно. Ну или почти все...
— Зачем? — спросила она, глядя Бату в глаза.
— А почему ты со мной не поздоровалась, женщина с палкой? — спросил Бату глухим тихим голосом. — Может, ты не хочешь, чтобы я здравствовал? Тогда не проси у меня яблок, хо-хо...
— У тебя нет никаких яблок, — сказала Сперо.— У тебя есть только черные мысли, Бату. Из-за них твоя шкура скоро пойдет на абажур какого-нибудь очень похожего на тебя любителя охоты.
— Может быть, мы сами успеем кого-нибудь пустить на абажур, — сказал Бату.
— Угу, — вздохнула Сперо. — Я вижу, ты уже начал. Что ты делаешь в этом секторе Леса? Ты охотишься?
— Нет,— сказал Бату, тщательно выбирая слова. — Нет, я не охочусь. Я провожу время со своими друзьями. У меня ведь могут быть друзья, пока мою кожу еще не пустили на абажур?
Сперо посмотрела ему в глаза, и Бату наморщился, словно от боли.
— У меня должна быть возможность защищать свой ум,— сказал он.— Иначе выходит просто подло. Абажуры достаются вам слишком дешево... В этом нет никакого свершения, никакой красоты...
Серж, Гуго и Агенда слушали разговор с напряженным недоумением — они, похоже, не понимали, о каких абажурах речь.
Сперо повернулась к ним.
— Я уже знаю, что здесь произошло, — сказала она.— Знаю все или почти все. Сейчас я вам это расскажу, а если я ошибусь, вы меня поправите. Остальное вы объясните сами. Только не врать и не юлить. Хорошо?
Она посмотрела на Гуго.
— Мы никогда не врем и не юлим,— с достоинством ответил тот, — Всю правду без утайки говорим.
— Отлично, — кивнула Сперо. — Итак, у нашего друга Гуго начался экзистенциальный кризис. Он перестал понимать, зачем он живет и как ему жить дальше. Ему стало казаться, что его жизнь — жестокая и бессмысленная шутка. Наслушавшись его горьких стишков, то же почувствовал Серж и даже временно свободные от революционной работы головы Агенды. И никто в Лесу не смог вас переубедить. Так?
— Так,—подтвердил Серж.
— Потом из леса приполз Бату. Он объяснил вам одну вещь, которую знает, как профессиональный охотник. Система надзора за этим миром контролирует не пространственные границы и не материальные события. Она следит за всплесками эмоций, замечая в первую очередь страдание и боль. Поэтому, сказал ваш друг Бату, если вы хотите, чтобы высшие небесные власти обратили на вас внимание, выслушали вас и выполнили ваши требования, вы должны создать фонтан сильного страха. Это будет, сказал он, как дым костра, видный из крепости на горе. Верно?
— Верно,— ответил Серж.— Он сказал, что великие древние владыки делали так во все времена, и тогда боги спускались к ним поговорить. Но он обещал, что в нашем случае это будет дым без огня. Страх будет просто страхом.
В нем не будет боли... И мы не совершим никакого преступления.
Сперо кивнула.
— Бату умен, — сказала она. — Он знает, как строить ловушки и избегать ответственности.
Он сумел убедить нескольких золоторунных овечек, влюбленных в Гуго за его стишки, стать приманкой. Он предупредил их, что им придется испытать сильный страх, и они согласились на это ради Гуго. Тогда он запер их в пещере и велел не шевелиться. Потому что, сказал он, в пещере живет гадюка, которая действительно может укусить...
— Он говорил, гадюки не будет,— ответила одна из голов Агенды.— Их надо было просто напугать...
