Бен Элтон - Два брата
— Ладно, ладно, — ответила Фрида.
— Ты не отмахивайся, а сосредоточься. Мы не сможем обратиться за въездной визой, пока не подтвердим, что есть человек, готовый нас принять.
— Работы по горло, Паули. У меня же пациенты.
— Больных детей полно и в Англии, и в Австралии. Найдешь о ком тревожиться.
— Тех детей не исторгли из общества. У моих пациентов больше никого нет. Я им нужна.
— Ты нужна нам, мама. Надо отыскать того, кто поможет нам уехать. Много не просим. Оттси будет здесь, пока мы не устроимся, дед с бабушкой не поедут, так что нас всего трое. Ты врач, мам. Это огромный плюс. Я молодой и здоровый, через год закончу школу — в лепешку расшибусь, чтоб закончить отличником. Мы ценные кандидаты…
Как всегда, в этом месте безысходной дискуссии Пауль угас. У них была обуза. Жалкая, искалеченная. Все трое понимали, что даже у здорового Вольфганга шансы убедить кого-либо в своей способности выполнять «полезную работу» были невелики, а сейчас зашкаливали за ноль.
Вольфганг рассмеялся, сглаживая неловкую ситуацию:
— Ничего, посуда для мытья всегда найдется. А что, многие музыканты так и зарабатывают на жизнь.
— Конечно, пап, правильно. Все будет хорошо.
— Ну, пока ты ищешь нам пристанище, а мама пытается единолично оздоровить всех еврейских детей в Берлине, я отбываю в отпуск! — объявил Вольфганг, наигрывая веселость.
Вот этого Фрида уж никак не ожидала.
— В отпуск? Объясни, будь любезен.
— В короткий отпуск. На праздник души.
— Вольф, у меня нет времени на игры. — Фрида досадливо улыбнулась. — Какой еще праздник? Куда ты собрался?
— На край земли и за предел сознания.
— Вольф! Мне недосуг!
— В умы гениев и потаенные уголки собственной души. — Вольфганг уже смеялся.
— Все, хватит! — разозлилась Фрида. — Больше не слушаю. Извини, меня ждут рахит и детское недоедание.
— Ну хорошо, хорошо! — Вольфганг достал из кармана газету и подал Фриде: — Я еду в Мюнхен на выставку «Дегенеративное искусство». Там будут произведения, которые должны вызывать ненависть. Невероятно. Все мои любимые художники — Кирхнер, Бекман[69] и, конечно, Гросс. Какие имена: Матисс, Пикассо, даже Ван Гог! Уму непостижимо! Все на одной выставке! Бесплатной. Осталось найти деньги на проезд до Мюнхена.
Фрида прочла заметку.
— Я уж думала, им меня ничем не удивить.
— Но они все удивляют и удивляют, правда? — подхватил Вольфганг. — На сей раз — слава богу, черт бы их взял! Нет, просто не верится. В Германии они прошерстили каждый музей и каждую галерею. И так несгибаемы в своем мещанстве — выставляют лучшие на планете произведения искусства и рассчитывают, что их обсмеют.
— Поразительно. — Фрида просмотрела список экспонатов и покачала головой: — Всех скопом, без разбору. Тут сказано, все эти художники — еврейские большевики, но ведь многие вовсе не евреи и даже не коммунисты.
— Читай дальше. Оказывается, вождь решил, что даже нееврей может по-еврейски малевать. Стало быть, декадентское искусство родилось под нашим влиянием. Я бы сказал, этим стоит гордиться, да боюсь прогневить Паули. Пусть я жидовский коммунист, кубист или экспрессионист, но я хочу посмотреть эту выставку! Спасибо герру Геббельсу за возможность, как он выразился, «переполниться отвращением к тлетворному еврейскому духу, некогда проникшему в германскую культуру».
— Думаешь, это разумно, Вольф? — забеспокоилась Фрида. — А если они поймут, что ты приехал не поносить, а восхищаться, да еще узнают, что ты еврей?
— Я ж там буду не один такой, — с непоколебимой уверенностью ответил Вольфганг.
И оказался прав.
На следующей неделе ночным поездом Вольфганг выехал в Мюнхен, втиснувшись в вагон третьего класса, набитый шумной солдатней, которую передислоцировали на австрийскую границу.
Подпрыгивая на жесткой лавке, где качка отзывалась острой болью в ребрах, он думал о Катарине. Когда-то этим же поездом она ехала из Берлина в Мюнхен на премьеру Брехта. Как и он сейчас, сквозь тьму устремилась за духовным бальзамом. Семнадцать лет назад, в другой стране.
Ранним утром прибыв на место, в вокзальном туалете Вольфганг ополоснулся, в кафе выпил чашку кофе и пошагал на выставку. Она размещалась в бывшем Институте археологии, закрытом нацистами. В нем не было нужды. Учредив собственную тысячелетнюю цивилизацию, они не видели смысла в изучении прежних.
Хорошо, что Вольфганг приехал рано, ибо выставка, как он и предвидел, вызвала ажиотаж. Тысячи людей ухватились за шанс хорошенько переполниться отвращением к декадентскому искусству — еще не было семи, а очередь уже обвивала здание. Невероятно, что нацисты как будто не понимали очевидного: почти все, томившиеся в очереди, приехали полюбоваться и не собираются негодовать. Ни одной коричневой рубашки, ни одного партийного значка. Не было полицейских. Ни единого. Вероятно, тем летом выставка «Дегенеративное искусство» оказалась единственным в Германии публичным мероприятием без единого человека в нацистской форме. Если б гестапо пожелало выудить остатки свободомыслия, подумал Вольфганг, понадобилось бы лишь арестовать всех посетителей мюнхенской выставки, разрекламированной самими нацистами.
Экспозиция размещалась на втором этаже, куда вела узкая черная лестница, позволявшая взбираться лишь гуськом. Вольфганг сделал вывод, что организаторы никак не ожидали наплыва посетителей. Цель была одна — создать повод для издевки над «дегенеративным искусством», инспирированным евреями. Дать возможность зажравшимся бюргерам поглумиться над экспонатом-другим, которые ежедневно осмеивали газеты.
Организаторы умышленно испохабили выставку: картины в несоразмерных рамах висели то слишком кучно, то криво, то в углах. В тесном помещении было душно, но Вольфганг твердо решил насладиться каждым экспонатом. Мысленно отделившись от толпы, он подолгу замирал у каждой картины, не обращая внимания на толчею.
Повсюду висели таблички, в которых организаторы выставки расписывались перед начальством в своей неизменной ненависти к дегенератам.
Безумие как художественный метод!
Немецкий крестьянин глазами еврея!
Кретины и шлюхи — идеал дегенератов.
Природа в восприятии воспаленного мозга!
Вольфганг пиршествовал. Купался. На выставке пробыл до закрытия и ушел последним.
Это был его праздник. За один день он объехал весь мир и пересек вселенную фантазии.
Прежде чем уйти.
