Эрих Кош - Избранное
Или в лучшем случае:
— Так, одна жалость. Только что не зря сети в море купал.
Поймав конец, приезжий накидывал его на кнехт. Мальчик, едва дождавшись, когда его отпустят с миром, бежал домой, а он однообразным круговым движением свивал брошенный ему конец сети и укладывал ее конусообразной горкой. Тем временем старик в трех шагах от него вытаскивал, словно кишки, из утробы баркаса другой конец сети, выбирал из нее рыбу и раскладывал на носу.
Было ее тут множество, различных видов, каких он никогда прежде не видывал, — серебристой, синей со стальным отливом, зеленой, желтой и красной, тонкой и длинной, как игла, широкой и плоской, как лист. Ощерившейся и колючей, надутой, с выпученными, словно для устрашения, глазами, извивающейся, подобно змее, пятнистой, точно саламандра, и усатой, словно старый дед. Уснувшей, с остекленевшими глазами, и живой, бившейся на досках лодки, хватая ртом душивший ее и обжигавший жабры воздух. Дохлую рыбу облепляли осы, а на берегу, навострив сторожко уши, сидели две кошки, ожидая, когда старик бросит им подачку.
Потянул ветерок. Сняв шляпу, старик позволил ему играть своими легкими, разлетающимися волосами. Село просыпалось. Запели петухи, заквохтали, закудахтали куры; неумытые со сна ребятишки стремглав летели к морю. Под утренним ветром пробуждались деревья, потягивались ветками, отряхивали листья. Поденщики в составе пяти человек с мотыгами наизготове отправлялись на работу. Вытаскивая рыбу из сетей, старик говорил сам с собой:
— Ишь, ненасытная! В сеть попала, а все норовит других пожрать. А эта что наделала, не понимает, станет удирать да вырываться — еще больше запутается.
И только когда рыба была вся выбрана и переложена в сундучок деда Томы, на берегу показывался Капитан в рубахе с офицерскими погонами, в капитанской фуражке, низко надвинутой на лоб.
— Доброе утро! Как рыбка была? — кричал еще издали Капитан, помахав им рукой, не дожидаясь ответа, погружался в лодку и под тарахтенье мотора в клубах дыма отбывал за своими сетями. Возвращался он, когда сети деда Томы, растянутые на шестах, уже сохли на солнце, и, ворвавшись в залив, соскакивал с носа своего баркаса на берег, оглядывая его из-под козырька приставленной к фуражке ладони с победным видом завоевателя, принявшего новые земли под флаг своего корабля.
Выбрав из сетей отборных рыбин, он уносил их домой, держа за жабры и предоставив ребятишкам ставить лодку на прикол, вытряхивать рыбу из сетей и вытаскивать сети на песок. Мотор он с лодки не снимал и оставлял непокрытым, а нерастянутые сети мокрой грудой бросал на берегу.
— Не беспокойся, сойдет и так, — отклонял он предложение приезжего подсобить ему. — Ничего им не сделается. Все равно они дольше меня проживут. Я из мяса, и при этом нежного, а мотор из стали. Вон дед Тома как о своих сетях печется, чинит их, развешивает, а толк какой? Рыбы ловит не больше моего. Все это преходящее, господин. Пойдемте лучше выпьем.
И они поднимались к капитанскому дому. Здесь, в прохладе под балконом, они усаживались на шаткие скамейки, сбитые кое-как из ящиков с еще не стершимися надписями, припирая локтями каждый свой край стола, ибо только так хлипкое сооружение, державшееся на неодинаковых, разболтанных ножках, приобретало относительную устойчивость. Вокруг них, как на пристани, валялись ящики, ржавые детали изношенных моторов, непарные весла, огромный якорь и даже спасательный пояс, обнаживший сквозь прорехи истлевшего полотняного чехла свое пробковое нутро. Лишь нижний этаж был жилым в этом роскошном палаццо. Ржавые оконные петли едва удерживали ставни, обрывки старых сетей клочьями паутины трепетали под ветром на кольях. Служившая подносом тарелка, на которой женщина вынесла им ракию, пожелтевшая и растрескавшаяся, тоже была тронута порчей запустения и упадка. Разрозненные рюмки, разномастные блюдца и чашки говорили о том, что бесхозяйственность и беспорядок были главным законом, управляющим этим домом и создававшим ту необходимую атмосферу, в которой Капитан чувствовал себя уютно и непринужденно.
За несколько шагов, отделявших дом от пляжа, Капитан, увлеченный какими-то своими мыслями, совершенно забывал о приглашенном. И, погоняя криками жену, в бестолковой суетливости недорезанной курицы сновавшей вокруг них, казалось, начисто выкидывал из головы, что этот самый гость, приведенный им в дом, все еще сидит напротив него за столом.
— Эт-то! — наконец вспоминал о нем Капитан и, отворачиваясь, сплевывал на свои сухие пальцы.
— Простите? — отзывался гость, выведенный было из глубокой задумчивости, но теперь в задумчивость погружался в свою очередь Капитан.
— Вот так-то! — произносил Капитан, однако на этот раз приезжий ему не отвечал и, выпив кофе, начинал прощаться. Капитан его не удерживал и не провожал, с неприкрытым нетерпением ожидая, когда тот уйдет и он сможет без помех заняться одним дельцем, уже вырисовывавшимся в его сознании.
— Дом у вас великолепный, — в явном замешательстве произносил гость, считая невозможным уйти, не обменявшись с хозяином парой слов. — Надо только его подновить. И вам приятней будет жить, и для дела польза, потому что тогда его можно было бы сдавать иностранцам.
— Иностранцы! Здесь ими и не пахнет. И свои-то, кто только может, бегут из этой дыры. А для нас двоих и так сойдет. И вообще все это временное, вот решится мой вопрос — и я опять выйду в море.
Они прощались, и приезжий, обретя свободу, отправлялся к укромным бухтам, заливам и потаенным пляжам.
— Увидимся! Тогда и поговорим! — кричал ему вдогонку Капитан.
С противоположной стороны залива в черной лодке и, как обычно, в самый неурочный час отваливал на веслах третий рыбак, забирая вправо, к скалам, куда другие рыбаки никогда не ходили. Море у берега заволновалось и вспенилось под налетевшим бризом, и сверху, со склона, казалось, что скала, давшая имя заливу, сдвинулась с места и медленно поползла по волнам.
XIV— Разные сети бывают, — рассуждал старый Тома, пока они растягивали сети для просушки на рогатках кольев. Сегодня ему более обычного повезло с уловом, и он был благодушен и разговорчив. — День на день, конечно, не приходится, но опять же если взять на круг, то за год получается прилично. И сами рыбой обеспечены, и для продажи всегда что-то выкроишь. А если еще, как сегодня, омар попадется, и совсем недурно. По мне, уж лучше так, чем просиживать все дни напролет за выпивкой.
Покончив с одной сетью, они принесли другую и принялись растягивать ее на жердях.
— Этот невод называется кошельковым. Он широкий и длинный, а грузил в нем меньше, чем пробки, и потому он плавает в воде у самой поверхности. Этим неводом ловят голубую сельдь — кочующую рыбу. Надо только знать, когда и где его закидывать. Сейчас сельди самое время, но сегодня она обошла нас.
До войны у нас была тут рыбацкая задруга. И лодки были для ловли сардин, и сетей вдосталь. Лодки наши пропали в войну, сети растащили, а людей поубивало или разбросало по белу свету. И осталось нас только трое: нижний Митар, промышляющий динамитом, капитан Стеван, временный в этом деле человек, как и во всем другом, и вот еще я с моими напрасными, как сами видите, стараниями.
А небольшая сеть, которую мы развесили с вами первую, называется становой, по-нашему. Или еще стояком и постовым. Ставится она на дно, ближе к берегу, и — дай, господи, удачи! — загребает все, что в ней запутается. С ней всего меньше хлопот, но, чтобы ее поставить, в лодке должно быть двое: пока один распутывает и выметывает, второй должен грести. Летом я с собой мальчонку беру, а зимой, когда школа начинается и погода плохая, кого удастся заманить.
Покончив с делом, они уселись под каменной оградой в тени громадного тута. Ряды темно-серых сетей, забором растянутых перед ними, загораживали от них вид на море. Колыхавшееся марево поднималось от прогретой земли, сорвавшись с ветки, время от времени на песок падала спелая тутовая ягода, а дерево, как улей, гудело от пчел и ос.
— Настоящий лов — это лов с тралами, которые траулер тянет за собой, — продолжал старик, нацепляя для починки сеть на крючья в ограде. — Для него нужно много рук, крепкие сети и настоящее судно. Чтобы тащить трал за собой, судно должно иметь сильный мотор. Для лова сардин требуется освещение и несколько лодок — окружить косяк. Чтобы промышлять тунца надо человек двадцать здоровых парней — выбирать становой невод из моря, а в нашем селе некому и от сирокко лодки спасать. Мои труды, господин, — корпение кустаря-одиночки в сравнении с фабричным производством. Сколько времени и сил только починка сетей отнимает! Куда выгоднее окапывать маслины. Да что поделаешь. Мне теперь податься некуда, а в этом деле с головой погряз и в сетях запутался.
Приступая к починке, старик вооружился очками в железной оправе. И, сгорбившись на табуретке с подостланной для мягкости овечьей шкурой, вдруг из морского волка, бороздящего просторы моря, или грузчика, играючи переносящего тяжелые вьюки сетей, превратился в древнего деда. В Хроноса, подобно минутам во времени, отсчитывающего в переплетении сетей ячейки и петли. С размеренной монотонностью двигались его руки и, казалось, плели пряжу вечности. В одной его руке — ножницы судьбы, перерезающие нити жизни, в другой — иголка с ниткой, соединяющая их, как и положено созидающему и разрушающему времени.
