Дэнни Уоллес - Человек-да
справа от центра, и это была фантастика. Сара стояла слева от центра, но все равно было здорово.
— Охотно верю, — сказал я, будто бы представив в уме план рассадки. Свое пиво я выпил и теперь ждал,
когда Пол допьет свое. Мне совершенно не хотелось угощать его в очередной раз, еще глубже увязая в долгах.
— А потом я увидел ее еще раз, в Норидже, в ходе того же турне. И тогда народу пришло еще больше...
Господи, умоляю, пусть он замолчит. Лучше уж пусть болтает о бордер-терьерах. О чем угодно, только не об
этом.
— ...кстати, в конце выступления я первый начал ап-лодировать стоя, весь зал поднял на ноги. Так что, если
увидишь ее на Би-би-си, скажи ей: «Я знаком с человеком, который первым начал аплодировать тебе стоя в
Норидже в девяносто седьмом году», — и посмотри, как она отреагирует!
— Непременно, — пообещал я, вертя в руках свой бокал. Совершенно пустой.
— Скажи! Обязательно! Она будет в восторге. Да, как я уже говорил, в начале следующего года она
отправляется на гастроли...
Я набрался терпения.
— Послушай, Дэнни, раз ты у нас работаешь на Би-би-си, ты же можешь взять у нее автограф для меня.
Я невыразительно посмотрел на него.
— Ведь можешь, да?
— Если случайно увижу ее, — сказал я.
— А ты ей факс пошли.
Интересно, какого содержания? «Дорогая Сара, Би-би-си желала бы получить ваш автограф» ?
— Ты сделаешь это ради меня?
Я вздохнул.
— Да.
Пол глянул на часы.
— Ой, мне пора... иду в кино.
— В кино? — живо переспросил я, радуясь, что Пол наконец-то заговорил о другом, и в то же время,
несмотря на его занудство, стремясь продлить нашу встречу. Мне не хотелось прямо сейчас оставаться одному.
— Да, — подтвердил Пол. — Извини, не могу тебя пригласить, не я доставал билеты. Понимаешь, это нечто
вроде свидания.
Я кивнул, мысленно вздохнув от облегчения: слава Богу, мне не придется быть третьим лишним на чужом
свидании.
— Хорошая девушка?
— Надеюсь, — ответил Пол. — Знакомая моего друга.
Я уже собрался было рассказать ему про Кристен, но
осекся. Мне до сих пор не хотелось об этом вспоминать. Да и неуместно как-то. Ведь скоро приедет Лиззи...
— Что ж, удачи, — сказал я.
— Рад был повидаться. Это мой приятель Саймон устроил мне свидание. Он знает, что я неравнодушен к
рыженьким. Это моя слабость. А от друзей слабости не скроешь, верно?
Я был рад за Пола. И чувствовал себя немного виноватым. И что я с такой неохотой шел на встречу с ним?
Полагаю, в глубине души я считал, что делаю ему одолжение. Мне казалось, что он одинок. Ан нет, посмотрите
на него: он счастливчик, у него есть друзья, которые устраивают ему свидания; он не испытывает недостатка в
общении. Бог с ним, что он помешан на Саре Брайтмен. Не беда. Пол — отличный парень. И в жизни устроен
неплохо. Если уж на то пошло, он, вероятно, думает, что это он делает мне одолжение. Мне, человеку,
которому даже не о чем поговорить. Который расклеивает по городу объявления с просьбой «Позвоните мне! Я
— одинокий угрюмый оригинал, мечтающий о милой беседе с незнакомцами».
Пол надел куртку и, качая головой, сказал:
— Знаешь, хотел предложить... Завтра вечером я опять буду в Лондоне. Могу принести тебе тот компакт-
диск. Мы могли бы быстренько выпить по бокальчику. Зато не будешь сидеть здесь один-одинешенек.
Чувствуя себя отвратительно, я ответил с искренней благодарностью в голосе:
— Это было бы здорово.
И на том, боюсь, закончился, мой вечер развлечений. Вот вам и результат моих нещадных стараний
заглушить
свое горе. Нет, я обзвонил всех, кого можно. Звонил и Уэгу, и Натану, и Джоунси, и Бену, и Ричу. Даже
Коббетту. Но у каждого из них нашелся предлог для отказа. Каждому нужно было куда-то бежать, что-то
делать. Каждый мог с чистой совестью сказать «нет». Во мне вдруг проснулась зависть к этим
свободолюбивым ублюдкам.
Я поплелся к метро, еле передвигая ноги, спустился на станцию «Оксфорд-серкус». Через две остановки, в
Холборне, пассажиров попросили покинуть вагоны. Какая-то авария на линии. Что-то с электричеством. Нам
предложили добираться домой своим ходом или дождаться, когда к станции метро подадут специальные
автобусы.
В общем-то, довольно стандартная ситуация, но для меня она имела особый резонанс. Может быть, думал я,
это признак надежды. В конце концов, ведь с подобного случая все и началось. Может, это знамение. Может,
Майтрея подойдет ко мне. Может, я опять встречу в автобусе того человека. Может, это не просто так.
Вскоре стали подъезжать автобусы. Я огляделся, с надеждой в глазах всматриваясь в лица других таких же,
как и я, страдающих угрюмых пассажиров, но его не заметил. Поднялся наверх. Результат тот же. Ни одного
бородатого. Никого похожего на просветленное существо. Мужчин было много, но того, кто мне нужен, среди
них я не нашел.
Автобус ехал долго, часто делал остановки. К тому времени, как мы свернули на улицу, идущую параллельно
Роуман-роуд, от которой до моего дома добираться всего несколько минут, я остался в салоне один. Сидел
один-одинешенек на верхнем этаже автобуса, темной ночью, и смотрел в окно.
На перекрестке автобус затормозил. Я спустился вниз и спрыгнул на дорогу. Решил остаток пути пройти
пешком. Последние полчаса убедили меня во многом. Во-первых, я усвоил раз и навсегда, что я сам по себе.
Что Майтреи не существует. Что тот мой попутчик в автобусе был самый обычный человек. Что все это я
сделал сам. Нет никого великого промысла. Я сам отвечаю за свои поступки.
Я зашел в бар, где продавали спиртные напитки навынос, купил бутылку вина и пошел домой, с содроганием
думая, что сегодня вечером мне еще все-таки придется выяснить, сколько стоит авиабилет до Техаса.
Да, и не забыть отправить факс агенту Сары Брайт-мен.
В тот вечер я сделал себе ванну и долго, очень долго в ней лежал. Вылезать не хотелось. У меня было такое
чув-ство, что, пока я в ванне, мне ничто не угрожает. В ванной нет ни телефона, ни Интернета. Никакие
возможности, одолжения, просьбы не проникнут сквозь закрытую дверь. Я в теплом парном коконе. Увы,
теперь я уже был не тот Согласный, что в свою лучшую пору... Тогда у меня было время только на то, чтобы
принять душ. Я все время бежал из дому, стремился находиться по другую сторону двери, выискивая
возможности ответить на что-то согласием и хватая их обеими руками.
В ванную с собой я взял свой дневник. Хотел еще раз вспомнить все, что произошло со мной за последние
месяцы. Проанализировать свои поступки. Оценить их. Понять, стоят ли результаты моих усилий, ведь мне еще
целый месяц дакать. Способны ли они вдохновить меня на еще одну поездку на другой конец света. Я лениво
листал дневник, страницу за страницей, перечитывая записи, сделанные в июле, в августе, в сентябре.
Интересно, что скажет на это Иан в конце следующего месяца, в канун Нового года, когда мы будем сидеть с
ним вдвоем, только он и я, в том же самом пабе, где я поведал ему про своего попутчика в автобусе. Что он
подумает, когда я объясню ему, чем занимался в октябре... чему научился в ноябре...
Конечно, кое о чем он уже знал — про лотерею, про Амстердам, про мое незаслуженное повышение, про то,
что я стал уважаемым священником и никудышным изобретателем. Но многое ему еще было неизвестно. Про
мои новые впечатления — про людей, с которыми я познакомился, про места, которые я посетил. Про то, что я
сделал. Про мои изменившиеся привычки. Про те мои поступки, которые при обычных обстоятельствах я не
совершил бы ни за что. Иан знает меня хорошо, но и для него многое из этого станет сюрпризом. Как стало
сюр-призом для меня самого. Я вдруг почувствовал гордость за Иана. Он всегда был мне поддержкой и опорой.
Друг на все времена. Он столько знает обо мне хорошего и плохого, что давно мог бы проучить меня, но ведь
не проучил. Он по достоинству оценил мою затею. В общем-то, Пол был прав, когда сказал, что люди, которые
хорошо тебя знают, это те, кому известны твои слабости. Твои уязвимые места. Но ты веришь, что они не
используют их в своих интересах, не обманут тебя. Они не злоупотребляют твоим доверием, потому что ты им
не безразличен. Опасаться нужно чужих. Таких, как Джейсон, Людей, которые, обнаружив твои слабые места,
начинают специально давить на них — Бог знает зачем, — стремясь тебя уничтожить. Чужим доверять нельзя,
они коварны. Интересно, почему некоторые чужаки столь недоброжелательны?
