Майкл Каннингем - Избранные дни
Отея сказала:
— Это — великий воин. Я узнала о ней много лет назад.
— Это просто моя работа, — сказала Катарина.
— В каком смысле воин? — спросил Люк.
Надианка, пропустив вопрос мимо ушей, сказала Катарине:
— Оона напп э криа досса?
— Что? — спросил Люк.
— Я хотела узнать, сколько ей еще осталось, — объяснила Отея.
— Шесть недель. Или семь, — сказала Катарина.
— Ты что, беременна?
— Нет.
— Они не знают? — спросила Отея.
— Не знают чего? — не отставал Люк.
— Вы явно устали и проголодались, — сказала Отея. — Эмори, позаботься, пожалуйста, о гостях. А я действительно очень занята.
— Конечно позабочусь, — сказал Эмори.
Отея задержала взгляд на Катарине.
— Большая честь для меня, — сказала она.
— Для меня честь, — произнесла в ответ Катарина.
Эмори в окружении детей повел Саймона, Люка и Катарину через двор к дому. Дом был похож на реконструкцию здания середины двадцатого века — резные перила веранды, фронтон в точности как у Гранта Byда.[49] Амбар, по всей видимости, был подлинным — если не очень уж мастерской подделкой. А дом выглядел дешевым, ставни и оконные переплеты были просты и несколько великоваты. Создавалось впечатление, что дом задумали маленьким, а потом увеличили до нынешних размеров.
Позади дома выстроилась целая деревня белых надувных палаток разной степени изношенности, новых или просто чистых среди них не было. За куполообразными палатками увядал под жарким солнцем запущенный сад. Вся ферма целиком вполне могла бы оказаться летним стойбищем опустившихся, павших духом эскимосов.
На ходу Эмори непринужденно взял Саймона под локоть.
— Мне надо тебя кое о чем расспросить, — сказал Эмори.
Но Саймон сам хотел спрашивать, а не отвечать.
— У меня к вам тоже есть пара вопросов, — сказал он.
Люк с Катариной немного отстали от Саймона и Эмори.
— Что там она говорила про великого воина? — спросил Люк.
Катарина не отвечала.
Войдя в дом, Эмори сказал:
— Спальни наверху. По-моему, мальчика надо сейчас же уложить в постель.
— Ни за что, — сказал Люк.
— Люк.
— Я хочу есть. Умираю от голода. Мы все проголодались. У вас найдется чего-нибудь пожевать?
— Разумеется, — сказал Эмори и повел гостей на кухню.
Путь туда лежал через комнату, раньше служившую гостиной, а теперь переоборудованную под контору. Здесь стояли два письменных стола — один деревянный, другой из пластика, а у стены два просиженных кресла и застекленный шкафчик с коллекцией ярких безделушек. Саймон их узнал: «Чиа-пет» в форме барашка, коробочки из-под конфет PEZ, розовый пластиковый тюбик с Мистером Бабблом и резиновый лось Буллвинкль в полосатом банном халате девятнадцатого века.
Кухня была пятидесятилетней давности: атомные плита и холодильник, мойка со смесителем и кранами горячей и холодной воды. Весь этот набор можно было прямиком отправлять в экспозицию исторического музея.
— Усаживайтесь, — сказал Эмори, показывая на старенький стол, окруженный разномастными стульями. Он был покрыт скатертью с узором в виде танцующих синих чайников.
Саймон, Катарина и Люк сели за стол. Эмори поставил перед ними стаканы и кувшин с чем-то вроде чая. Достал из холодильника яйца и бекон.
— Сегодня у нас двадцатое, — сказал он. — Так что летим завтра.
С этими словами он разбил яйца в миску, положил на гриль кусочки бекона.
— А что это за новая планета? — спросил Люк.
— Мы называем ее Поманок.[50] Полет туда займет тридцать восемь лет. Многим из нас долететь не суждено.
— Поэтому-то вы берете детей.
— И поэтому тоже. Но ведь это наши дети, мы бы так и так их взяли.
Эмори вылил яйца на сковородку.
— Корабль я купил у свидетелей Иеговы. Они распродали весь свой флот, когда стало ясно, что спутниковое вещание накрылось.
— Что известно об этой планете? — спросил Саймон.
— Четвертая от своего солнца. Вдвое меньше Земли. Климат, по-видимому, умеренный, атмосфера почти наверняка пригодна для дыхания. О том, есть ли на ней жизнь, мы не знаем.
— А наихудший вариант?
— Планета может оказаться совершенно мертвой. Там может быть слишком жарко или слишком холодно. Диапазон приемлемых температур довольно узок Даже небольшое отклонение делает планету непригодной для жизни.
— Вот вы прилетите и увидите, что жить на планете невозможно…
— Там и останемся. Вернуться уже не получится.
— Понял.
— У нас бывают видения, — сказал Эмори.
— Видения?
— У меня, у Отеи, у некоторых еще. Мы видим горы и реки. Огромные деревья с плодами на ветвях. Мы видим ослепительной раскраски птиц и маленьких умных зверьков, похожих на кроликов. Первое такое видение было у меня несколько лет назад. Когда я рассказал о нем Отее, она призналась, что за несколько месяцев до того видела то же самое, но рассказывать не стала.
— Узнаю надианку, — сказал Саймон.
— Когда я рассказал о видении остальным, двое, ребенок и старик, выступили вперед и сказали, что видели в воображении такой же мир. С тех пор видения приходят ко многим из нас, и никогда не знаешь, когда это произойдет. Общая картина всегда одна и та же, но со временем появляются все новые и новые детали. На прошлой неделе мне привиделась тихая рыбацкая деревенька на берегу океана, но ее обитателей я рассмотреть не смог. Твайла, вторая по возрасту девочка, явственно видела теплый дождь, который начинался каждый день ближе к вечеру и шел около часа, а после него небо снова становилось ярким и безоблачным.
Саймон взглянул на Люка и Катарину. Катарина, как и следовало ожидать, была невозмутима. Люк же посмотрел на Саймона со значением. Сумасшедшие. Все эти люди тронулись умом.
— Мы понимаем, что идем на риск, — продолжал Эмори. — Но считаем, что лучше рискнуть, чем оставаться здесь. Все так считаем. Если не боитесь, можете присоединиться к нам.
— Нам надо подумать. Можно? — сказал Саймон.
— На размышления у вас приблизительно тридцать два часа… Ну вот, яичница готова.
После еды Эмори отвел их наверх и показал спальни — выкрашенные в белое и почти без мебели, в каждой была только откидная кровать и деревянный стул. Люк и Катарина сразу улеглись, а Саймон захотел поговорить с Эмори с глазу на глаз.
— Конечно, конечно, — сказал Эмори. — Полагаю, нам с тобой надо многое обсудить.
Они вышли из дома и пересекли двор, на котором дети затеяли какую-то шумную игру. За игрой, рассеянно помахивая хвостом, сонно наблюдала лошадь. На заднем плане исполинской серебряной раковиной возвышался космический корабль. Он едва удерживал равновесие на трех тонких опорах, которые подвели его при трех из пяти совершенных им посадок.
