Майкл Каннингем - Избранные дни
Катарина сказала:
— Люк хочет увидеть. Я разбужу.
— Может, пусть поспит?
— Я пойду. Я посмотрю.
Саймон остановил «виннебаго». Она вылезла из кабины и скоро вернулась вместе с Люком. У того по-прежнему был лихорадочный румянец на щеках и нездоровый блеск воспаленных глаз.
Тем не менее он радостно уселся между Саймоном и Катариной и сказал:
— А вот и он.
— Он, он, — отозвался Саймон.
— Что-то не так? — спросил Люк.
— Да нет. А что может быть не так?
— Я просто спросил.
— Тебе лучше полежать, — сказал Саймон. — Ты все еще болен.
— Мне уже лучше, — сказал Люк. — Подхватил какую-то ерундовую заразу в озере. Или, может, едой траванулся. Короче, со мной все в порядке.
— Не в порядке. Катарина напрасно тебя разбудила.
Саймон заметил, что мальчик и Катарина обменялись понимающими взглядами. Похоже, они считали, что им обоим нечто о нем известно. И с каких это пор? Но он промолчал. И повел «виннебаго» дальше.
Когда они въехали в Денвер, оказалось, что его широкие проспекты полны людей и надиан. Все они куда-то спешили, чего-то хотели. Переходили улицы и шагали по тротуарам, вдоль витрин крошечных заведений, выкроенных из бывших магазинов и кафе. Над головами возвышались брошенные небоскребы с треснутыми или выбитыми стеклами. Часть горожан передвигалась пешком, часть ездила на ховерподах, по большей части старых и битых. Кое-кто оседлал лошадей.
— Здесь лошади берут реванш. Они надежнее ховерподов. И проходят там, где ховерпод не пройдет, — сказал Люк.
Они медленно прокладывали себе путь в плотном уличном движении. Люк показал пальцем на здание, в котором, судя по выцветшей позолоченной вывеске, когда-то располагался магазин «Банана Рипаблик», — теперь его делили между собой салун, парикмахерская и галантерейная лавка. У входа в здание несколько надиан грузили на запряженную лошадью повозку мешки с какими-то семенами.
Время от времени Саймон высовывался из окна и справлялся у водителей оказавшихся рядом ховерподов, не слышали ли они про Эмори Лоуэлла. В ответ те лишь пожимали плечами и недоуменно смотрели на него.
Люк сказал:
— Поезжай прямо. Если Гайя на месте, спросим у нее.
— Гайя?
— Так, местная достопримечательность. Она дружила с моей матерью. Ее точка там, впереди, подальше.
Вскоре они приблизились к тощей пожилой женщине, которая, стоя на углу, беспрерывно что-то говорила и предлагала прохожим какую-то маленькую белую миску.
Люк сказал:
— Вот она. Останови.
Саймон резко, насколько позволяло движение, свернул к бордюру. Люк перегнулся через колени Катарины и высунулся наружу.
— Привет, Гайя, — сказал он.
Женщина прервала свои заклинания и с робким неудовольствием взглянула на Люка. По всей видимости, она мало приятного ожидала от того, что кто-то ее окликнул. На ней был синтетический спортивный костюм и ветхая шляпка из леопарда. Завитки жестких черных волос выбивались из-под шляпки знаками препинания неведомого языка.
— Я Блитцен, — сказал Люк.
Гайя недоверчиво приблизилась к «виннебаго» и прищурилась, как будто от Люка исходил нестерпимой яркости свет.
— Ты подрос, — сказала она.
— Так времени-то прошло… Ты знаешь Эмори Лоуэлла?
— Я слыхала это имя, да, слыхала.
— Знаешь, где он живет?
— Где-то здесь поблизости.
— А что ты продаешь?
Гайя со значением посмотрела на миску.
— Это, Блитцен, — сказала она, — музейная вещь. У меня она оказалась лишь чудом, и, если бы не счета от докторов, мне бы никогда и в голову не пришло…
— Сколько стоит? — спросил Люк.
— Я прошу за нее двадцать иен, что само по себе смешная цена, но поскольку мы с тобой…
— Дай ей двадцать иен, — велел Люк Саймону.
Тот полез в карман.
— Постойте, — сказала Гайя. — Для вас я могу несколько иен сбавить. То есть если…
— Все в порядке. Двадцать — более чем разумная цена, — прервал ее Люк — Саймон, есть у тебя двадцатка?
Саймон достал из кармана двадцать иен. Мальчик выхватил их у него и сказал:
— Итак, как же нам найти Эмори Лоуэлла?
Гайя принялась объяснять:
— Проедете десять или одиннадцать кварталов вперед, там надо повернуть направо и проехать еще миль пять. У торгового центра «Джентл джайент» сворачиваете налево и едете прямо, пока не увидите по обе стороны дороги две голубые ели. Там оставляете машину и пешком идете на запад.
— Спасибо. Держи двадцатку.
Гайя приняла деньги и вручила Люку миску. Потом вяло спросила:
— Как поживает мать?
— Понятия не имею. Если она случайно объявится, скажи, что видела меня. Скажи, что со мной все в порядке.
— Обязательно скажу.
Саймон отъехал от тротуара и прибавил газу. Люк держал на коленях миску.
— Мусор, — сказал он.
— На вид старинная, — возразил Саймон.
— Если она до Гайи докатилась, то это точно мусор. Можешь не сомневаться.
— Что зауряднее, дешевле, ближе и доступнее всего — это Я, — сказал Саймон.
Саймон вел «виннебаго» по пути, который указала Гайя. Они выехали из густонаселенных районов, миновали пригороды с заброшенными домами, которые попадались все реже и реже, и оказались в серовато-коричневой пустыне, там, где прежде простирались поля. Наконец они увидели описанные Гайей две ели. У деревьев, на дороге, в волнах поднимающегося над раскаленным бетоном марева, можно было различить кучку детей и лошадь.
Люку к этому времени опять стало плохо. Он боролся со сном, его похожая на супницу голова свесилась на впалую грудь. Приоткрыв глаза, он заметил детей и лошадь.
— Хорошо бы их всех задавить, — пробормотал он.
— Ты же вроде христианин? — удивился Саймон.
— Христианин. Но не дурак — Он снова погрузился в болезненную дрему.
Подъехав ближе, Саймон смог различить, что детей пятеро: две девочки сидели на косматой гнедой лошади верхом, а еще одна девочка и двое мальчиков стояли рядом.
Одна из девочек, сидевших на лошади, была человеческим ребенком, а вторая — надианкой. Из тех, что стояли на земле, землянами были двое, а надианином один. Старшей девочке, человеку, было лет двенадцать или тринадцать. Младшей, надианке, самое большее четыре.
Саймон остановил трейлер. Дети замерли в покорном ожидании, словно вот-вот должен был подойти поезд. Саймон высунулся в окно и поприветствовал их.
У надианской девочки, что сидела верхом, за спиной были два потрепанных картонных крыла, закрепленных на ее худенькой спине грязным эластичным бинтом. За талию надианки крепко держалась девочка-землянка с бледными острыми коленками.
