Владимир Топорков - Наследство
– А вы бы попробовали и в охране. Любопытно было бы поглядеть, как зелёный понос прохватил бы!
– Так уж и прохватил бы?
– А вы что думали? Впроголодь да без сна – так лучше уж на передке, там хоть кормёжка была…
– Ладно, – сказал Дубиков. – Не моя вина, что по возрасту не успел. Ну что, Михаил Степанович, оформим протокол да по домам?
– Воля ваша, – будто бы безразлично сказал Кузьмин, хотя цепкий взгляд его буравил следователя. «По домам», – значит, не собираются держать его под арестом, а это очень важно. Лишь бы успеть взять Дунаева за горло – пусть выручает. Вместе химичили – вместе и отвечать должны.
Дубиков быстро писал, изредка поглядывая на Кузьмина. Тот сидел прямой и важный, как степной орёл. Закончив писать, Дубиков стал читать протокол завхозу, и в одном месте Кузьмин перебил его, стукнув костяшками пальцев по столу:
– Торопитесь, Николай Сергеевич, торопитесь. Желаемое спешите за действительность выдать. Не говорил я вам о сообщниках, не говорил…
– А как же тогда ваши слова понимать, что не один сядете?
– Да ослышались вы. – Кузьмин нахально глядел в глаза следователю. – Ей-Богу, ослышались. Уберите это, иначе не подпишу…
Ладно, подумал Дубиков, хрен с тобой. Сейчас главное не это. Пусть только протокол подпишет, а там можно и к прокурору за ордером на арест идти. Кузьмина следует привлечь хотя бы за то, что передал тысячу рублей должностному лицу, а это не пустяк, взятка, не меньше. Подпишет Кузьмин – значит, сегодняшний день принёс хоть и маленькую, но победу.
Дубиков вычеркнул из показаний фразу о сообщниках, протянул листы Кузьмину. Тот долго читал, шевелил губами, причмокивал, а потом резко, точно бросился в холодную обжигающую воду, схватил ручку и нацарапал подпись.
– Всё? – спросил он и, увидев утвердительный кивок, облегчённо вздохнул. Потом молча встал, подошёл к двери и, не прощаясь, вышел.
Николай Сергеевич позвонил прокурору района и попросил принять его по делу Кузьмина. Тот сказал, что ждёт, и Дубиков заковылял в прокуратуру. Нога сегодня болела уже меньше, только ныла, как к плохой погоде.
Прокурора Дубиков знал давно. Это был трусоватый, всегда будто чем-то напуганный человек. Вот и в этот раз, здороваясь, он вздохнул:
– Слушай, Дубиков, и дался тебе этот Кузьмин! Лишних неприятностей захотел, да?
– О чём вы? – сделал вид, что не понял, следователь.
– О том самом. – Голос прокурора звучал раздражённо и неуверенно. – Стоит ли тратить время на эту шелуху?
– Не пойму я вас что-то. Схватить вора за руку – по-вашему, это шелуха?
– Такого, как Кузьмин, – да! Пескаря несчастного…
– Но ведь за пескарями крупная рыба прячется?
– А вот на ней и сломаешь себе шею! Леска не выдержит, оборвётся, и сам вверх тормашками полетишь. От меня-то тебе что надо?
– Ордер на арест Кузьмина.
– А нужно его арестовывать?
– Нужно.
– Ну смотри, Дубиков, – усмехнулся прокурор и добавил: – Ладно, оставляй бумаги, потом созвонимся…
* * *Кузьмин шёл к Дунаеву. С неба сыпался снег, и неповторимый запах его, сырая прохлада, казалось, вселяли силы, уверенность. Кузьмин шёл и размышлял: решено, сейчас он поставит Дунаеву условие – или тот подключается на полную катушку, или же он выложит следователю всё как было. И про шубу, и про пьянки с областными гостями, и даже про сувениры для товарища Безукладова. Теперь ему терять нечего.
Кузьмин пробухал сапогами по гулкой веранде, стукнул три раза и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь. Навстречу вышла Елена, и Кузьмин моментально отметил: раздалась племянница, округлилась, лицо стало похожим на луну. А может, она… того, на сносях? Это ведь дело недолгое.
– Сам дома?
– Нету, – торопливо ответила Елена, – не приходил ещё с работы.
Завхоз усмехнулся: заработался, деляга! Небось опять гости из города пожаловали и сидят теперь в пансионатской бане, разморённые жарой и духовитым пивом, хлебный запах которого плавает в прокалённой парной. Кузьмину десятки раз приходилось бывать при таких застольях, и сейчас он даже облизнулся, как голодный пёс.
– Не возражаешь, если я подожду? – спросил у племянницы.
– Нет, конечно, дядя Миша, – пробормотала Елена, хотя чувствовалось: не очень-то рада гостю. Ну ничего, сейчас с неё спесь слетит, прижмём малость, чтоб дыханье спёрло.
– Слышь, Лен, – сказал Кузьмин, сбрасывая полушубок, – давно хотел спросить – шуба-то у тебя цела?
– Какая шуба?
– А то не знаешь, – Кузьмин почувствовал, как в височных выемках стало влажно от пота. – Норковая, за три с лишним тысячи.
– Цела, – растерянно проговорила Елена. – А ты, дядя Миша, откуда об этой шубе знаешь?
– Дядя Миша всё знает, – самодовольно пояснил Кузьмин, пригладил волосёнки на затылке, вытер вспотевшую лысину и без приглашения затопал в зал.
Покрутится, покрутится дорогой сродственничек, а он ему сразу голову придавит. Говорят, даже самых ядовитых змей лучше всего хватать за голову. А шуба эта – та же петля на толстую шею Дунаева.
Кузьмин уселся на диван и спросил, опять не без злой подначки:
– Ну как ты, племянница, обжилась здесь?
Но Елена ответила спокойно:
– Обжилась… Спасибо тебе, дядя…
– Знаешь, как у нас один мужик говорил? «Спасибо – это дорого, мне бы четвертиночку», вот так-то.
– И за четвертиночкой дело не станет, – засмеялась Елена.
В груди у Кузьмина всё кипело: дура она, что ли, не понимает, что вокруг творится? Врезать бы ей про их с Дунаевым дела, пусть знает, и как шуба досталась, и на какие деньги приобретена! Он стрельнул холодным взглядом в Елену – ладно, сейчас не до женских слёз, не тем голова должна быть занята. Вздохнул, тихо сказал:
– Да не за выпивкой я сегодня пришёл, Лена. Дело у меня к Егор Васильевичу, неотложное дело…
– До завтра не терпит?
– Нет, такое срочное…
– Ну, тогда жди, а я ужином займусь. – И Елена пошла на кухню.
Кузьмин сидел и думал: надо давить на Дунаева, давить со всей силой, иначе хана, ждёт тебя, гражданин завхоз, небо в узкую клетку. И когда на пороге появился председатель, он весь напрягся, глянул исподлобья – не пьян ли? С пьяным какой разговор – всё равно что воду в ступе толочь.
Но Дунаев, кажется, был трезв, прошёл в зал, протянул Кузьмину руку.
– Ну, будь здоров, Михаил Степанович! В гости?
– Гость из меня плохой, Егор Васильевич, вроде татарина…
– Почему это?
– А вот сейчас узнаешь…
Он полушёпотом рассказал о вызове к Дубикову, спросил угрюмо:
– Что делать будем?
– Думать, – спокойно ответил Дунаев. Был он сейчас розовощёкий, весь пышущий жаром, и Кузьмин понял, что баня всё-таки была, только, может, без больших возлияний, и, похоже, председатель не до конца вник в ситуацию. Нет, так не пойдёт. В глазах Кузьмина полыхнул злой огонь.
– Думать, думать – давно надо было думать! – прошипел он. – А теперь оба загремим!
– Почему же это оба? – ухмыльнулся Дунаев.
– А ты как хотел, чтоб я один парился?
Председатель поморщился:
– Давай договоримся, Михаил Степанович! Каждый свой ответ должен нести. Как там: Богу – богово, кесарю – кесарево, а сейчас ещё добавляют: слесарю – слесарево…
Кузьмин вздрогнул: ишь ты, умник! Ну нет, сейчас он охолонит его немного. И завхоз заговорил про шубу Елены, про то, что придётся, должно быть, сказать на суде всю правду, от начала и до конца…
– Ну и дураком будешь, – с презрением проговорил Дунаев. – Ты только представь на секунду: сажают тебя и меня на одну скамейку – и кто нас выручит, чудак? Загремишь вместе со своими фронтовыми наградами да и меня, свою надёжную защиту, завалишь. Ты мозгами пораскинь, подумай…
Если разобраться, в словах Егора есть доля истины. Но, с другой стороны, кто гарантию даст, что не забудет о нём Дунаев? Может, уже на следующий день из памяти выкинет, и тяни Кузьмин лямку, хлебай тюремную баланду.
Об этом он и сказал председателю, а тот посмотрел насмешливо, недобро хохотнул:
– Никогда не думал, что в голове у тебя мякины столько! Да какой же мне резон тебя в беде бросать? Это и не по-человечески даже, тем более – не по-родственному. Не трясись, завтра же кое-куда поеду, начну хлопотать.
И Кузьмин вздохнул, потом проговорил, запинаясь, как школьник:
– Да я ведь на твою помощь и рассчитываю только, Егор Васильевич! Понимаешь, взяли за жабры мильтоны эти…
– А из тебя и душа сразу вон?
– Ну, живот смерти боится…
– Эх ты, фронтовик!
Дунаев с нескрываемой брезгливостью посмотрел на Кузьмина и крикнул:
– Лена, что там с ужином?
– Давно готов, – отозвалась с кухни Елена. – Вас дожидаюсь.
Дунаев толкнул Кузьмина в плечо: «Пошли!»
Они выпили по рюмке обжигающе-холодной водки, и Кузьмин ожил окончательно, к вискам прилила теплота, лицо помягчело, отхлынули гнев и обида. Видать, и правда, наложил он в штаны от страха, а Дунаев – тот быстро оценил обстановку и теперь обязательно что-нибудь придумает.
